В котле сатаны
Алексей обрадованно ткнул пальцем в крошечный крестик на карте:
– Это ведь район немецких поселенцев, это кирха, католическая церковь. Сюда должна быть дорога ото всех деревень, и от Ивановского в том числе.
Он кинулся обратно к капитану пехотинцев. Тот стоял над неподвижным телом затихшего кудрявого бойца, в здоровой руке дрожала фуражка. Алексей тоже стянул пилотку, отдавая последнюю дань погибшему. Лейтенант робко тронул капитана за рукав:
– Вы когда в селе были, церковь видели? Она недалеко от села находится.
– Да, – кивнул мужчина и ткнул пальцем в карту между квадратами хозяйственных блоков завода. – Вот с этой точки, если смотришь на запад, градусов тридцать по правому флангу, расстояние там километра два до церкви. Со стороны молокозавода за границей села…
– Спасибо! – лейтенант бросился назад, уже понимая, что дорога найдена.
Если пройти вдоль каменной гряды по краю поля, то они попадут к впадине от речного рукава, где вдоль берега и должна проходить старая дорога. Конечно, немцы откроют огонь во время их прокатки вдоль объезда каменной гряды, но с такого расстояния повредить броню Т-34 невозможно, тем более попасть в движущуюся цель. Соколов уже взбирался по броне, следом спешил Руслан. «Семерка» заревела бодро и рванула вперед по краю дороги, беря левее и левее, пока в гусеничный трак с левого борта не уткнулись тонкие стволы сосен-подростков высотою в метр-полтора. Машина с номером 012 точно повторяла ее маневры.
Ожидаемо тут же завизжали в воздухе мины. Поросшее короткими деревцами поле по левому флангу вздыбилось, зачернело фонтанами от взрывов. Длинные пулеметные очереди разорвали воздух. Немцы яростно принялись обстреливать советские танки. По броне застучал дождь из пуль, отдаваясь жутким грохотом в ушах. Неопытный мехвод, Матвей Хвалов, от страшного шума, лязга прямо над головой растерялся, в ужасе инстинктивно бросил рычаги и стал прикрывать голову от раскаленных осколков, что стучали, громыхали, царапали борта танка. Он тут же получил удар сапогом по плечу. Башнер Николай погрозил ему кулаком сверху и выкрикнул в ТПУ:
– А ну, держись! Не заденет, держись!
Хотя сам понимал молодого водителя – внутри тоже все сжималось от ужаса перед смертельным градом, что бился в бронированные перегородки. Командиру отделения хотелось так же сжаться, бросить все и бежать, спасая свою жизнь, как можно дальше из зоны огня. В эфире царила тишина, никто не разговаривал, сжимаясь в животном страхе, который ничем нельзя было побороть. Лишь когда затих грохот и шквал выстрелов, Коля не удержался от вздоха облегчения – прорвались.
Теперь тридцатьчетверки плавно взбирались на холм с редким сосняком, откуда начинался крутой спуск к бывшему рукаву реки, который со временем превратился во множество ручейков и мелких, шириною в метр, речушек. Сейчас из-за воды, покрытой льдом, спрятавшейся между кочек и камней, в воздухе висела дымка, которая тотчас выпала моросью на теплых бортах машин. После огненного дождя они будто попали в другой мир, состоявший из пара и тумана. Во влажной белизне видимость сразу стала хуже, и Соколов бросил ручки нарамника перископа, ибо зеленый экран окончательно затянуло влажной пленкой. Лейтенант откинул крышку люка и высунулся почти по пояс. Ему сразу стала видна дорога, вытоптанная сотнями ног, вымощенная камнями, она тянулась несколько километров аккуратной полоской вдоль поймы. Стоило только отойти на пару метров в сторону, и гладкую полосу не было видно из-за мороси, что висела в холодном воздухе.
«Семерка» ползла не торопясь, пробираясь по метру, чтобы не попасть гусеницами на край, где каменистая кладка обрывалась и переходила в скользкий глинистый берег. Туман начал редеть, расслаиваясь на клочки. Они почти вышли из молочного укрытия, Алексей наклонился в люк и прошептал:
– Глуши мотор! Остановка.
Обе машины замерли. Соколов так же шепотом приказал в темноту люка:
– Руслан, бери автомат. Впереди на немецком говорят, надо проверить, чтобы не нарваться на пост противника.
Две фигуры в черных комбинезонах, осторожно ступая, двинулись в сторону от тающего облака измороси. Вдруг Омаев нырнул вниз за огромный камень и потянул за собой командира:
– Вон там они, камень в воду кинули.
Со свистом из-за пригорка вылетел камень и поскакал по тонкому льду замерзшего ручья, выбивая темные трещины в матово-снежном слое.
– Шайзе!
Полетел следующий камень, выбив еще больше темных отметин. Невидимые за кучей огромных валунов немецкие солдаты соревновались в меткости, бросая камни в замерзший ручей. Они так увлеклись, что даже не заметили, как из белесой мороси выскользнули две фигуры и метнулись к ним. Короткий крик, и охранник упал на лед, заливая черные отметины струйками крови из пореза поперек горла. Второй свалился чуть поодаль с проломленной прикладом автомата головой. Руслан замер с кинжалом в руках, вслушиваясь в звуки вокруг. Не слышал ли кто-нибудь, как успел вскрикнуть чертов фриц перед смертью. Но было лишь слышно, как шумела вода под тонкой коркой льда, качались ветки кустов, да скрипели под напором ветра наличники выломанных окон старой церкви. Омаев брезгливо вытер лезвие о сукно немецкой шинели и убрал нож в ножны на поясе. Серебряный клинок подарил ему дед, когда отправлял любимого внука на призывной пункт. Он сам сражался с ним против волков на дальних пастбищах в горах. Теперь же и его внуку пригодилось родовое оружие, бороться против другого зверя – фашистов, что напали на родную землю.
– Быстрее назад! – младший сержант уже метнулся назад к тридцатьчетверкам, торопясь как можно быстрее проскочить отрезок пути.
Но командир остановил его взмахом руки. Им повезло, что из-за тумана над поймой немцы не заметили старый проход к селу, поэтому и выставили здесь всего лишь парочку часовых. Но как только придет смена караула, сюда стянут все силы, технику, автоматчиков, поскольку по широким отметинам, оставшимся после гусеничных траков, поймут, что советские танки прошли в село.
– Руби ветки, будешь идти за машинами, заметать след от гусениц.
Командир сам подхватил обмякшее тело фашиста под мышки и оттащил в густой туман, потом отволок второе. Толчок тела сапогом, еще один, и германские золдатен полетели, словно куклы, вниз по берегу и мгновенно скрылись в густой вате тумана между камней и зарослей. Так лучше, теперь немцы могут и не заподозрить, что в село прорвались танки. Машины поспешно одна за другой проехали мимо разбитой кирхи и рванули дальше вдоль берега по дороге, что огибала каменный выступ, а дальше исчезала между валунов. За ними двигался Руслан. Он огромной метлой из еловых лап заметал глубокие следы на снегу. Пять минут, и даже звука двигателей не было слышно, снова лишь шорох ветра и перекаты воды под тонкой ледяной коркой.
Глава 3
Заброшенная дорога привела их к серой бетонной стене, за которой виднелись плоские крыши однотипных зданий. Перегородка из бетона бесконечно тянулась в обе стороны, огораживая огромную территорию завода. Алексей успел откинуть люк, вытянуться во весь рост на башне, чтобы найти в непрерывной ленте ограды проход или ворота, как вдруг раздался щелчок и высокий голос выкрикнул:
– Руки вверх!
Он поднял руки, но возле лица сложил их рупором и прошептал громко:
– Лейтенант Соколов, 3-я танковая рота, 1-я танковая дивизия. Мы пришли на помощь! Как перебраться через стену?
Над серым бетоном вдруг взметнулись две пшеничные косы и курносый нос. Девушка замахала руками:
– Быстрее, быстрее влево, там замаскированный вход. Быстрее, рядом немцы.
– Курс по левому флангу, – команда в ТПУ для мехводов развернула тридцатьчетверки влево.
Тяжелые машины, приминая гусеницами битые куски бетона, покатились вдоль стены до места, где стоял обгоревший остов трактора с наваленными мешками. Из-за преграды вдруг наружу протиснулась запыхавшаяся девушка с косами:
– Ря… ря… рядовая Комова. Тут дырка, нет стены! Сейчас девочки сдвинут трактор, и вы сможете проехать. Мы его притащили сюда, чтобы прикрыть проход.
В тонкий проем между стеной и оплавленным железом техники вдруг начали пробираться девушки с винтовками на плечах. Одна, вторая, третья… Десятая. Еще и еще, целый ручеек из снайперов – стройных и округлых, в юбках, в кокетливо перепоясанных ватных куртках. С косами, длинными челками, светлыми кудрями, веснушками, острыми носами, курносые. От их лиц, тонких рук, талий, перетянутых ремнями, изящных шей в грубых воротниках ватников танкисты на своих местах окаменели. Лишь только когда черноволосая девушка со строгим взглядом повернула голову, так что черные косы до пояса взметнулись, будто две змеи, и сурово приказала:
– Ну что же вы встали, помогайте!
Только в этот момент мужчины пришли в себя и бросились на помощь – стали сдвигать кучу из железа, бывшего когда-то трактором, а также бидоны и мешки. С хрустом и грохотом наваленная маскировка откатилась в сторону. От шума девчонки так и присели, испуганно крутя по сторонам головами. Танки вошли в пролом, за ними девушки бросились обратно сооружать маскировку. Одна за другой тонкие фигурки исчезли за забором, будто не было танков и ручейка из снайперов. Лишь бесконечная ограда и куча мусора.
Соколов спустился на землю с брони «семерки» и приказал:
– Омаев, Бочкин, отвести танки внутрь здания, осмотреть территорию.
– Здесь нет немцев, основная масса на границе с другой стороны села, где магистраль. Здесь глушь и болото, они выстроили цепочку постов, – девушка с суровым взглядом замерла поодаль, оглядывая Соколова с головы до ног.
– Лейтенант Соколов, первый танковый батальон. Нас прислали вам на помощь, чтобы вывести из окружения.
В ответ девушка горделиво вздернула голову:
– Командир стрелковой роты третьей дивизии младший лейтенант Доброва. Мы бы и сами выбрались из окружения, просто ждали ночи, чтобы снять часовых и уйти через лес.
– Там болотистая местность, можно легко заблудиться. Правда, есть старая дорога, которая не обозначена на картах. Надо срочно уходить по ней, пока немцы ее не обнаружили.
Замечание Соколова еще сильнее задело девушку:
– Вы что, думаете, мы из леса не смогли бы выйти? Мы снайперы, между прочим, умеем отлично ориентироваться в лесу.
От ее сурового тона Алексей растерялся:
– Да, девушка, не имел я этого в виду. Территория обстреливается немцами, мы на танках кое-как проскочили, там автоматчики, зенитки выстроены на несколько километров. Так просто не пройти, очень невыгодный участок с огневой позицией фашистов в скалах.
– Я не девушка вам! – вспыхнула чернокосая. – А младший лейтенант Доброва! Мы не танки, нас не видно, как вы не понимаете? Конечно, вас обстреляли! По-пластунски Т-34 еще не научились двигаться, а вот люди умеют! Особенно снайперы!
Соколов вдруг вскипел, он бросил один из танковых экипажей защищать мост, прорывался сюда под огненным градом из пуль не для того, чтобы выслушивать капризные замечания от девчонки с двумя косами.
– Знаете что, младший лейтенант! Я старше по званию, и я решаю, как выходить из окружения. Вы подчиняетесь моим приказам согласно воинскому Уставу. Там сейчас десятки ребят погибли под обстрелом немецких пулеметов. Они вас пытались спасти, вытащить из немецких клещей! Это не игры какие-то, а война! И там за стеной около тысячи немецких автоматчиков, которые ждут вас, а когда дождутся, откроют огонь из всех орудий!
– Устав, значит! Игры! Понятно! – девушка сверкнула взглядом, полным молчаливой ярости, и вытянулась в струнку, подчеркнуто ожидая приказа.
От ее задранного вверх носа, челки, что стояла дыбом над мокрым от пота лбом, от румянца во всю щеку у Алексея вдруг схлынула злоба, будто ее водой смыло. Он оглянулся вокруг. Пока они, забыв о маскировке, спорили и кричали друг на друга, остальные столпились вокруг и смотрели во все глаза с удивлением за ссорой ротных командиров. Он снова понизил голос:
– Девчата, то есть товарищи бойцы. Село Ивановское окружено врагом, пути для отступления отрезаны. Со стороны автомагистрали через мост наступают немцы, они стараются прорвать оборону и закрепиться на этом участке. Наша задача – пройти через линию вражеского огня, соединиться с пехотным батальоном и дать отпор наступающим соединениям вермахта. Днем прорываться опасно, операция будет проходить ночью после рекогносцировки местности. Мы сейчас уходим на разведку, а вы выставите охрану через каждые сто метров.
По рядам стрелков прошелся шепоток, Доброва кивнула:
– Есть выставить охрану, – и не удержалась от язвительного замечания: – Вообще-то, и без вашей команды стояли наблюдающие, мы вас сразу обнаружили.
Соколов промолчал, не желая снова начинать спор со вспыльчивой девушкой. Он отошел к Руслану и Коле:
– Ребята, берите себе в пару по человеку и в разные стороны на разведку местности. Необходимо хотя бы понять, как близко от нас немцы. Сильно не высовывайтесь с территории завода, нельзя привлекать внимание к этому участку.
– Хорошо, – кивнул Колька и тоже не удержался: – Вот бешеная, могла бы, взглядом бы вас убила, товарищ командир.
Все разошлись в разные стороны, Алексей засел над картой, думать, как же теперь выбираться с целой оравой девушек. В машины их не посадишь, пешком опасно, даже если и проскочат они незаметно через туман вдоль топей, то пройти мимо каменной гряды через поле незаметно не получится. Мехвод Громов откуда-то сбоку спросил:
– Товарищ командир, я отлучусь? Карбюратор закипает, воды надо добыть. На заводе же должен быть какой-то подвод воды.
Лейтенант машинально кивнул, и Юрий тихонько вынырнул за дверь бывшего телятника, куда они загнали танки. Следом вдруг затопал сапогами Гошка Федорчук, его напарник по танку, что был заряжающим в экипаже Николая Бочкина. Он оттащил за рукав сослуживца подальше от двери, за угол телятника, почти к серой стене ограды и горячо зашептал:
– Ну ты видел, нас прислали баб спасать! Отряд в юбках!
Только ответить Юра ничего не успел, над головой тонкий голосок резко прошипел:
– Сам дурак! Дурак в штанах! Мы не отряд в юбках! Мы отдельная стрелковая рота особого назначения, между прочим у меня значок снайпера есть.
Парни дружно подпрыгнули и повернули головы в ту сторону, откуда раздавался голос, только никого не увидели. Голос торжествующе захихикал:
– Чего вылупились?! Были бы вы фрицами, сейчас бы уже лежали с дырками во лбу.
Юрка выдернул рукав из сцепленных от шока пальцев Федорчука и пробурчал:
– Сам ты в юбке! Обидел девушку. Дурак! – и с независимым видом направился к соседнему зданию в поисках воды.
Заряжающий снова поискал взглядом невидимую собеседницу и уточнил:
– А за что тебе значок дали?
– За меткий огонь в бою и нанесение потерь врагу. Больше двадцати немцев за один бой ликвидировала.
– Ого, – восхитился Гошка. Он замялся от неловкости, чувствуя, как от стыда краснеют щеки. – Ты прости меня, пожалуйста… Я ведь, ну… давно девушек не видел. Вот и ляпнул.
Наверху кто-то тихонько фыркнул и приказал:
– Ладно, прощаю. Иди уже, – из-за труб вдруг показалась тонкая фигурка с винтовкой в руках. Неожиданно девушка озорно высунула язык и показала его ошалевшему парню, затем снова скрылась за своим укрытием.
Заряжающий с разинутым от удивления и восторга ртом так и пошел обратно к зданию с танками, не видя дороги, потому что голова его была повернута в сторону крыши, где засела задиристая девушка-снайпер.
Алексей в нетерпении прошелся по цеху, разговаривая сам с собой. Потом вдруг будто очнулся и спросил у танкистов:
– Где комроты стрелков? Видели?
Парни отрицательно закрутили головами, и Соколов бросился к выходу. Он пробежался между зданиями, но ни одного стрелка не нашел. Все девушки несли дежурство, маскируясь на крышах зданий, сливаясь с выступами и трубами вентиляции. Он на секунду остановился рядом с переходом, где раньше по транспортерной ленте поступали в цех тяжелые бидоны с молоком для переработки в сметану и творог. Где-то за углом всхлипывала девушка.
– Он при всех, при всех на меня повысил голос, – горько говорила она, – будто я глупая школьница. Что, если он танкист и старше меня по званию, так кричать на меня можно. Я знаю, что война, я знаю, что немцы кругом, опасность. У меня сотня уничтоженных врагов, медаль. А он кричит…
– Ну Тася, – утешала ее подруга. – Не переживай ты так, он не хотел тебя обидеть. Глаза у этого лейтенанта добрые, грустные только.
– Нет, нет, они все считают нас дурочками, бабами в юбках, один из них так и сказал, мне Аленка Маслова пожаловалась.
– Да как же они могут так говорить, мы тоже бойцы! Тоже! – возмутилась ее собеседница. – У всех девочек столько убитых фрицев. Что же, если мы не как мужчины силой, то второй сорт?!
– Нет, Зоя, я покажу им, что мы тоже сражаться умеем, и не хуже мужчин! Не буду я реветь из-за какого-то крикуна, не достоин он этого.
– И правильно, Тася, ты же командир роты, ты должна подавать пример, – поддержала ее боевая подруга.
Доброва попросила девушку:
– Иди вперед, посмотри, чтобы никого не было из танкистов. Не хочу, чтобы они меня заплаканную видели. Снова обсмеют, что еще и рева, а не командир.
Алексей как ошпаренный отскочил назад и спрятался под транспортной лентой. Мимо протопали две крепких ноги в широких валенках, а за ними офицерские сапоги. Девушки удалились, и Алексей бросился бежать назад в телятник. На пороге лейтенант остановился и вперил колючий взгляд в парней:
– Кто из вас называл снайперов бабами в юбках?
Федорчук с Громовым переглянулись и заряжающий опустил голову:
– Это я, и не бабы, а солдаты в юбках. Не удержался, я ж не видел такого никогда. Ну санитарки там или прачки, а вот снайперши…
– Еще летчицы, и связистки, и в партизанских отрядах столько девушек служат. А ты… Эх… – от досады у командира даже слов не нашлось, он лишь махнул рукой и приказал: – Немедленно извинись перед рядовыми.
– Да я уже, уже, – заторопился парень. – Я у нее попросил прощения, у этой… невидимки. Вырвалось. Одичал от войны-то совсем, я ж баб не видел, считай, уже два года как.
– Федорчук! – уже не выдержал и прикрикнул Соколов, его снова передернуло от грубого слова.
Не привык он так говорить про женский пол, сам на войне повстречал свою любовь – девушку Олю, связную из партизанского отряда. Воспитанный интеллигентной бабушкой, он не понимал, как можно называть прекрасных, нежных и таких беззащитных созданий ужасным словом «бабы». И опять сам себя одернул – повторно сорвался на крик. Второй раз уже за сегодня. А все потому, что тревога так и захлестывает, тоже отвык от общения, от женщин и их поведения за годы войны. Отдавать команды, подчинять, сражаться – вот что он привык делать. Поэтому злится, что Доброва перечит ему, нарушая воинскую дисциплину. Соколов только подумал о том, что надо извиниться перед девушкой, проявить мягкость, как за дверью затопали сапоги и внутрь ввалились разведчики. Каждый принялся сообщать сведения со своего участка.
Бочкин хмурил белесые брови, вспоминая, что успел высмотреть за бетонной стеной:
– Немцев в селе не видно, вообще будто вымерли. Ни людей, ни собак. Две дороги, одна прямо, вторая к правому флангу ведет, дальше кладбище. Я так понял, что дорога огибает завод с другой стороны. Там ворота центрального выхода с территории. Пушки грохочут вяленько, километров пять до них. Бьют в скалах.
– Да, – закивал Омаев, подтверждая выводы товарища. – И еще, товарищ командир, там за стеной, метрах в двухстах, грузовик подбитый. Вернее… машина цела, водителя осколком убило. Там тент сдвинулся и ящики видны. Я думаю, что снаряды это могут быть. Разрешите проверить? Боеприпасы нам сейчас крайне нужны, сколько израсходовали на мосту.
– Давай, – обрадовался Соколов. – Если внутри снаряды, то, может быть, получится перетаскать их с открытого места. Через час уже темнеть начнет. Федорчука возьми с собой в помощники, а то от безделья совсем парень сдурел. Хамит девушкам, они уже и комроты пожаловались.
Белесые куцые брови Бочкина сдвинулись еще сильнее:
– Я с ним поговорю, товарищ командир! Устав у меня выучит наизусть.
Алексей внутренне улыбнулся рвению молодого командира, и сам когда-то был такой же, неопытный, за все хватающийся с максимальным рвением. Но вслух сказал:
– Давай нотации потом, я уже его пропесочил. Сейчас у нас дело прежде всего. Давай-ка ты за старшего останься, Федорчука к нам отправь. Хочу сам еще раз взглянуть на местность.
Соколов не мог себе объяснить, почему он так стремится подальше уйти из лагеря. Ведь не только же из-за возможности пополнить запас снарядов для тридцатьчетверок и рекогносцировки местности, чтобы продумать план прорыва. Видимо, он до сих пор испытывал досаду на самого себя из-за плачущей Таси Добровой. Хоть он и понимал, что тысячу раз прав, обязана она ему как старшему по званию подчиняться и без разговоров выполнять приказы. Но ведь он и сам иногда позволял оспаривать мнение командования, настаивать на своем. Да и самое страшное для него было – это увидеть девичьи слезы по его вине. «Дурак, – обругал он себя мысленно. – Сам девушку довел до слез, а потом еще и на Федорчуке сорвался. Извинись, и легче станет». Только позже, сейчас времени для сантиментов нет, надо до наступления темноты найти путь, который идет в обход германских позиций. Потом ночь скроет всю местность, на ощупь не пройти. А по картам идти тоже опасно, не все детали указаны на бумаге, только разведка дает реальную картинку для построения маршрута. Пробираться через скалы на танках с ротой стрелков опасно, численностью немцы превосходят их в разы. Девчонки, конечно, меткие стрелки, но в рукопашной точно штыком насмерть врага не забьют. В обход вдоль топей? Пройти там можно лишь в светлое время суток и только до поля, дальше, что дальше… как переправить роту к своим? Может быть, проскочить туманный участок вечером, переждать среди топей до 4–5 ночи, когда затихнут пулеметы и автоматы в скалах. В это время будет шанс проскочить, проползти смертельное поле.
За размышлениями он и не заметил, как они добрались до окраины заводской территории. Прав был Бочкин, село будто вымерло. Жители в страхе перед немецкими оккупантами попрятались в подполах, ушли в леса или затаились в своих избах. Как же измучены эти люди, в начале войны село разорила армия вермахта, наступая без жалости. Сейчас, когда фашисты бегут прочь, сельчане только обрадовались тому, что Красная армия отбила у врага землю, и тут снова немцы хозяйничают вокруг села.
Вдалеке отчаянно затрещал пулемет, за ним начала ухать зенитка. Небо над верхушками сосен, что росли среди скалистых перекатов, заполнилось черной гарью от выстрелов, бой за полоску важной территории – пересечение моста и магистрали – все продолжался, то разгораясь с новой силой, то угасая.
«Молодцы ребята, – мысленно похвалил обороняющихся бойцов Соколов. – Держат позицию, не сдаются!»
Омаев, прильнув к зазору между плитами, уже указывал пальцем на застывшую у обочины проезда вдоль села технику:
– Видите грузовик, внутри ящики? Прямо по курсу. Никого нет, товарищ командир, давайте я через стену туда и обратно. Проверю, что там.
– Давай, осторожно. Я на наблюдении, если кто покажется, то гавкну.
Тонкая фигура, будто акробат в цирке, вытянулась на плечах согнувшегося Федорчука, а потом прыгнула и оказалась за высокой стеной. В два движения чеченец добрался до грузовика, что застыл у края дороги, прямо посередине колеи в грязи и снегу. Целый и невредимый, он остановился, потому что в кабине привалился к стеклу мертвый шофер. Мужчина смотрел остекленевшим взглядом вперед, руки так и остались на баранке.
Руслан вытянулся, ухватился за край брезента и отдернул тент. Неожиданно сержант рухнул на землю и юркой ящерицей скользнул между колес. С правой стороны донеслись женские крики и плач, шум становился все громче. От пригорка снизу показался эсэсовец с зажатыми под мышками петухом и курицей, за ним семенила женщина в огромной не по размеру черной куртке, растоптанных валенках. Она плакала навзрыд, пытаясь остановить мародера:
– Отдай, Христом Богом молю тебя. У меня пять детей, мы же кормимся яйцами этими. До весны помрем без несушки нашей. Прошу тебя, отдай, не гневи ты бога, деток же невинных на смерть оставишь. Что же ты без души такой? Откуда вы на нашу голову? Отпусти, отпусти!
Но немец вышагивал, нервно отпихивая женщину локтем, сквозь зубы бросая ругательства. Добычу свою отпускать он не хотел ни в какую, поэтому и оставалось только отлаиваться на несчастную мать. Тут она в отчаянии кинулась молотить кулаками по широкой спине:
– Супостат, чтоб в аду тебе гореть! Сдохни, сдохни.
Фашист выругался, отшвырнул птицу и сунул руку к пистолету в кобуре на поясе. Вдруг мародер округлил глаза в удивлении, поднял их наверх, охнул при виде советской пилотки над забором и рухнул вниз, заливая грязь дороги кровью из раны в груди. Ноги его задергались, пальцы заскребли мерзлую землю в предсмертных судорогах. Женщина ловко подхватила своих птиц, оглянулась по сторонам и тихо позвала: