Стальной призрак
Соколов увидел через откинутый тент заднего борта грузовика радиста, склонившегося возле коротковолновой рации, и широкоплечего командира в полевой фуражке с тремя «кубиками» в петлице. На вид командиру взвода было около сорока лет.
– Товарищ старший лейтенант, – громко доложил автоматчик. – К вам. От танкистов.
– Слушаю вас. – Старший лейтенант нетерпеливо постукивал носком сапога по доскам кузова.
– Лейтенант Соколов, – скрипнув зубами и сдерживая раздражение, представился Алексей. – Командир танковой роты, которой вы приданы для проведения совместной боевой операции. Предлагаю пройти в дом и обсудить предстоящие совместные действия.
Старший лейтенант внимательно посмотрел на танкиста. Потом похлопал по колену радиста и кивнул сержанту:
– Свободен, Блохин. Через час построение.
Ловко перемахнув через борт, старший лейтенант спрыгнул на землю, поправил портупею, разогнав привычным движением складки гимнастерки под ремнем, потом вскинул руку к козырьку:
– Командир взвода старший лейтенант Акимцев. Прибыл в ваше распоряжение с личным составом и техникой.
– Лейтенант Соколов, – козырнул Алексей и первым, как полагается старшему по должности, протянул руку. – Прошу в дом. У вас карта с собой?
– Мне сказали в штабе, что карты получили вы, но район предстоящих действий я изучал.
Соколов первым вошел в дом, в котором квартировал его экипаж, снял пилотку, повесив ее на гвоздь у двери, и старательно вытер ноги о вязаный половичок. Чувство раздражения не проходило, и это было плохо. Ему ведь с этим старшим лейтенантом воевать, выполнять общую задачу, а в бою командирам надо не просто слушать друг друга, нужно друг друга буквально чувствовать. И без личного контакта тут никак нельзя. Дело погубишь и людей погубишь. «А если он еще и с гонором окажется?» – недовольно подумал Соколов, подходя к столу и доставая из планшета карту.
Стоявший рядом старший лейтенант вдруг протянул свою широкую ладонь.
– Захар, – представился он. – Я чувствую, что повел себя как-то не так с самого начала. Не судите строго. Я просто не думал, что командовать мной будет такой молодой командир, что у вас такие ротные бывают. Хотя в 41-м лейтенанты сразу после училища целыми полками командовали.
– Алексей, – ответил на рукопожатие Соколов, чувствуя, что внутри у него теплеет. – А я ничего такого и не подумал. Вы же не знали, кто я.
– Это точно, – согласился Акимцев. – Может, для начала сядем, поговорим. Так сказать, наладим личный контакт. А то, как же без него в бою? Дело, на которое мы идем, тяжеловато будет. Не хочу говорить, что мы с тобой, командир, смертники, но когда приказ звучит «взять и держать любой ценой», это означает: до последнего патрона и до последнего человека. Мне говорили про тебя. И что воюешь с первого дня, и что у тебя за плечами очень серьезные самостоятельные операции. Говорят, это ты комкора Кузнецова из-за линии фронта со всей секретной частью вытащил из-под носа у фашистов.
– Все правда, – немного смутился Соколов, опускаясь на лавку. – Я как раз перед войной окончил танковую школу. Командирского опыта всего месяц, а тут сразу такое. Пришлось многому учиться прямо в бою.
– Это точно, – кивнул Акимцев, доставая из кармана пачку «Казбека». – Закуришь?
– Не курю, спасибо, – мотнул головой Алексей. – А вы курите.
– Давай уж обоюдно «на ты»! – усмехнулся старший лейтенант и постучал мундштуком папиросы по пачке. Помолчали. Акимцев продолжил, в его голосе послышались горькие интонации: – Я ведь войну капитаном начинал, тоже ротой командовал. Два раза свое подразделение из окружения выводил, попутно диверсии на дорогах устраивал. А потом, когда наши к Слуцку отошли, меня послали уничтожить продуктовые армейские склады, которые кто-то бросил. А там уже немецкие танки на подходе, но вывезти им ничего не удалось. Я выполнил поставленную задачу, но потерял половину своих людей.
– Война, – кивнул Соколов. – Конечно, нельзя было оставлять врагу провиант. Потери в первые месяцы были просто страшными.
– Это понятно, Алексей, – поморщился Акимцев, как от зубной боли. – И задача важной была, и потери оправданы, не в том себя виню, и меня за эти потери никто не винил. Командование вообще нас списало. Когда я вышел с остатками роты, на меня знаешь какие большие глаза сделали в штабе дивизии! Кое-кто даже пытался выяснить, уничтожили мы склады или просто сбежали. Обидно! Спасло то, что авиация подтвердила пожары на складах. Слушай дальше. Нам поручили охранять вывозимые из Слуцка документы местного райисполкома. На дороге мы натолкнулись на немецкие танки. Какое там сопротивление, когда у моих бойцов даже гранат не было! Я принял решение уничтожить архивы и отходить к своим. Сопровождающий, какой-то там десятый секретарь исполкома, пистолетом мне угрожал, пришлось его побить и связать. Своих людей вывел и гражданских, кто при архиве был. И того секретаря тоже. А меня под арест, якобы я по трусости или злому умыслу архив сжег, шкуру свою спасал, не понимая всей важности доверенных мне документов. Красиво говорили, как на демонстрации. Честно скажу, думал, расстреляют. Да вот благодаря генералу Борисову жив только и остался. Он заступился, своей властью расследование прекратил, а чтобы все довольны остались, разрешил разжаловать меня. Ночь со мной потом разговаривал, пока выходили из окружения, убеждал, что жизнь важнее, надо оставаться в строю и продолжать врага бить. Обиду свою велел спрятать подальше и забыть. После войны справедливость восторжествует. И всем воздастся: кому по храбрости и преданности, а кому по трусости и подлости.
– И я такое слышал не раз, и меня уговаривали командиры, – с горечью отозвался Алексей. – Дожить бы до конца.
– И ведь не за себя обидно, Алексей. За погибших своих красноармейцев, за тех, кто жизнь положил, их-то в трусости зачем обвиняют? Себя ведь не щадили, не о себе думали. За Родину сражались, за своих близких, за народ свой! Вот так-то. Теперь комендантским взводом командую при штабе Борисова. Кто-то думает, что мы в тылу жируем, а у нас как на передовой – из боя почти не выходим. У меня хоть возможность была людей во взвод подбирать, бойцов крепких, опытных, подготовленных. Обратил внимание, нет у меня пацанов с призывного пункта, только те, у кого уже был боевой опыт до 22 июня 41-го года. Ладно, хватит плакаться, давай думать о будущем, а не о прошлом, хотя уроков забывать тоже не будем. Ставь задачу, командир!
– Наша задача, Захар, ускоренным маршем выдвинуться в район Семилук. Наших частей на подходе к Воронежу пока нет, в самом городе есть разрозненные подразделения, но этого для активной обороны городского узла не хватает. Наша задача – взять под охрану автомобильный мост и держать его до подхода наших частей с целью обеспечения переправы на левый берег, а также устойчивого снабжения наших войск, которые будут оборонять город. Приказ: город не сдавать ни при каких обстоятельствах. Есть разведсведения, что немцы намерены использовать Воронеж как плацдарм для прорыва к Сталинграду и дальше, к каспийским нефтеносным районам.
– С тремя танками и взводом автоматчиков? – усмехнулся Акимцев, разглядывая карту и прикидывая маршрут от Елатомцева до Воронежа. – А если не удержим, если мост необходимо будет взрывать?
– Соответствующий приказ может поступить из штаба армии. Такую ситуацию там предполагают, но разрешение могут дать только в крайнем случае.
– Ну да, – согласился Акимцев. – А они могут его отдать, только запросив разрешение у Ставки. Хреново, когда начальство далеко и не видит всего своими глазами. Издалека многое видится иначе. С большим оптимизмом! Задача ясна, командир, выполним! Порядок движения?
– Головной дозор на двух мотоциклах пойдет на удалении двухсот метров, – предложил Соколов, радуясь, что ему удалось выпросить у начальника штаба эти два исправных немецких мотоцикла без колясок. – Посади на них опытных бойцов, у кого есть навыки ведения разведки. Ну, и слух у кого хороший да глаз острый. Нам на фашистов по пути нарваться – как нечего делать. Ситуация в полосе фронта очень нестабильная и неопределенная. Основная колонна движется в следующем порядке: головным идет мой танк, затем «восьмерка». Следом грузовик с пятнадцатью автоматчиками, за ним машина с боеприпасами. Замыкает моя «двойка». Чтобы не перегружать полуторки, по пять автоматчиков посадим на броню. В случае неожиданной встречи с немцами этот десант окажет поддержку танкам. Управление во время движения флажками. Рацию включаем только в крайнем случае, если начнется бой или при потере прямой видимости. Рацию держи на приеме. Ты с радистом идешь на первой полуторке.
Глава 4
Чтобы сделать колонну менее заметной, Соколов, вопреки всем правилам и предписаниям, приказал двигаться с интервалом в 10–20 метров. Маршрут он проложил таким образом, чтобы все время ехать проселками, и чтобы со стороны шоссе Курск – Воронеж его танки и автомашины все время скрывал лес.
Перейдя вброд реку Ведлугу, группа Соколова скрытно подошла к Семилукам. Алексей остановил танки и поднялся на башню с биноклем. Это было чудо или невероятное везение, что они без боя вышли к Дону. Ни разу за весь многокилометровый марш они не столкнулись с гитлеровцами.
– Ну, что там? – спросил снизу Акимцев, готовясь взобраться на танк к своему командиру.
– Не видно отсюда. – Алексей опустил бинокль. – Возьми пару ребят и давай на мотоциклах проскочим вон туда левее через лес. Оттуда с опушки мост как на ладони будет. Не хочется соваться очертя голову сразу всеми силами.
Через пару минут с двумя автоматчиками Соколов и Акимцев пробирались сквозь высокий кустарник. Путь осложняли еще и большие воронки от авиационных бомб, не так давно разорвавшихся в этих местах. Мотоциклистам приходилось демонстрировать все свои навыки и выписывать зигзаги, на большой скорости объезжая препятствия.
Командиры крутили головами, озираясь по сторонам. Опасность могла возникнуть в любой момент. Наконец, бойцы заглушили мотоциклы и заняли оборону, на случай появления противника.
Соколов с командиром автоматчиков, пригибаясь и стараясь держаться за стволами деревьев, приблизились к опушке леса. За толстой расщепленной взрывом березой они остановились и припали к биноклям.
– Здесь можно удержаться, – сказал Акимцев, разглядывая берег. – Немцам придется сначала форсировать Дон, потом прорваться через город и форсировать реку Воронеж. Но мосты надо удерживать как можно дольше, это главные артерии снабжения. А когда немцы поймут, что мосты нам помогают в обороне, они их просто разбомбят. И тогда раздавят обороняющиеся части, прижав их к реке, потом форсируют реки, хорошо подготовившись и ударив в нескольких местах.
– Сейчас не 41-й, – уверенно возразил Соколов. – Пробивная способность фашистских войск заметно снизилась. Сейчас у нас опять оснащенность танками «Т-34» и «КВ» стала выше. А им противопоставить, кроме своих «Т-IV», нечего. Да и слабоваты они против наших «тридцатьчетверок». Мы уже встречали модели с усиленным лобным гласисом. Немцы стали на заводе ставить 30-миллиметровую броневую пластину. В сумме это увеличивает лобовую броню до 80 миллиметров. В лоб теперь их из нашей 76-й не возьмешь. Но боковая броня все та же, и в борт их можно бить за милую душу. «Т-III» еще слабее и в бронировании и по вооружению. Против пехоты он – вполне, а для танкового боя не годится. Наверняка Гитлер нам что-то новое готовит, но и у него ресурсы не безграничные.
– Стратегически мыслишь, – не то с похвалой, не то с иронией ответил Акимцев. – Слушай, мне кажется, напрямик нам будет быстрее проскочить до моста. Тут всего-то километра три. Один бросок и все.
– Подожди-ка, – неожиданно перебил Соколов старшего лейтенанта. – Посмотри на окоп боевого охранения перед мостом. И на заграждение из колючей проволоки на этом берегу.
– Бомбежка? – предположил Акимцев и тут же замолчал, поняв, что танкист говорит не об этом.
«Козлы» с колючей проволокой и зигзагообразные проходы были разбросаны, из черных воронок торчали тонкие бревна и колья, по разворошенной земле вилась рваная проволока. Окоп наполовину был засыпан взрывом, от бруствера ничего не осталось, оттуда торчало одно колесо и часть станка пулемета «максим». Чуть поодаль виднелись разорванные в клочья коробки из-под пулеметных лент. Одна была с еще заряженной лентой. Почему ее бросили? А вон из воронки виднеются ноги бойца в обмотках. И еще окровавленная голова и почерневшая рука. Бой шел здесь, у моста, не больше суток назад, может быть, всего за несколько часов до этого. Ясно видна в бинокль красноармейская гимнастерка. Просто так тела погибших не бросают. Значит, тут был бой, и наши отошли. Но на этом берегу немцев не видно. Выходит, они на том берегу. Мост захвачен немцами!
– Ты понял теперь? – зло спросил Соколов. – Опоздали мы!
– Вижу, – проворчал Акимцев. – Была одна задача, теперь придется выполнить предварительно еще и другую. А силенок у нас – кот наплакал. И танки у них! Видишь?
– Да, один в окопе справа от моста, – повел биноклем Соколов. – А вон еще один, тоже «Т-III». За насыпью возле дороги. Хорошо стоят, сволочи, с перекрывающим сектором обстрела. И две пулеметные огневые точки.
– Четыре, – поправил Акимцев. – По краям дороги две, справа на насыпи еще одна на берегу реки с фланга. Видишь, дзот соорудили. Фланкирующий огонь, на подходах к мосту все простреливается с трех точек, весь мост с четырех. И это, не считая танковых пушек.
– Их тут примерно рота, – добавил Алексей. – Первая линия окопов, которая осталась от наших, и вторая, которую они сами успели отрыть. Во второй линии пулеметов нет, и перетащить с первой они их туда быстро и скрытно не сумеют. Нет ходов сообщения. Открытое пространство. Единственный ход сообщения – из первой линии к блиндажу. Там, видимо, командир с рацией и там же склад боеприпасов.
– Есть предложения, командир? – спросил Акимцев.
– Боевой устав в таких случаях предписывает выход танков на постоянный прицел и уничтожение огневых точек противника с постоянным маневрированием, чтобы избежать прицельной стрельбы противника по неподвижной цели. Если расстояние менее полутора километров, то предписывается часть танков оставить в укрытии для подавления укрепленных огневых точек: дотов, танков в окопах, позиций артиллерийских батарей. Но у нас расстояние километра три. Придется импровизировать. Нам нужно без боя подойти к ним как можно ближе. Вопрос – как?
– Один важный момент, командир, – напомнил Акимцев. – Они не ждут нас с этой стороны. Они считают себя передовой группой. Оборону они, конечно, заняли круговую, но половина всех огневых средств направлена в направлении наших войск, в сторону Воронежа. Они оттуда ждут атаки.
– Ты прав, – согласился Соколов. – Поэтому они охранение с этой стороны моста и не оставили. Но это значит, что мы на территории, занятой врагом. И времени на раздумье у нас нет. Фашисты могут объявиться в любой момент и – большими силами. Надо срочно брать мост.
– С ходу? В лоб? – с сомнением спросил Акимцев.
– Нет, попробуем схитрить. Один раз мне это помогло, должно сработать и сейчас! Доставай карту. Запоминай ориентиры. Придется все сделать правильно с первого раза, на вторую атаку у нас уже не будет сил.
Вернувшись на поляну, где борт к борту стояли танки и грузовики, Соколов тут же приказал собраться командирам машин.
– Разворачивать брезентовые тенты! Автоматчикам рубить ивняк прутьями по несколько метров и связывать каркасы на башни Логунова и Началова. Коренев, со своим наводчиком ко мне!
Старший сержант, командир последнего танка из взвода Задорожного, подошел вместе с коренастым чернявым парнем. Наводчик вскинул руку к шлемофону, но Алексей остановил его.
– Я слышал, старшина, что твой наводчик лучший из танковых снайперов был в роте. Вам особое задание. Вот здесь, сразу за мостом, у немцев два «Т-III». Один в окопе по самую башню, второй за насыпью справа от моста. Мы замаскируем два других танка так, чтобы немцы не сразу догадались, что к ним приближается. Главное, чтобы звезд не было видно и очертаний башен «тридцатьчетверок». Они не начнут стрелять, пока не убедятся, что мы чужие. Началов потащит вас на буксире, но это будет только видимость. Двигаться на второй передаче, без рывков. Башню развернешь назад. Трос все время держать со слабиной. На первых двух танках под брезентом будет десант автоматчиков. По моей команде в условленном месте они сбросят трос, и ты встанешь. Пока тебя тянут, определись с целями. Твоя задача – уничтожить оба немецких танка. Знаю, что сложно, но ты наш единственный шанс. Стрелять будешь на постоянном прицеле. Не подобьешь немцев, они нас сожгут на подходе к мосту. Понял, снайпер?
Вопрос был адресован наводчику, но тот только сосредоточенно кивнул, глядя на карту. Постучав грязным ногтем по бумаге, он предложил:
– Вот здесь, товарищ лейтенант, на изгибе дороги пусть Началов напрямик пойдет, угол срежет. Обе цели у меня почти на одной линии окажутся. Танк из окопа никуда не денется, а этот, из-за насыпи, после первого выстрела может попятиться, и я его не достану. Его первым надо бить, а потом уж второго, в окопе.
Когда танки были готовы, Акимцев пожал Соколову руку. Старшему лейтенанту доставалась роль наблюдателя за всей этой опасной затеей. Отправив одно отделение десантом на танках, он должен был ждать результатов первого этапа боя. «Тридцатьчетверки» должны уничтожить немецкие танки, подавить огневые точки, а потом ворваться на вражеские позиции. На этом этапе им помогать будут только десять автоматчиков первого отделения сержанта Блохина. Совсем без пехоты танкам соваться на позиции нельзя – сожгут, забросают гранатами или расстреляют из противотанковых ружей. Немецкие PzB 39, PzB 41 и чешские «зброевки» слабоваты против советских «Т-34», но учитывая, что атаковать позиции будут всего два танка, рисковать не хотелось. Любое случайное повреждение от попадания бронебойной пули заставит танк остановиться, будет катастрофой.
Акимцев на полуторке с двумя другими отделениями должен будет быстро проскочить открытое пространство от леса до моста и поддержать атаку. Но у старшего лейтенанта была и другая задача. Если в момент прорыва танков через мост появятся другие немецкие подразделения, Акимцев должен будет принять удар на себя и сдерживать врага, не давая ему выйти к мосту. Держаться ему придется столько, сколько времени понадобится Соколову на то, чтобы захватить мост.
Оба командира понимали, что при этом варианте развития событий шансов выполнить основную задачу у них почти нет. И если Соколов еще сможет захватить позиции у моста, невзирая на потери, то у Акимцева шансов выжить не было совсем.
– Давай, Леша! – Акимцев пожал Соколову руку. – Главное, не оглядывайся на меня. Все будет нормально, я поддержу тебя сзади, тут ехать две минуты. Ну, а если в спину надует, то тоже не думай. Твое дело задачу выполнить, а я прикрою. Удачи тебе, командир!
– И тебе, Захар! – Алексей посмотрел в глаза старшему лейтенанту и подумал, сколько же хороших, умных и храбрых людей погибло за этот год.
Самые храбрые первыми вставали грудью на пути врага и гибли. До боли обидно, порой до слез, но приходилось сжимать зубы и воевать. Хоронить и воевать дальше. Или не хоронить, потому что боевые условия не всегда позволяли подобрать убитых. И это тоже было больно. Эта боль притуплялась, ныла в груди, изматывала, и никак нельзя было привыкнуть к тому, что человека, с которым ты еще вчера в одном окопе мок под рваной плащ-палаткой, прижавшись плечом к плечу, который отдал тебе половину котелка своей каши, тщательно протерев свою ложку, который улыбался ободрительно и курил, поглядывая, как ты жадно ешь, ты тащишь по грязи безжизненным и окровавленным. Смотришь ему в лицо и понимаешь, что это уже труп. Только на войне Алексей осознал чудовищный смысл выражения «больше никогда». Осознал, учась перешагивать через эти слова и идти дальше. Стиснув зубы, глотая душевную боль.
И сейчас, пожимая руку Акимцеву, глядя ему в лицо, он боялся думать о том, что, может быть, видит этого замечательного, умного и мужественного человека в последний раз. Его самого и его солдат – умелых, опытных, зрелых. Но задача перед ними была такой, что большинство автоматчиков и танкистов должны были погибнуть.
Алексей все продумал так, чтобы потери были минимальными, и Акимцев все сделает так, чтобы людей погибло как можно меньше. Но каким будет бой, знать было нельзя. Можно было только предполагать.
Солнце клонилось к лесу к западу от моста. Оттуда по накатанной проселочной дороге вышли два танка. Немецкий наблюдатель даже не сразу понял, что это – танки, башни которых накрыты брезентом, или тягачи. Если под брезентом танковые башни, то они имеют какую-то странную форму. Может быть, это группа водолазов, которую хотели вызвать для обследования дна реки? Кто-то решил не рисковать и наводить понтонную переправу ниже по течению.
– Господин обер-лейтенант, посмотрите! – Солдат показал рукой на дорогу. – Они двигаются к мосту.
Немецкий офицер приложил к глазам бинокль. Две гусеничные машины шли на небольшой скорости в сторону моста по грунтовой дороге. Одна из них тянула на буксире русский танк с повернутой назад пушкой. Что это? Тягачи? Русские тягачи тянут неисправный танк. Но тягачи какие-то странные. Верхняя их часть закрыта брезентом. Из-под брезента не торчит ствол пушки. Какая-то хитрость русских? Нелепое зрелище! На нападение это как-то не похоже.
– Что это, господин обер-лейтенант? – спросил солдат. – Новые русские танки? Или разновидность их реактивных минометов? Идут без охраны и тащат за собой танк. А если это и вправду их реактивные минометы? Тогда мы сможем получить за них награду!
– Связь, – коротко приказал офицер.
Положив бинокль и продолжая наблюдать за странными машинами, офицер взял трубку полевого телефона.
– Карл, ты видишь это? – спросил обер-лейтенант командира своего танка.
– Так точно. Это русские танки, – отозвался танкист. – Прикажете подбить их? Через несколько минут они будут у меня на прицеле.
– А почему они так странно выглядят? Не думают ли русские таким камуфляжем обмануть нас? Что за нелепость!
– Думаю, это неисправные танки, господин обер-лейтенант. Русские их просто перегоняют в ремонтные мастерские. Возможно, у них повреждены башни. Я думаю, что под брезентом башни танков повернуты стволами назад. Прикажете стрелять?
– Подожди пока, Карл, – задумчиво проговорил офицер, которому понравилась мысль своего солдата о награде. – Постараемся подпустить их поближе. Если они пойдут через мост, мы сможем захватить их. Не стреляй, пока они не подойдут к ориентиру «развилка дорог». Нет, Карл, вообще не стреляй без команды.
Танки спокойно шли, ветер трепал рваный выгоревший брезент, которым русские танкисты зачем-то укрыли башни своих машин. Обер-лейтенант отдал приказ приготовиться к бою пулеметчикам, которые находились в окопах.
Сегодня утром захватить мост удалось довольно легко. Сначала поработала авиация, а потом штурмовая группа при поддержке двух танков пошла в атаку. Пулеметные гнезда расстреляли из орудий. Сопротивление было слабым, русские не ожидали атаки. И эти их нелепые танки тоже не выглядят угрожающе. Наверное, все же следует расстрелять их, не подпуская к мосту. Вон они уже на расстоянии меньше километра от моста.
– Телефон. – Офицер протянул руку, но солдат вдруг стал показывать на дорогу.
Обер-лейтенант изумленно смотрел, как два танка с брезентом на башнях продолжали идти вперед, а танк, который они тащили на буксире, вдруг остановился. Оборвался трос?
Дальше стало происходить непонятное. Остановившаяся «тридцатьчетверка» начала поворачивать башню. Два танка, которые продолжали идти к мосту, тоже шевельнули пушками, брезент с башен вместе с маскировкой из веток полетел на землю.
Немецкий офицер схватил трубку полевого телефона, но в это время в воздухе зашелестел снаряд, а спустя секунду донесся звук выстрела танковой пушки на дороге.
– Карл, огонь! – крикнул в трубку обер-лейтенант. – Огонь по русским танкам!
Но в ответ на его приказ из трубки раздались крики и ругань. В ушах еще гудело от удара русской болванки о башню немецкого танка, стоявшего за насыпью слева от моста.
– Заклинило башню, электропривод не справляется… Не можем повернуть, не хватает хода орудия…
Второй выстрел русского танка стал роковым. Бронебойный снаряд пробил башню немецкого «Т-III». Начался пожар, в трубке слышались предсмертные вопли.
Второй танк выстрелил в сторону русских танков, которые неслись к мосту, но промахнулся.
Теперь обер-лейтенант понял, что произошло. Он видел, что его обманули этой простой азиатской хитростью. Тот танк, что стоял на дороге, начал расстреливать позиции, как в тире на постоянном прицеле прямой наводкой. Он был самым опасным, потому что целился в спрятанные танки. Видимо, русские успели до этого изучить позиции и определить цели. Танк на дороге был самым опасным, но оставшийся немецкий танк стрелял не в него, а в те «тридцатьчетверки», которые шли к мосту. И раз за разом промахивался по движущимся целям. Следующим выстрелом русские подбили и его.