Танки в спину не стреляют

От нового вопроса офицер побледнел еще сильнее, отвернулся в сторону и пробормотал:

– Это лагерь для местного населения.

– Какой еще лагерь, там болота, я же вижу: вокруг минное поле обозначено. Чего ты мне тут сказки рассказываешь!

Капитан близко наклонился к лицу раненого, от ярости у него выступили острые скулы, сжались челюсти.

– Что здесь такое, что еще за лагерь?

Хоть и спрашивал он на русском языке, немец его прекрасно понял. Опустил глаза и забормотал под нос. Алексей переводил его слова, а сам чувствовал, как по спине бежит от ужаса холодок.

– Это лагерь смерти, живой щит вермахта на границе линии фронта. Там нет построек, мирное население за колючей оградой под охраной автоматчиков. Старики, женщины и дети со всей Белоруссии. Их свезли на заболоченные площадки у поселков Дерть, Озарич и Подосинник. Специально устроили живую преграду на передовой, чтобы вы не могли атаковать. Если откроете огонь, то все минные поля вокруг территории, а вместе с ними люди взлетят наверх.

В землянке установилась жуткая давящая тишина. Кошмарная новость о беззащитных людях, которые стали живым заслоном для армии Гитлера, шокировала всех вокруг. Вдруг Лавров взревел и кинулся на пленного:

– Сдохните, звери, вы звери, проклятые уроды. Ненавижу вас!

Он несколько раз ударил кулаком в лицо летчика, так что во все стороны брызнула кровь, выхватил из кобуры личный «ТТ» и приставил кричащему военному ко лбу.

– Дмитрий Федорович, не надо, стойте! – Его руку перехватил разведчик, потащил разъяренного капитана из землянки. – Он нам еще пригодится, сведения нужны для наступления. Давайте на воздух, надо сделать перерыв!

Комбат послушно пошел за ним, не выпуская пистолет из ладони. Лицо его превратилось в каменную маску, искаженное горем и ненавистью. Обратно разведчик вернулся уже один, кивнул Соколову:

– Ты не пугайся, у нашего комбата всю семью в концлагерь угнали, родителей, жену, двоих детей. Не знает до сих пор, что с ними. Вот и не удержался… Давай этого в автомобиль, товарищ капитан его лично в штаб доставит. Поднимет всех на уши, надо как можно быстрее освобождать людей из этого лагеря на болоте.

Алексей в ответ лишь кивнул. Он помог дотащить раненого до машины и забросить внутрь, словно мешок картошки. Лавров, мрачный и задумчивый, вскочил на подножку лендлизовского «Виллиса» и рявкнул: «Трогай!» А Соколов вдруг повернулся к командиру разведроты:

– Товарищ старший лейтенант, как же так? Неужели мы ничего сделать не можем? Ведь там сейчас творится ад, на улице минусовая температура, а там живые люди на болоте, на голой земле, под дулом автоматов… У нас тут землянки, питание, оружие. А они ведь беззащитные совсем. Надо срочно атаковать!

– И взорвать все? Ты же слышал, поля вокруг заминированы. Ты не думай, наш комбат сейчас что-нибудь организует. Он такой, добьется своего. Освободим людей, какие бы подлости немцы нам ни устраивали!

В свою землянку Соколов шел, вздрагивая от ярости. Ему, как и Лаврову, хотелось срочно броситься, ударить, убить, отомстить за страдающих обычных людей. Только для этого надо пробиться через минные поля, вооруженные заслоны, ряды колючей проволоки. И чем быстрее они продумают и начнут наступление на переднем крае немецкой обороны, тем быстрее освободят пленных.

– Товарищ старший лейтенант, а мы вас ждем, хотели узнать, когда в наступление. – Из раздумий его вывело обращение поджарого смуглого парня.

Красная пелена ярости перед глазами исчезла, старший лейтенант узнал в военном с петлицами ефрейтора командира одного из своих отделений с необычной фамилией Христо.

– Да, давайте все в землянку: взводные, командиры отделений. Разбужу Василия Ивановича, и начнем совещание.

Он зашагал торопливо к своему временному жилищу. Внутри разгоралась досада на самого себя: вот так ротный командир, уже подчиненные бегают за ним и просят дать информацию о боевых действиях. Ничего не готово для наступления, а он теряет время даром, злясь на фашистов. Надо ненависть направить в работу и нанести такой удар, чтобы от обороны вермахта не осталось ни одной позиции!

В полутемном укрытии набилось больше десятка людей – взводные, командиры орудий, сонные после короткого отдыха члены командирского экипажа. Соколов подвинул керосиновую лампу поближе к карте, откашлялся. Волнительно – вот так держать речь перед опытными уже, бывалыми танкистами, как отрекомендовал их командир. С другой стороны, хорошо, что он перед ними выступает, может быть, они подскажут новые хитрости при ведении боя.

– Товарищи танкисты, нам поставлена боевая задача атаковать железнодорожный узел у деревни Глушняки, товарная станция магистрали Витебского направления. Там находятся очень важные инженерные сооружения, населения мирного немного, с десяток домов, но возможности для маневров сильно ограничены. Так как в этом месте сходится множество главных, обходных и соединительных железнодорожных линий.

– Давай проще, командир, а то я в таборе вырос, в школе всего три класса отучился, в линиях не силен! – выкрикнул с заднего ряда смуглый Христо.

– А теперь живую лошадь на железного коня сменял! – не удержался, чтобы не сострить, кто-то в заднем ряду.

От шутки привычно грохнула рота танкистов, которые служили вместе уже больше года, и подшучивания над цыганским происхождением Якова Христо давно стали доброй традицией. Но новый командир веселого нрава не оценил, вдруг оглядел всех с тоской и объяснил:

– Товарищи, в лесу, отсюда в ста двадцати километрах, немцы организовали концентрационный лагерь для мирного населения. Лагерь смерти. Там на болоте на голой земле сейчас мучаются тысячи стариков, женщин, ребятишек. Когда мы освободим их, нам понадобится железная дорога, чтобы всех узников доставить в госпитали, привезти лекарства, еду. Поэтому этот железнодорожный узел так важен, там придется очень аккуратно вести обстрел, точечно, чтобы не разрушить пути, стрелочные переводы, отстойники для вагонов.

Низкий мужичок с пшеничного цвета усами и таким же чубом покачал головой:

– Непростая задачка, танк – это не пистолет, чтобы пульками по немцам стрелять.

– Это верно, товарищ… – Алексей смутился, не запомнил всех сразу по фамилиям.

Но тот совсем не растерялся, наоборот, охотно подсказал:

– Старший сержант Рыжиков я, Алексей Николаевич, тезка.

– Да, Алексей Николаевич, вы правы, задача трудная, поэтому я согласую для нашей роты поддержку отрядом стрелков. Первая линия обороны у немцев противотанковая – мины. Ночью саперы расчистят проход, расставят вешки. А дальше начинаются наши маневры, вокруг станции немцы установили ежи с колючей проволокой. Дополнительно возведен забор с вышками для огневых пулеметных точек, он является второй линией обороны, отделяющей станцию от дороги.

– Видать, не зря, – протянул себе под нос круглолицый мужчина, взводный командир Семен Успенский, и кивнул ротному, извиняясь, что не удержался от замечания. Служил старшина давно, но до сих пор не мог избавиться от привычки проговаривать свои действия вслух и частенько, забывшись, бормотал под нос сам себе прямо в эфире во время сеанса связи между экипажами.

– По данным разведки, на станции сейчас на тупиковой ветке стоит состав с цистернами, немцы готовят к перегону топливо для поддержки сил обороны. Еще и поэтому стрелять надо осторожно, при необходимости и лишь по отдельным целям. В первой линии атаки взвод Рыжикова, остальные «Т-34» идут второй линией. После того как все немецкие укрепления будут уничтожены, двойками расходимся вдоль квадрата, заходим с флангов и окружаем противника. Огонь ведем пулеметный, пехота стреляет из скрывающихся огневых точек, я им наметил позиции на разных высотах вокруг станции.

– У нас пулеметчика нет, – вздохнул Яков. – В госпитале второй месяц валяется, жук.

Остальные тоже зашумели, обсуждая недокомплект танковых отделений.

– Товарищи, повторяю, что выстрелы только по намеченным ориентирам по моему приказу. До линии инженерных сооружений откроем огонь из пушек. Но больше для устрашения противника, в качестве психологической атаки. С помощью фугасных снарядов первый взвод ликвидирует огневые точки на крыше ремонтно-смотрового отсека для вагонов. А дальше работают пулеметчики, если таковые в экипаже отсутствуют, то его заменяют наводчик или башнер. Танковых соединений противника наша разведка не засекла в районе Глушняков. Задача нашей роты – разрушить противотанковые укрепления, занять позицию, а один взвод должен укрепиться. После чего остальные экипажи возвращаются назад на пять километров и по развилке двигаются к колхозу «Коммунист» для слияния с основными силами гвардейской ТБР. Там будет нанесен основной удар по соединениям врага. Бой будет совместно с частями пехоты и артиллерии.

– А что разведка сообщила, какая техника у немцев на станции стоит, оружие? – уточнил Логунов.

– На подходах к станции бронетехники артиллерии нет, но мощь обороны немцев состоит во множестве огневых позиций, расположенных на высоте. Гнезда пулеметов, минометов находятся через каждые десять метров. Я сейчас покажу вам на карте позиции немцев. Территория будет распределена на сектора, и каждый экипаж возьмет на себя уничтожение конкретной позиции.

Танкисты зашумели, посыпали вопросами. Они сгрудились над картой, рассматривая подробный план Соколова. Он рассказывал, кивал, а сам чувствовал, как внутреннее напряжение его отпускает. Какие толковые взводные, боевые командиры танковых отделений, слаженные, четко, по-военному разобрались с планом и теперь старательно запоминали свою позицию и последовательность маневров. Глаза горят от азарта, уже ждут начала штурма. С ними все получится, прорвут они линию обороны и будут дальше теснить германскую армию ударными темпами.

Они еще в течение часа обсуждали план действий, потом перешли к обычным разговорам, делясь фронтовым опытом.

Неожиданно в просвете брезентового полотнища показался румяный от мороза Бабенко:

– Получил, Алексей Иванович, новехонький, только с завода. Там командир батальона вернулся и почту привез из штаба.

– Товарищи, час отдыха для обеда и чтения почты. – Соколов увидел, как мгновенно изменились суровые лица фронтовиков, расцвели теплыми улыбками. Каждый сейчас вспомнил о доме, о любимых, близких, о том, ради чего они воюют. Ждали этих писем несколько месяцев, и вот наконец тугой мешок с посланиями прибыл. – Потом занимайтесь матчастью, взводным – составить карточки секторов обстрела. В шесть вечера жду командиров отделений и взводов с рапортом по боеукладке и топливу.

Танкисты заторопились к выходу, и вместе с ними двинулся командир. Писем ему ждать было не от кого, но теперь он с нетерпением ждал возвращения Лаврова, чтобы узнать, когда же отправят войска для освобождения пленных из Озаричей.

Но еще более мрачный, чем утром, комбат на предложение старшего лейтенанта укрепить атаку танков стрелками лишь отрицательно покачал головой. Потом молча выслушал подробный план захвата станции и кивнул:

– Молодец, хорошо все продумал. Но справляться придется своей ротой, все соединения распределены вдоль линии наступления, пехотная дивизия атакует на рубеже Плесецкого канала, там из-за обстрела немцами не сумели построить переправу для танков. В общем, там без пехоты не обойтись. Как займешь станцию, уходи к «Коммунисту», там завтра я камня на камне не оставлю от позиций немцев. – Он застонал вдруг и с размаху ударил ладонью по земляной стене. – Должен быть выход, должен! Не можем мы их бросить умирать на болоте! – Словно отвечая на непроговоренный вопрос Соколова, он повернулся к своему ротному и тряхнул в отчаянии парня за плечи. – Весь день всем штабом голову ломали, как их вызволить. Срочную депешу генералу Батову отправили. И тот молчит! Не могу я так, Алексей! Завтра после боя выдвигаемся туда. Я не знаю как, хоть своими ногами по лесу, хоть руками голыми душить охрану будем, но спасти людей надо!

– Я согласен! – заволновался парень. – Мы на танке там за линией фронта проходили, я посмотрю карту, найду путь! У меня там девушка может быть любимая, она живет в Могилевском районе, он соседний с Озаричами. Летчик сказал, что всех жителей туда из соседних районов согнали. Я готов на все, товарищ командир!

Он и правда был так же, как Лавров, готов на любую жертву ради спасения несчастных людей. С комбатом ему было с первой минуты знакомства легко. Тот, огненный и открытый в минуты волнений, рассудительный во время совещаний, казалось, слышал и проговаривал вслух все мысли, что были у Соколова в голове. Вот и сейчас он заглянул в глаза парню и сказал: