В котле сатаны
– Эй! Кто здесь? Ребятки, вы наши, советские?
Руслан из-под грузовика позвал ее:
– Тихо, тихо, не шуми, поближе подойди.
Женщина сделала пару нерешительных шагов:
– Немцы в селе есть?
– Нету, нету, пусто, – женщина перехватила свою живность покрепче. – Вот один забрел, кур моих с сарая умыкнул, да я услышала. Мы на кладбище прячемся от супостатов этих.
– Точно нет? Нам из грузовика снаряды надо перетаскать, – прошептал Руслан.
Он уже выбрался из-под днища и полез в кузов. За тентом, к его радости, стояли ящики, полные фугасов.
– Товарищ командир, получилось! Есть матчасть!
– Да вас тут много, ох, господи, бедные вы бедные. Так и знала, что в селе красноармейцы остались. Ребятки, уходите вы в лес, пока не поздно. Они ведь придут сюда скоро, там тысячи фрицев поганых. Мой средний бегал до камней, говорит, как мурашей их там. Облепили все. Ох, вот ждем, когда сюда заявится немчура поганая.
Алексей тоже перебрался через стену и, притаившись за грузовиком, начал расспрашивать женщину:
– Ворота есть, проход на завод? Чтобы грузовик проехал.
– Так давно уже их завалило от бомбы, – жительница указала острым подбородком на искореженную груду металла и кирпича, которой обрывалась стена. Как в начале войны разнесло, так и лежит. Кому работать-то, убирать? Мужиков в деревне не осталось, всех война забрала. Кого на фронт, кто в партизаны ушел, а кого сразу фрицы на виселицу отправили. Вам на завод ящики протащить надо?
– Да, – закивал Соколов, понимая, что в любой момент в село могут заявиться очередные немецкие мародеры.
– Там лаз есть у кладбищенской стены. Мальчишки вырыли, чтобы зимой дрова и сено с завода таскать не на глазах у фрицев.
Алексей тотчас же сообразил, что делать:
– Ребята, давайте немца и нашего шофера в кузов. Федорчук за руль, заводи машину и к кладбищу. А там перетаскаем через лаз.
Женщина, опасливо косясь на пустую дорогу, засеменила обратно вдоль ограды к своему укрытию. Грузовичок, фыркнув, двинулся следом. Возле чащи с торчащими между стволами крестами и табличками сельского кладбища сельчанка указала им на черный, незаметный между отбитыми кусками бетона проход:
– Вон туда! Пройдете, он широкий. А вообще, побереглись бы вы, парнишки. Ну куда тягаться с таким полчищем. Давайте я вам путь покажу через болота в соседнее село, там наши войска. Только мы невезучие, снова под немца попали.
– Спасибо. Мы останемся, пока немцев отсюда не вышибем. Вы только вот об убитых позаботьтесь, похороните по всем правилам. Его солдатскую книжку в сельсовет сдайте, чтобы родственникам сообщили, – поблагодарил лейтенант женщину и принялся осторожно вытаскивать первый ящик с фугасными снарядами из кузова.
Короткими перебежками парни по двое начали переносить тяжелые ящики к земляному лазу. Женщина прижимала своих питомцев к бокам, топталась поодаль, но никак не могла сдвинуться с места. По щекам все текли слезы, ведь они только что спасли ее и детей от голодной смерти. И отказываются отступать, укрыться от близкой смерти… Совсем еще мальчишки, но готовы жизнь отдать ради освобождения незнакомого села и его жителей. Перед тем как они нырнули в последний раз в черный пролом, она бросила петуха, добежала к ограде, широко перекрестила каждого и прошептала с жаром:
– Если передумаете, то по кладбищу иди-те по тряпицам привязанным, и дальше топями к деревне тропка будет. По тряпицам примечайте, не собьетесь с дороги. Храни вас бог.
За стеной уже раздавался топот сапог и тяжелое дыхание парней, что тащили тяжести. Следующие два часа танкисты переносили опасный груз от стены, искали ветошь для обтирки, укладывали боеприпасы, загружая танки до предела. Парни во главе с Бочкиным даже разыскали и принесли с фермы металлические ящики, в которых сделали дополнительную укладку вопреки всем правилам безопасности, благо пустое сиденье пулеметчика позволяло. Теперь в каждом танке было больше ста фугасных снарядов, можно ответить врагу огненным дождем, правда, и опасность взлететь на воздух от сдетонировавших снарядов даже от попадания немецкой болванки по касательной тоже стала больше.
Хотя сегодня словно весь мир сговорился не выпускать бойцов с территории завода. Пока они возились со снаряжением, поднялся ветер и устроил страшную свистопляску, бросая пригоршни снега прямо в лицо. Из-за черных туч с неба не светили ни звезды, ни луна, видимость стала такой, что передвигаться приходилось на ощупь, прокладывая маршрут вдоль стылых стен цехов. Соколов молчал, уйдя в мрачные мысли, его танкисты не задавали вопросы, тоже понимая, что прорыв через немецкие позиции откладывается, пока бушует непогода. Ни на танках, ни пешком никуда добраться не выйдет, только заблудятся в лесу в жуткой метели.
Танкисты топтались в коридорчике бывшей сыроварни, робко поглядывая на огонь, который развели девушки в сохранившейся печи. Вдруг знакомый звонкий голосок позвал их:
– Да идите к огню поближе. Вместе веселее бурю пережидать.
Первым очнулся Бабенко, он поспешно присел с краю толстого бревна и вытащил тряпицу, протягивая угощение поближе к девушкам:
– Вот, хотелось бы чем повкуснее, но уж что имеется.
Девушки со словами благодарности расхватали золотистые кусочки сухарей и с аппетитом захрустели. Алена, обладательница звонкого голоса и значка снайпера, простодушно призналась:
– Ой, я такая голодная. Мы и без сухпайка остались, вещмешки сложили в кузов машины. Он уехал, а мы тут застряли.
Громов тоже засуетился, бросился к двери:
– А у меня там щепотка заварки лежит в аптечке. Сейчас чайку сообразим.
Через полчаса они потягивали подкрашенный редкими чаинками кипяток, блаженно жались поближе к огню, наслаждаясь минутой отдыха. В смертельной близости от немцев, посреди бушующей снежной бури, в сыром заброшенном цеху им было на короткое время уютно и радостно. Аленка выдохнула:
– Ну вот, почти настоящий день рождения, а то уже прямо вот разреветься хотелось.
– Поздравляю! С днем рождения! – понеслись со всех сторон теплые слова.
Главная заводила Зоя вдруг тряхнула густой челкой и нарочитым басом объявила:
– Для именинницы песня в подарок.
Девчата запели нестройным хором, старательно, но так плавно и чудесно, что в такт словам, казалось, даже воздух вокруг поплыл округлыми широкими волнами.
Ночь подошла,Сумрак на землю лег,Тонут во мгле пустынные сопки,Тучей закрыт восток.Здесь, под землей,Наши герои спят,Песню над ними ветер поет, иЗвезды с небес глядят.Изящная, как фарфоровая куколка, фигурка отделилась от компании поющих девушек и присела в хулиганском книксене перед Гошкой Федорчуком. Аленка звонко воскликнула:
– Белый танец, дамы приглашают кавалеров!
Оторопевший танкист поднялся и затоптался на месте, не понимая, что же делать дальше. В деревне на танцах никогда девчата не приглашали его в круг, да и танцевали они, притоптывая каблуками, выкидывая затейливые коленца. Как танцевать под эту чудесную плавную музыку, он и не знал. По его растерянному взгляду девушка мгновенно поняла причину смущения, ловко подцепила тонкими пальчиками солдатский ремень, прильнула к нему всем миниатюрным телом и повела, кружа в вальсе. С хохотом девушки кинулись разбирать кавалеров, вытаскивая на импровизированную танцплощадку опешивших танкистов. Кавалеров на всех не хватало, поэтому пары с хохотом и столкновениями менялись, разбивались и снова сливались в вальсе, кружились под песню, что лилась не переставая дальше. Только одна пара оставалась неизменной: хрупкая Аленка уткнулась своему партнеру по вальсу в гимнастерку лицом и все представляла себе, что она сейчас кружится в актовом зале родной школы во время так и не состоявшегося выпускного. Всего одного года не хватило школьнице, чтобы стать выпускницей, пришлось бросить школу и пойти на завод. Вместо вальса ее ждал станок, а потом винтовка Мосина с оптическим прицелом. Вместо па она учила виды пуль в патронах, повторяя в темноте на казарменной кровати даже сквозь сон: «Легкие, бронебойные, зажигательные». И содранные в кровь пальцы шевелились, отправляя в затвор патрон за патроном даже во сне. Но сейчас… Сейчас вальс и высокий парень, что неумело держит ее за талию. Она никак не могла оторвать голову от его груди, вслушиваясь, как под ребрами пульсирует сердце в такт мелодии, в такт их плавным шагам и поворотам. Волшебство длилось до тех пор, пока воздух не разорвала сирена, воющая, как умирающая ведьма из ада.
– Воздушная тревога!
Песня оборвалась, пары рассыпались. Каждый бросился искать укрытие в углу, в проеме, между тяжелыми флягами из-под молока в надежде, что туда не достанут осколки. К счастью, грохнуло где-то далеко в стороне реки. И еще раз, второй снаряд! Соколов скрипнул зубами от досады – немцы крушат с воздуха пехоту, что охраняет мост. А там его танкисты, экипаж Логунова!
Звуки авиационного налета затихли, в воздухе снова повисла ночная тишина, только ветер принес через щели окон тяжелый запах гари. От мыслей о близком фронте и чужих смертях праздничное настроение совсем пропало. Девушки и парни снова разделились каждый на свою половину, в поисках места, где можно сесть поудобнее, вытянуть ноги и прикрыть тяжелые от усталости веки. Ветер завывал тише, теперь устилая огромными снежными хлопьями мир вокруг. Соколов с облегчением вздохнул – ушли самолеты обратно, испугались нелетной погоды. Хлопнула дверь, и он успел заметить, как в отсвете белого нового покрывала из снега мелькнули две черных косы. Парень бросился следом:
– Тася. – Девушка остановилась и вопросительно вскинула бровь. Алексей остановился, опустил взгляд. – Тася, то есть лейтенант Доброва, товарищ Доброва, я хотел извиниться, что голос на вас повысил. Некрасивый поступок. Простите меня.
– Прощаю, – девушка вдруг протянула узкую ладошку. – Мир?
– Мир, – он осторожно пожал ледяные пальцы и продолжил: – Я еще хотел с вами обговорить кое-что. Вы должны будете со стрелковой ротой перейти через топи по кладбищу и далее по тропинке через болота. Там есть дорога в соседнее село, оно освобождено от немецкой оккупации. Местная жительница подсказала, в лесу развешаны тряпицы-метки для обозначения пешеходного пути. Вы сможете выбраться на безопасную территорию, а мы вернемся к мосту и присоединимся к обороняющимся частям.
– Вы, вы, какой же вы все-таки! – черные глаза Таси сверкали от ярости. – Мы обычные солдаты и тоже можем сражаться с врагом, а не отсиживаться в безопасном укрытии. Как вы это не поймете?! Мы – солдаты! Пускай в юбках, зато с винтовками, с которыми умеем обращаться так, что вам и не снилось. Мы отряд особого назначения, снайперы, все с медалями, со значками. А вы с нами как с детьми обращаетесь!
– Да я же о вас забочусь, я не смогу вас провести через линию огня, мы не сможем пройти каменную гряду без потерь. Вас там уничтожат! Лучше мы на рассвете уйдем тем же путем, что пришли. Танки пулеметов и мин не боятся. Вы отправляетесь по лесной дороге в соседнее село. Если штаб сочтет нужным отправить вас на операцию по ликвидации немецкого соединения в каменных холмах, то пускай. Я же отказываюсь присоединять ваш отряд к своему взводу, я не знаю, как без бронетехники провести почти сто единиц личного состава напрямую к мосту.
– Вот тогда и не кричите, что вы старше по званию. Товарищ командир! – дерзко выпалила Тася, резко развернулась и зашагала в сторону сыроварни, где уже засыпали бойцы-товарищи. В ее словах звучала насмешка над осторожностью лейтенанта из танкового подразделения.
От досады Соколов застонал и сжал кулаки, опять они поругались, мир получился всего лишь на пару секунд. Как же объяснить упрямице, что он не тащит их к смертоносному полю не потому, что относится к ним как к солдатам в юбках, а потому, что не хочет оставить их там, тонких, звонкоголосых, таких беззащитных и прекрасных, умирать на белом снежном покрове.
Он вернулся обратно, уселся в углу, прокручивая раз за разом в голове спор с Тасей, находя все новые аргументы. Так и качал сам себе головой в темноте, беззвучно шевелил губами, пока не отяжелели веки. Тогда командир танкового отряда задремал на короткие часы под шелест стихающего ветра.
Кроме двух девушек, выставленных в караул, еще сон никак не шел к Гошке Федорчуку. Он мучился, кряхтел, ворочался на куске брезента и наконец не выдержал, подполз поближе к командиру своего танка, ефрейтору Бочкину, и зашептал прямо в ухо:
– Товарищ командир, товарищ Бочкин, вы спите?
– А, чего, а? – заметался сонный Николай. – Тревога?
– Тш-ш-ш, нет, нет, все тихо, – замахал на него руками танкист и просительно протянул: – Вопрос у меня к вам, важный очень.
– Ну, не тяни! Чего? Болит чего? Живот, что ли, скрутило? – буркнул сонный Бочкин.
Но Гошка покрутил головой и снова зашептал в самое ухо:
– Вот вы говорили, у вас невеста есть, а это, она чем пахнет? – и не дожидаясь ответа, затарахтел: – Я ведь почему спрашиваю, у нас девчата молоком или навозом пахнут, если с дойки идут. Ну там, духами, когда пшикнутся. А она, вот пигалица эта, которая со значком снайпера, весной пахнет. Волосы у нее, будто запах луга вдохнул, сладкой дымки, такой сладкой, как сок березовый. Или меда из разнотравья. Как так она пахнет, почему? Я все нюхал, нюхал, пока танцевал. Не пойму, будто весной пахнет! Вы же должны знать, у вас ведь невеста! А, товарищ командир, почему такой запах? Аж надышаться не можешь, все дышишь – и еще хочется!
Но ответом ему был храп командира, который от усталости не слышал его взбудораженного шепота. Гошка снова повозился на подстилке из брезента и не удержался, пробубнил:
– Я вообще считаю, не место им на войне, женщинам. Хоть вот ругайте меня, хоть ремнем охаживайте. Девчата на войне – это же… полезные, не спорю. Да только не для того они. Они же… будто бабочки или цветы там, им нельзя в грязи, в крови. Холодно опять же, а у них юбки.
Бочкин вдруг, не открывая глаз, поднял в воздух кулак:
– Опять он про эти юбки. Молчи, или врежу сейчас. Дай поспать, философ.
Федорчук вздохнул, повернулся на другой бок, поискал глазами и не нашел в толпе сгрудившихся вповалку девчонок щуплой птичьей фигурки Алены. Он носом долго тыкался в рукав своей гимнастерки, где лежала светловолосая головка девушки во время танца. Наконец парень нашел крошечное пятнышко, от которого его окутал аромат бескрайнего майского луга, прохлада тугой речной воды, тягучий нежный вкус меда с дедовской пасеки. Отчего Гошка Федорчук мгновенно уснул, окунувшись в разноцветные теплые сны до самой макушки.
Глава 4
Соколова разбудил крик, словно сирена юнкерса снова завыла над ухом. Он подскочил и спросонья наткнулся на тонкие плечи под ватником. Девушка в его руках кричала и плакала:
– Там, там они, Тасю и остальных! Помогите!
– Что? Немцы в село вошли, сюда на территорию? – он тряхнул ее, в сумерках пытаясь рассмотреть лицо девушки.
Даже в сером свете, падавшем из крошечных окошек, было видно, что лицо девушки покрыто ссадинами и следами от ударов. От ужаса и потрясения она захлебывалась слезами, никак не могла внятно сказать, что случилось. Алексей бросился к выходу, но грохота боя или лязга техники слышно не было. Нет атаки немецких сил! Танкисты и часть девушек обступили плачущую Зойку.
– Что случилось? Ты чего такая грязная? У тебя все лицо в крови! – охали товарки.
– Где немцы? Ну скажи! – парни рвались в бой с обидчиками девушки.
Только она крутила головой и захлебывалась в истерике. Тогда лейтенант открутил крышку с трофейной фляжки и почти силком влил в разбитые губы глоток спирта. Зойка закашлялась, но все-таки смогла рассказать, что с ней случилось:
– Тася, наш командир роты, она предложила нам пойти ночью на охоту, это мы так называем боевую вылазку. Ее так задело, что вы ей не доверяете, отказались наш отряд вести к зоне боевых действий. И она приказала нам взять винтовки и отправиться после бури к скалам, где засели немцы. Все почти получилось! Мы сняли охрану, расчет артиллеристов уложили, даже баки мотоциклов расстреляли, устроили им пожар. Девочки пошли обратно, сюда на завод. Но я не знаю, как так получилось. Как они нас обнаружили?! Немцы на двух бронированных машинах выскочили из-за гряды и начали нас хватать, как только мы спустились вниз к дороге через село. Они прикладами сбили нас с ног, мы даже сообразить ничего не успели. Меня тоже схватили, этот солдат, он толкнул меня на землю, кричал и пинал сапогами, а потом поволок куда-то. А я укусила его за щеку и бросилась бежать. Сюда, чтобы вы помогли. Девочки в плену! Они избивали их, я видела, они били их прикладами, руками, ногами! У них кровь летела во все стороны! Помогите, помогите, умоляю, помогите им! Они убьют Тасю и остальных! – Зоя зашлась в отчаянном плаче.
– Сколько вас было? – ее остановил твердый тон сосредоточенного командира танкистов.
– Десять стрелков, – всхлипнула Зоя и замерла в ожидании, неужели командир танкистов им не поможет. Пускай они сами виноваты, ушли, нарушив приказ. Но сейчас ведь важнее спасти попавших в плен снайперш.
Соколов не думал и секунды, он бросился вместе со своими бойцами к танкам:
– Ребята, к скалам, как можно быстрее! – на ходу лейтенант обернулся к спешащим девушкам. – Кто был заместителем комроты?
– Я, – выдохнула заплаканная Зойка.
– Ты сможешь сейчас своих стрелков расставить на позиции? Мы идем к скалам и без вашей помощи не справимся. Мы под защитой брони, а немцы под защитой каменных холмов. Танки возьмут огонь на себя, будем вести стрельбу до последнего снаряда. Стрелки на броню, затем в зоне боевых действий должны с замаскированных позиций снять пулеметчиков и артиллеристов.
– Я сделаю, ради Таси, ради девчонок я смогу, – Зойка уже пришла в себя. На измазанном грязью лице глаза блестели теперь не от слез, а от злости, что росла изнутри на немцев.
– Берите оружие и на борта тридцатьчетверок, выезжаем с территории завода! Я заберу двоих стрелков, чтобы из пулемета вели огонь. Кто из пулемета ДТ умеет стрелять?
Над толпой девчонок взметнулся пяток рук. Он наугад выбрал двоих и приказал:
– По машинам, вперед! По дороге через село к скалам! Мехвод, башнер, кто свободен пока, покажите, как вести стрельбу из пулемета.
Сборный отряд из снайперов и танкистов понимал: скрываться или искать обходные пути больше нет времени. Да и немцы наверняка догадались, откуда пришли девушки, и сейчас на всех парах мчатся германские БТР «ханомаги» к Ивановскому.
Уже через пять минут его мысли подтвердились. В конце улицы замаячили черные бронированные борта бронетранспортеров. На турелях качались от выстрелов пулеметы, с головной машины неслись мины, поднимая огромные фонтаны земли поперек дороги. Стрелки с винтовками вспорхнули, как стайка птичек, с бортов и исчезли в придорожных кустах.
– По движущимся целям огонь! – выкрикнул Соколов своим экипажам.
Тридцатьчетверки стремительно приближались, не обращая внимания на летящие в защитную маску и башню пули. Из танковых орудий грянули залпы, фугасные снаряды осыпали осколками бронированные морды германской техники. Машина справа закрутилась вокруг оси, сталкиваясь с БТР, идущими в колонне следом. Воздух вокруг колонны взорвался от выстрелов, будто стена из пуль и огня выросла прямо на сельской дороге. Колонна в десять машин двигалась черным потоком, и на ее пути двумя глыбами выросли тридцатьчетверки. Пути назад нет, биться до последнего снаряда.
Лязг казенника, наводка и оглушительный выстрел. Новый снаряд! Залп! Огонь, огонь! Из бронетранспортеров несколько человек попытались подобраться к танкам поближе и закидать гранатами, но меткие пули снайперов из укрытия уложили их в колею, заполненную грязью. Новый выстрел! Снаряд за снарядом вдалбливали Т-34 в тяжелые машины фашистов, превращая их в полыхающие костры. Подбитые БТР заполнили дорогу, но стрельба не стихала. Спасаясь, немцы выбирались из машин и рассредоточивались вдоль обочины, пытаясь стрелять из автоматов и пулеметов на подавление огня советских воинов. Обстреливать с такой силой, чтобы было страшно шелохнуться даже за бронированной защитой.
– Ну давайте, девчонки, покажите немцам, кто тут воевать умеет, – пробормотал себе под нос Алексей. А вслух выкрикнул: – Пулеметчики, огонь! Длинные по обочинам, Бочкин, левый фланг! На таран, надо расчистить проход, атакуем!
Танки всем весом врезались в груду полыхающего металла, так что задние машины немцев вынуждены были отступить. Водители бронеавтомобилей были растеряны напором русских тридцатьчетверок. Те с резким ревом шли и шли вперед, уверенно взбираясь гусеницами прямо по горящим бронированным бортам. «Вперед, вперед, быстрее», – эта мысль снова и снова стучала в висках, как метроном, при каждом движении командира танкистов. Он наводил прицел на новую цель и нажимал педаль – огонь! Грохот стреляной гильзы, металлический удар затвора казенной части пушки бил по ушам, отдавался гулом по всему телу. Но слабым телом управлял пылающий от ярости разум, он заставлял двигаться, несмотря на гарь и огонь, отбросив страх.
Выстрел! Попадание! Лицо башнера болело оттого, как сильно он вжимался в нарамник. Весь мир сейчас сузился до полоски дороги, где черными силуэтами метались на экране визира вражеские машины.
– Коля, бей по обочинам фугасом! Бей, их осколками посечет! – отдал приказ Соколов в ТПУ и тут же направил своего мехвода: – Вперед! Без остановки!
«Семерка» даже не вставала на короткую, до того теперь были близки цели, выстрелы из оружия стучали по броне танков теперь не как мелкий дождь. Они долбили оглушающим страшным громом, отдаваясь вибрацией во всем теле. Звенело в ушах, рты танкистов жадно хватали воздух в задымленных пороховым газом внутренностях бронированной машины. Перед глазами все плыло и качалось, танк резкими рывками продвигался по распластанным телам, горящим останкам машин, не останавливаясь ни на секунду. В панораме все выше росла крутая стена холма, откуда летели сотни выстрелов.
Залп прямиком в Т-34! Танк качнулся так, что Соколов еле удержался на ногах. В башню наискось ударил пушечный снаряд, отчего башнер с трудом удержался на ногах, ударившись с размаху головой о металлическую переборку.
– Попали?! – прокричал в ТПУ Бабенко, который не отрывал глаза от завалов впереди, выбирая путь для «семерки».
Командир ничего не ответил, только выкрикнул очередное:
– Заряжай!
Сам крутил ручки наводки ватными после удара руками, ствол ходил во все стороны в поисках цели – зенитной пушки, что обкладывала их снарядами со всех сторон.
Омаев прохрипел:
– Берите выше, неприцельно! Это горы, от выстрела обвал пойдет и немцев завалит!
– Нет, нет, – Соколов вдруг отпрянул от визира наводки, обжегшись страшной мыслью. – Девчонки, снайперы у немцев, их тоже завалит.
– Я, можно я! Я найду их, найду! – в эфире раздался отчаянный крик Федорчука. – Разрешите!
Лейтенант мгновенно принял решение:
– Руслан, иди с Федорчуком. Ракетницей подашь знак, когда девушек обнаружишь, – он поплотнее прижал ларингофон к шее и отчетливо приказал: – Огонь вести только по целям на дороге. Отходим назад, Бочкин, покинуть зоны обстрела!
Остатки «ханомагов» они смогут расстрелять и с дальнего расстояния, а вот подставлять борта под зенитный удар неразумно. Даже самая слабенькая германская пушка сможет на расстоянии в пару сотен метров пробить броню и поджечь тридцатьчетверку вместе с экипажем. Надо отступать, они сами себя сейчас запирают в ловушке: по бокам сельские дома, впереди скалы – пространство для маневров ограничено. Именно в юркости и скорости главное преимущество Т-34. Он увернется от тяжелых «тигров», от убойной Flack 88, но для этого нужно пространство. Танки поползли назад, лавируя между чадящими столбами вонючей гари. Немецкая бронетехника приняла их маневр за отступление и пошла в новую атаку.
– Да когда вы уже успокоитесь! – в ярости выкрикнул Бочкин. Он выбрал новую цель и нажал педаль.
Выстрел, попадание! Паль поползла по крыше бронетранспортера, наверх один за другим вылетели стрелки, у которых уже тлела одежда. Снаружи их поджидали меткие пули винтовок. Выстрел! Один из немецких пехотинцев слетел кубарем и задергался в предсмертных судорогах под днищем горящей машины, второй успел спрыгнуть на грязную дорогу, пробежать десяток метров и рухнул с пулей в затылке.
– Еще, еще, давай! – Колька бросился к оставшейся вместо Федорчука девушке-стрелку, которая с трудом ворочала тяжелые фугаски. Подхватил тяжелый снаряд из девичьих пальцев, привычным жестом вогнал в казенную часть пушки. Боевая злость клокотала внутри. – Ну, сейчас я им покажу, фрицам поганым!
Николай снова прильнул к сетке разметки – вот ползет черный монстр, ищет проход между своими тлеющими собратьями, будто мерзким хоботком нащупывает ориентиры для цели. Залп! Черная тварь вздыбилась под огненным облаком из осколков, с места за турелью рухнул вниз немец, забился в конвульсиях от смертельных ранений.