Тайфун придет из России

– А ну, лежать, ишь, любопытные! – прикрикнул он, и янки застыли, со страхом уставившись на оборванного, испачканного чужой кровью диковатого парня, тычущего в них стволом бесшумного пистолета.

Глеб скатился по лестнице, пробежал мимо камер, за которыми мычали и сквернословили узники наркомафии. Шарахнулся, как от проказы, от каменного мешка, где валялись мертвые охранники и стонал один живой, пытаясь сбросить с себя товарищей по службе.

Не было Бутерса в тюрьме! Он помчался вверх, перепрыгивая через ступени, вылетел во двор, бросился к забору… и повис. Усталость сказывалась. Снова разбежался, подпрыгнул, уцепившись за гребень, заелозил носками. В этот «подвешенный» момент со смотровой площадки истошно завопила Люба Ворошенко:

– Эй, народ, вы где?! Я вижу его!! Он над нашим гротом, десять градусов на северо-восток!! Ау, вы где, вашу мать?! Чем вы там занимаетесь?!

– Понял, Любаша! – крикнул Глеб.

И откуда только взялись силы? Он перелез через забор и грузно побежал по «экстремальной» тропке. Не он один услышал призывный вопль. Все услышали, даже Бутерс. Глеб переваливался с камня на камень, кляня себя за медлительность, а в районе грота уже происходили драматические события. Осталось загадкой, где отсиживался Бутерс (а он оставался в «дарованном» российским спецназом гидрокостюме), но, видимо, отсиживаться надоело и он решил попытать счастья. Ему почти повезло – он был уже в двух шагах от контейнера, аквалангов и ласт, но в этот момент ему на голову свалилась Маша Курганова, разъяренная и дикая. Виктор Павлович заметался, заскользил в пропасть, подвывая от ужаса, и как-то ухватился за выступ в скале. Он висел над гротом, болтая ногами и оглашая пространство лебединым криком. Вниз не смотрел, считал, что под ногами пропасть, но это было не так – не больше двух метров. Маша стояла над ним и чесала затылок, пытаясь понять, какие действия с ее стороны будут наиболее уместны. Попытки вытащить из пропасти «секретоносца» были равносильны самоубийству. Пока она раздумывала, пальцы «висельника» разжались, и он с тоскливым воем устремился вниз. Упал и сильно удивился – почему он жив? Переломов у Бутерса не было, если не считать отбитой задницы. Он заметался по узкой полосе пляжа. Маша не рискнула повторять рискованный трюк, отправилась в обход, цепляясь за острые края. Но от северных скал уже плыл вразмашку Оболенский, а на Машу, издавая звуки дуделки «уйди-уйди», съезжал растрепанный Мишка Черкасов. Он не стал выискивать безопасную тропу, а просто скатился камнем в воду и выбрался на песок, болтаясь при этом, как маятник. Бутерс оказался зажатым у грота и в отчаянии вскинул где-то добытый пистолет. Грянул выстрел, и от его звука сердце у Глеба сжалось. Но Мишка умел, если нужно, увертываться от пуль, он кувыркнулся через голову, уходя под защиту вросшей в песок глыбы. Бутерс снова надавил на курок, но патрон в обойме был единственным. Он забегал лихорадочно по узкому пляжу. С одной стороны, злорадно лыбясь, подбирался Черкасов, с другой – Оболенский. Маша решила не путаться под ногами, села на краю обрыва, свесив ножки, и приготовилась смотреть «кино».

– Виктор Павлович, побойтесь бога! – крикнул уже практически спустившийся Глеб. – Нашли мальчиков, бегать тут за вами… Все равно поймаем, а нам еще предстоит такое утомительное путешествие!

– Да пошел ты, умник! – взвыл предприниматель.

– Мужики, хватайте его, надоел уже! – прокричал Глеб.

Спецназовцы сжимали охват, Виктор Павлович усиленно крутил головой. Ну, не хотелось ему по неизвестным, но очень веским причинам возвращаться под конвоем на Родину! Его уже почти схватили, когда он испустил тоскливый вопль, провинтился между спецназовцами и бросился в море.

– План «Перехват» результата не дал, – глубокомысленно изрек Мишка.

– Да как он уже достал! – воскликнул Оболенский и кинулся догонять предпринимателя. Смотрелось это дико и смешно. Он получил по груди волной, но все же настиг Бутерса, когда тот погрузился уже по пояс, схватил его за горло и повалил. Оба ушли под воду, потом появились и снова пропали, когда их накрыла «девятая» волна.

– Какая откровенная сцена, – восхитился Черкасов, спеша на помощь товарищу.

Когда рычащего предпринимателя выбросили на берег, Маша с Глебом уже подтаскивали к полосе прибоя контейнер и ласты с аквалангами.

– Я не понял, – изумлялся Глеб, – почему в контейнере наши липовые документы и американские доллары? Разве мы не должны были все это оставить на подводной лодке?

– А кто был ответственный за то, чтобы все оставить? – ухмылялся Мишка.

– То есть ты не выполнил прямое распоряжение начальства?

– Не выполнил, – согласился Черкасов. – Но, согласись, приказ был глуп, и в нашей ситуации лучше с деньгами и фальшивыми документами, чем совсем без ничего.

– Ладно, потом с тобой разберемся. – Глеб почувствовал облегчение. – Оружие с собой не брать, в Мексике мы долго с ним не пробегаем. Случись нужда, добудем. Контейнер прячем здесь, деньги и документы разобрать, завернуть и спрятать на теле. Виктор Павлович, вы выглядите очень усталым, – заметил он. – А ведь предупреждали, что нас ожидает утомительное путешествие…

Предпринимателя швырнули на песок, он тяжело дышал, хватался за сердце. Затем приподнялся и, с нескрываемой злобой уставившись на Глеба, процедил:

– И откуда вы взялись, черти, на мою голову? – И внезапно злорадно рассмеялся: – Что, дорогие соотечественники, поредели ваши ряды?

– Ах, ты, тварь, смотри-ка, разговорился, – рухнула на колени Мария и ударила кулачком в оскаленный рот.

Предприниматель откинулся на песок и принялся кашлять, выплевывая раздробленное содержимое рта. Маша перестаралась, но ей хотелось повторить процедуру – никто не имеет права оскорблять память ее павших товарищей.

– Ряды ваших зубов, Виктор Павлович, кстати, тоже поредели, – не удержался от язвительной шпильки Глеб. – Товарищ боец, прекратите, пожалуйста, ведите себя достойно. А в следующий раз бейте так, чтобы хватило одного удара. Девушка права, Виктор Павлович, вы из той категории граждан, которым катастрофически не хватает п…дюлей. Готовы к путешествию? Учтите, мы будем недовольны, если вы возьметесь нас тормозить.

– Послушайте… Глеб Андреевич, или как вас там… – забормотал Бутерс, разобравшись с потерями во рту. – Я слышал взрыв, я знаю, что вы потеряли подводную лодку. Мне очень жаль, что погибли ваши люди… нет, действительно… – Он опасливо покосился на насторожившуюся Марию. – Но что вы можете сделать в этой ситуации? Переправить меня на мексиканский берег? А дальше? Вы потеряли транспорт, у вас отсутствует, подозреваю, связь с руководством. Окрестности Пуэрто Фелипе – вотчина наркобарона Баррозо, он не позволит вам вольничать, вас закроют уже завтра как подозрительных чужаков. Спрятаться в районе невозможно, выбраться – трудно, все дороги контролируют «sicarios». Скоро появятся мои люди, скоро полезут американцы, у которых вы меня умыкнули. Восстановят картину, что на самом деле произошло на Санта-Ирине, и вам наступит, извините, полный крах. Зачем вам это нужно? Вас просто убьют или сгноят в мексиканской тюрьме, а мексиканская тюрьма – это посильнее преисподней. Я предлагаю два миллиона долларов за то, что вы поможете мне переправиться в безопасное место и постараетесь про меня забыть. Те люди, которым я нужен в России, – не светлые ангелы, уж поверьте; я им нужен не для того, чтобы творить добро…

Каждое слово этого человека было как ножом по горлу. Предприниматель озвучивал то, о чем Глеб старался не думать. Ему изначально не нравилось это дело, он плевал на Бутерса (нарушил законы – сиди в тюрьме!) и на структуры, имевшие на того виды, но куда деваться, если Родина приказала?

– Три миллиона, Глеб Андреевич… – повышал ставки предприниматель, и глаза его при этом возбужденно сверкали. – Три миллиона долларов! Если вы поможете мне пробраться в Канкун, я сниму их в первом же попавшемся банке, связанном платежной системой с американскими трастовыми компаниями…

– Ты так многозначительно помалкиваешь, Глеб Андреевич, словно всерьез рассматриваешь предложение, – саркастично заметила Маша.

– Он ждет дальнейшего повышения ставок, – предположил Мишка.

– Эй, вставайте! – проорал у них над головой звонкий женский голос. – Пришла беда, откуда ждали! – и со скалы, ловко перебирая руками и ногами, сползла взволнованная Любаша. – От городка в нашу сторону идут два катера с прожекторами, набитые под завязку вооруженной публикой. Они уже рядом, это люди наркобарона, кто же еще? А может, береговая охрана. Командир, тебе не кажется, что четвертого сражения мы не выдержим?

– Идут к причалу? – встрепенулся Глеб.

– Вот уж не знаю, – развела руками Любаша. – Если к причалу, то хорошо, и у нас вагон времени. А если один из них решит обойти остров, то это такая засада, командир…

Последствия оценили верно. Предпринимателя поднимали пинками. Натягивая ласты, он что-то бормотал про четыре миллиона долларов, про пять миллионов долларов, про шесть, про то, что, если скинуться, на эти деньги можно приобрести неплохой средневековый замок в окрестностях Луары… На него водружали аквалангистское снаряжение, прикручивали фонарь на лоб, затягивали ремни, давали последние инструкции, от которых он не имеет права отступать, если не хочет потерять последние зубы. «Если так пойдет, то к завершению путешествия на Викторе Павловиче живого места не останется», – с какой-то брезгливостью подумал Глеб. Контейнер втащили в воду, чтобы не оставлять врагу и не давать ему пищу для размышлений. Бросили на глубине примерно десяти метров – пусть ищут. Глеб заходил в воду последним. Фонарь на голове работал, вроде ничто не забыто. О будущем лучше не думать… Он обернулся, задрав голову. На Санта-Ирину, судя по крикам и дребезжащему мотору, уже высаживался «десант».

Из-за северных скал, на дистанции полутора кабельтовых, возник остроконечный нос катера, на баке горел прожектор. Судно разворачивалось, и прожектор вместе с ним, на палубе гомонили люди. Озарилось море, побежала световая дорожка к восточному берегу островка. Еще секунды четыре – и она бы высветила заходящую в море фигуру. Глеб ускорился, волоча ласты задом наперед, улегся спиной на волну, и пучина проглотила его…

В подводном плавании не было ничего утомительного, если не думать об акулах и муренах, изобилующих в здешних водах. Шли по свету фонарей, стараясь не сворачивать, – строго на запад. Неудобства доставлял лишь «ценный груз», оказавшийся неважным пловцом. Приходилось трясти у него под носом кулаком, дважды всплывать, при этом он жадно хватал воздух, и глаза вываливались из орбит. О кессонной болезни речь не шла, плыли у поверхности воды, декомпрессия со множеством остановок для подъема не требовалась. Берег приближался, вырисовывались на фоне светлеющего неба метелки пальм, склонившиеся над водой, узкие полосы песчаных пляжей, дебри прибрежных кустарников. Городок Пуэрто Фелипе остался справа, за длинной песчаной косой. Перед каждым погружением Глеб оглядывался. Таяла Санта-Ирина – сначала превратилась в кучку, потом в точку. Там горели прожектора. Одно из суденышек вошло в западную бухту, где имелся причал, можно было предположить, что «sicarios» уже обшаривают остров и «чешут репы». Второе судно встало у восточной оконечности, сноп света метался по каменным террасам, спускался к воде.

Пляж, на который они выползли, был идеален для купания, но являлся страшной мукой для водолаза. Тащиться в полном снаряжении по мелководью – хуже не придумаешь. Пока добрались, семь потов сошло. Они выползли на берег, полностью обессиленные, стащили опостылевшие акваланги, ласты, резиновые шлемы. Кашлял, держась за живот, кляня святую Деву Марию и Российскую Федерацию, предприниматель Бутерс. Отметив, что все живые, Глеб выбрался из полосы прибоя, где черный песок впитывал воду, оставляя от нее лишь пену, расстегнул комбинезон и рухнул, чтобы отдышаться. Люди собирались, даже Бутерс подполз, перевернулся на спину и молитвенно уставился в небо.

– Жуть какая, словно неделю окопы рыла, – призналась Маша.

– И мы по-прежнему в дерьме, – печально заметил Оболенский.

– Значит, отмыться надо, – покосилась на него Люба, – а то засохнет, потом от запаха не избавишься.

Оба посмотрели друг на друга и невесело засмеялись. Маша пристроилась недалеко от Глеба и начала с удивлением осматриваться. В воздухе назойливо пахло йодом. Волны с шелестом набегали на берег, отступали, оставляя шипучую пену. Рослые пальмы с непричесанными метелками клонились к морю. До низкорослых зарослей было метров двадцать, и выглядели они не очень привлекательно. И звуки издавали подозрительные. В округе никаких живых существ – участок пляжа был необитаем. По примерным оценкам, до Пуэрто Фелипе здесь было километров пять.

– Ну, надо же, – расчувствовалась Маша, – мечтала об отпуске в экзотической стране, и вот, свершилось…

– Осуществляются мечты, – согласился Глеб. – Ты, кстати, знаешь, что по липовым паспортам мы с тобой муж и жена? Не знаю, почему так вышло и кто решил над нами подшутить, но это чистая правда.

– Не может быть, – изумилась Маша. – Лично я – Павлина Пта?шкова, гражданка Чехии, проживаю в Праге на Карловой улице в районе Кржижовницкой площади – хотя ума не приложу, где это…

– Очень приятно, – улыбнулся Глеб. – Ян Пташек, инженер, проживаю там же. Ни звука не знаю по-чешски – да, собственно, и не планировалось, верно? Мы летели в дружественную Венесуэлу по особому списку, проходили в Каракасе через зеленый коридор. Паспорта – это просто подстраховка. И вот с этими документами, в которых последняя отметка – штамп таможни Венесуэлы, не зная ни слова по-чешски, мы возникаем в Мексике, из морской волны… в общем, полная чушь. Не могу избавиться от мысли, что наши нынешние документы равносильны их полному отсутствию. Их невозможно кому-нибудь показать.

– Давайте не будем о грустном, ну, пожалуйста… – взмолилась Люба.

– У тебя синяк на челюсти сияет, – подметила Маша, всматриваясь в измученное лицо Глеба. – На боксера попал?

– На девушку, – поморщился Глеб. – Она уселась на меня верхом и требовала, чтобы я дал ей то, чего не мог дать по этическим соображениям.

– Но тебе понравилось, – хихикнула Маша.

– Очень.

– Шесть миллионов, Глеб Андреевич… – простонал Бутерс.