В ледяном аду

– Большое вам спасибо, – сказал он и крепко пожал руку Шепелеву. – Простите, что не сразу прислушался к вашим словам.

Ерохин выбрался из машины и увидел, что люди покидали спасательные плоты. Температура воздуха для Антарктики была просто жаркой. Всего минус четыре градуса по Цельсию. Но дул пронзительный ветер вперемежку со снегом, мокрая одежда мгновенно замерзала и становилась словно сделанной из жести. Благо борт судна, терпящего бедствие, члены экипажа и ученые покидали организованно, прихватив с собой и багаж. Так что у них было во что переодеться.

Промокших членов команды и ученых запускали в вездеходы, где они могли сделать это в тепле и комфорте. Вскоре капитан уже мог «подвести итоги» кораблекрушения. Благодаря организованным действиям команды и наличию вездеходов на пневматическом ходу был спасен основной груз в виде научного оборудования и люди. К сожалению, за исключением механика, ушедшего под лед.

Каждый вездеход был оборудован радиостанцией и спутниковой связью. Не прошло и нескольких минут, как Шепелев уже говорил с ближайшей российской научно-исследовательской антарктической станцией, расположенной на побережье. Ерохин сообщил координаты и обстоятельства гибели судна. По антарктическим меркам до станции было недалеко – около пятисот километров, если по прямой. Полярники обещали прислать самолет за командой «Профессора Молчанова» и учеными, но метеоусловия пока не позволяли этого сделать.

В неприветливых водах Антарктики случайные люди практически никогда не появляются, если не считать, конечно, некоторого числа отмороженных туристов-экстремалов. Российское научно-исследовательское судно «Профессор Молчанов» тоже пришло сюда не просто так.

Антарктика – место уникальное. Этот континент практически еще не обжит человеком. И дело тут не только в суровом климате. В конце концов, уже давно существуют технологии, позволяющие добывать полезные ископаемые за Северным полярным кругом. Там целые города возводят. И ничего, живут люди, работают, когда полгода длится день и столько же ночь. Тяжело, конечно, но дело решают деньги. Хорошо заплатишь – люди будут и на Луне работать. Плюс романтика.

У Антарктики же особый статус, подтвержденный международными договоренностями. Этот континент не принадлежит ни одному государству и в то же время доступен для всех. Любая страна, желающая этого, может открыть на территории Антарктики собственную научно-исследовательскую станцию, проводить там испытания. Но здесь запрещено добывать какие-либо полезные ископаемые. А ведь научные исследования уже подтвердили, что в недрах Белого континента имеются богатые залежи каменного угля. На шельфе и в прибрежной полосе открыты месторождения нефти и газа.

Вся человеческая деятельность в Антарктике жестко регламентируется международными соглашениями. Даже те страны, которые претендуют на часть этих земель, как, к примеру, Аргентина, стараются их не нарушать. Так было до недавнего времени. Но мало какие из международных соглашений подписываются на вечное время, обычно их заключают на определенный срок. Скажем, на двадцать, тридцать, сорок лет. В дальнейшем они либо денонсируются, либо их действие продлевается.

В мире практически не осталось неразведанных залежей углеводородов. Уже известно наперед, на сколько лет где их хватит. Единственное исключение – Антарктика. В этом смысле тут конь еще не валялся. Между тем действие соглашений, запрещающих добычу полезных ископаемых на Белом континенте, истекает в ближайшее десятилетие. То государство, которому удастся к этому моменту разведать эти поистине золотые залежи, окажется в большом выигрыше.

У Российской Федерации, самой большой страны в мире, очень много уже разведанных и разрабатываемых месторождений, но она никак не может оставаться в стороне от общемировых тенденций. К тому же советские, а потом и российские геологи разработали одни из самых передовых в мире технологий поиска и добычи углеводородов в полярных условиях.

Именно поэтому научно-исследовательское судно «Профессор Молчанов» и оказалось в роковой для себя день у берегов Антарктики. Экспедиция готовилась больше года. Специально созданная группа ученых, в которую входили геологоразведчики, электронщики, метеорологи, должна была испытать уникальное оборудование, позволяющее без буровых платформ и другого тяжеловесного железа производить разведку углеводородов в условиях вечной мерзлоты и наличия мощного ледового покрова.

До последнего дня все шло по плану. Научно-исследовательское судно подошло к берегам Антарктики. Группа ученых с уникальным оборудованием должна была высадиться на побережье. После чего геологоразведчики на трех вездеходах отправились бы к станции Лазаревская, находившейся в семидесяти километрах к западу и законсервированной еще в советские времена. Там они занялись бы поисками месторождений углеводородного сырья.

Но, как нередко бывает, неудача подкараулила экспедицию в самый последний день. Судно предположительно столкнулось с каким-то подводным препятствием, в результате чего получило пробоину и затонуло. Лишь благодаря слаженным действиям команды, профессионализму капитана Ерохина и наличию на борту универсальных вездеходов на пневматическом ходу удалось избежать самых страшных последствий. При эвакуации погиб лишь один член команды. Все остальные были спасены, удалось без потерь эвакуировать и уникальное, единственное в своем роде оборудование.

Дальнейшая судьба экспедиции вроде бы просматривалась абсолютно четко. Ученые могли заняться своей работой. Предстояло эвакуировать лишь спасшихся членов команды. Ближайшая работающая российская станция располагалась примерно в пятистах километрах, и помощь могла бы подойти оперативно, если бы не погодные условия, не позволяющие использовать авиацию. В сложившейся ситуации капитан Ерохин принял единственно верное решение.

Глава 3

Погода ухудшалась. Снег не падал, но ветер нес его по земле. Вездеходы и спасательные плоты, замершие на месте, быстро покрыла белая пелена. Первое время люди еще пытались очистить их, но вскоре выбились из сил, ведь у них не было даже элементарных снегоуборочных лопат. Они не входят в комплектацию спасательного плота, который должен использоваться лишь в море, а не на суше.

– Если нас окончательно занесет, то никто и не заметит, – наконец-то признал очевидное Ерохин. – Прогноз на ближайшее время неутешителен. Вряд ли самолет подымется в воздух.

Давыдовский вынужден был согласиться с этим и добавил:

– Можно, конечно, греться в вездеходах по очереди, но тогда мы быстро сожжем весь запас топлива.

– Это далеко не лучший выход, – подтвердил Шепелев.

– Предлагаю двигаться в сторону Лазаревской. Там есть законсервированные запасы топлива и провизии, модульные дома. Если туда доберемся, то легко продержимся до прибытия помощи. Ваши вездеходы смогут отбуксировать до Лазаревской спасательные плоты по снегу? – спросил капитан.

– Раньше я подобным не занимался, – признался Шепелев. – Но топлива, по-моему, должно хватить, даже если идти с таким грузом.

– Вы так уверены в своих машинах?

– А почему бы и нет!.. Во всяком случае, я ничего лучшего пока не встречал. Гусеничные вездеходы на базе армейской техники – это вчерашний день. Будущее за машинами на пневматическом ходу.

– Что ж, придется поверить вам на слово, – проговорил капитан.

– Михаил Павлович, тогда прошу в мою машину. – Старший научный сотрудник сделал широкий жест, указывая на красный вездеход. – Вам как руководителю положено лучшее место – рядом с шофером.

Давыдовский покачал головой.

– Может, и положено, но я его уступаю другим. Сам поеду на спасательном плоту вместе с аппаратурой. Не хотелось бы повредить ее во время транспортировки. Так что, Илья, сильно не гони. На плоту тряска страшная.

Антарктика – единственный континент, где вообще нет дорог. А к чему они, если природа сама позаботилась о том, чтобы соорудить обширные открытые пространства, занесенные снегом?

Машины шли колонной, чтобы тратить меньше топлива на прокладывание колеи и санного следа. Впереди двигался ярко-красный вездеход. Огромные колеса разбрасывали снег, и он вихрился за кормой этого чуда техники.

Шепелев удобно расположился в уютном велюровом кресле и рулил лишь одной рукой. Тут тебе ни встречного движения, ни разделительных полос, ни перекрестков. По большому счету можно было просто зафиксировать руль, на педаль газа положить кирпич и даже немного вздремнуть.

Ерохин сидел в кресле рядом с водителем. В салоне на разложенных сиденьях жались друг к другу десять членов команды «Профессора Молчанова». Хоть и тесно, но все же комфортнее, чем ехать на спасательном плоту.

– Никогда раньше не видел таких машин, – удивлялся капитан. – Откуда они взялись в нашей экспедиции? Их специально для арктических условий разрабатывали?

– Самое смешное, что конструкторы абсолютно не думали о том, что эти машины будут работать в полярных условиях. Их в Беларуси создали. Для того чтобы по полесским болотам ездить, обслуживать плантации клюквы. Этому вездеходу без разницы – по земле он катит, по бетону, трясине или озеру. Даже останавливаться не приходится, когда с суши на воду перемахиваешь.

– Это я уже заметил, – вставил Ерохин.

– Придуманы просто, прямо как топор, но гениально. У них даже покрышек нет. – Шепелев бросил ленивый взгляд на широкое колесо, вращающееся за стеклом. – Одна только тонкостенная камера из кевлара. Давление в ней даже немного меньше одной атмосферы. Поэтому площадь соприкосновения с поверхностью большая и сцепление хорошее. Снег, кстати, придавливает даже меньше, чем лыжник. Легкая, маневренная. Топлива жрет совсем мало, как легковая машина. На ней, кстати, и двигатель, и коробка от «Фольксвагена» стоят. Серийные, между прочим. Я на этих изобретателей абсолютно случайно вышел – судьба свела. Пригласили меня друзья на рыбалку в белорусское Полесье. Там Припять течет, и рыбы столько, что руку сунь – тут же за палец цапнет. Правда, есть ее лучше не надо, Чернобыль поблизости.

– Это больше удовольствие, чем промысел, – сказал капитан. – Я в речной и озерной рыбалке ничего не понимаю, а вот в море рыбу ловить умею.

– Полесье – это почти сплошное болото. Города и деревни стоят только на песчаных островах. Раньше, еще до мелиорации, вообще непролазное место было. От одной деревни до другой всего какой-то километр, а люди к родственникам только зимой, когда все льдом схватит, попасть могут. Вот и мы до места рыбалки от Гомеля черт знает чем добирались. Сперва машиной, потом пешком и на лодке. Места дикие! Ивы старые стоят, а на каждой штук по десять гнезд – цапли живут. Мне говорили, что это самая большая популяция в Европе. И вот стоим мы с удочками, пейзаж такой, будто цивилизации вообще не существует. Ни тебе шоссе до самого горизонта, ни линий электропередачи, разве что самолет в небе зарисуется. Тут смотрю и глазам своим не верю. Катит по воде автомобиль на колесах, спокойненько себе так, словно и не вода под ним, а стекло. Подруливает к нам, не останавливаясь, на берег выезжает. Из кабины серьезный мужчина вылезает, с бородой. Познакомились. Оказывается, это конструктор с минского завода колесных тягачей. Вот такую вот хрень придумал по заказу их Министерства сельского хозяйства. Фирму небольшую организовал, где эти вездеходы и выпускает под заказ. Всякие охотники да рыбаки с деньгами охотно покупают. Недорого стоит – тысяч под двадцать зелени. Основное в цене – это кевлар для колес. Я как эту технику увидел, так сразу и понял, что ничего лучшего для полярных условий не существует. Белорусскому изобретателю эта идея понравилась. Он в бизнесе фишку рубит. Наш институт академический три такие машины купил. А сам изобретатель бизнес на компаньонов оставил и с одним другом иным делом промышлять стал. Он теперь в здешних краях. – Шепелев повел рукой перед собой, имея в виду просторы Антарктики. – Они туристов на вездеходах катают. Писал мне недавно, что хорошо зарабатывает. Настоящим полярником заделался. Обещал, кстати, и на Лазаревскую как-нибудь заехать, гостей привезти.

– И много туристов в Антарктике бывает? – спросил капитан.

– Хватает. Вот украинцы на своей станции и научные исследования проводят, и бар организовали, единственный в Антарктике, если не считать тех, которые в американских гостиницах на самом Южном полюсе находятся. Наловчились они здесь самогон гнать и классный маркетинговый ход придумали. Мол, единственный в мире горячительный напиток на кристально чистой ледниковой воде!

Спасательный плот, буксируемый красным вездеходом, бросало из стороны в сторону. Временами он даже подлетал на снежных неровностях. Давыдовский сидел на одном из кофров, руками и ногами пытался придерживать другие. Полог надувного домика он не застегивал, чтобы видеть, что происходит вокруг. Снег вместе с ветром врывался внутрь, сек руководителя группы по лицу.

Давыдовский постоянно чертыхался, а потом сказал неизвестно кому:

– Вот уж точно день не задался. А все, что плохо начинается, имеет тенденцию продолжиться точно так же.

Что именно может пойти не так, он пока себе не представлял. Вроде бы самое страшное уже позади. Кораблекрушение пережито. С борта «Профессора Молчанова» удалось эвакуировать людей, самое важное оборудование и даже вездеходы. Но гнусное предчувствие не покидало доктора наук.

Сквозь разрыв в метели он увидел впереди мрачные параллелепипеды законсервированной антарктической станции Лазаревская. Модульные домики, цистерны с топливом, ангары казались плоскими, словно вырезанными из серого картона. Ощущение заброшенности, безжизненности просто струилось от этих строений, давило на психику. Впечатление усугубляло низкое солнце, еле пробивающееся сквозь несущийся снег.

Вездеходы сбавили скорость, и караван неторопливо подкатил к самому большому модульному дому. Замолкли моторы. Люди неохотно выбирались из теплых салонов на улицу.

Борода и брови у Давыдовского за время путешествия успели покрыться инеем. Он смахнул его толстой рукавицей и осмотрелся. Ему было известно, что в штатном режиме станция способна принять максимум двадцать человек. Это из расчета спальных мест. Его научно-исследовательская группа состояла из десяти участников. Плюс команда утонувшего судна. Это еще двадцать персон.

Теперь ему предстояло разместить всех, дать им кров и пропитание до того времени, пока прибудет спасательный самолет с соседней российской антарктической станции. Если верить прогнозу, то ожидание могло затянуться на целую неделю. Давыдовскому не хотелось терять время, оно было на вес золота. Ведь вскоре должна была наступить полярная ночь.

Ученым следовало испытать аппаратуру и собрать максимум материала, чтобы потом, когда на Антарктику навалится темнота, иметь возможность спокойно его обрабатывать. Да и с исследованиями на шельфе стоило поспешить. Недели через три океан могли сковать льды.

В суровых климатических условиях существуют свои правила жизни и взаимоотношений между людьми. Здесь не принято устанавливать внешние запоры, вешать замки. Любой человек, потерпевший бедствие, должен иметь возможность воспользоваться продуктами, теплом, кровом. К тому же в Антарктике нет животных, способных проникнуть в жилые помещения станции. Это хитрый белый медведь может научиться открывать засовы. А пингвин хоть и сообразительный, но все же птица. Он питается рыбой, и ему на удалении от моря, среди снегов, делать нечего.