Разорванный берег

Девушка зашла на посадку и, вытирая рукой мокрое от слез лицо, приземлилась. Домик, где Вера провела почти все свое детство, превратился в руины, из которых торчали обгоревшие бревна и исковерканные куски горелого железа. Прямо под ногами валялась в грязной и жирной луже ее любимая кукла Таня. Девушка подняла куклу, постояла еще несколько минут и, не сдерживая более слез, снова разрыдалась. От военного городка почти ничего не осталось. Многие самолеты сгорели прямо там, где стояли, не успев даже вырулить на полосу и взлететь. Самолет отца расстреляли прямо на взлетно-посадочной полосе. Вера подняла голову – над ней, отбомбившись, на восток ползла уже знакомая четверка ТБ.

– Все целы, – сквозь слезы улыбнулась Вера. Вид летящего строя бомбардировщиков с красными звездами на крыльях напомнил девушке 18 августа прошлого года, когда они с родителями жарким летним утром ехали на весело звенящем трамвае № 6 в Тушино на парад, посвященный Дню авиации. Как она с замиранием сердца смотрела показательные полеты современнейших истребителей, проносящихся над головами восторженных зрителей с совершенно сумасшедшими скоростями. До 350 километров в час! Но больше всего ей понравился традиционный финал праздника, когда наши бомбардировщики совершали налет на бутафорский железнодорожный узел противника, макет которого был сооружен прямо в поле, перед зрителями. Тогда разрывы авиационных бомб и клубы черного дыма над развалинами фанерных строений казались самыми настоящими, и Вера, затаив дыхание, следила за боевыми действиями наших воздушных асов. А следом за бомбардировщиками в небе появились большие четырехмоторные самолеты АНТ-6, с которых, как горох, посыпались парашютисты. И это множество белоснежных парашютных куполов воздушного десанта вызывало у зрителей еще больший восторг и уверенность в том, что если враг… Слезы снова навернулись на глаза…

Потом она долго бродила по разрушенному городку в поисках раненых. Но ни раненых, ни убитых не нашла. Тогда она съела кусок сала с галетами, которые обнаружила в кабине немецкого самолета, напилась сырой холодной воды прямо из чудом уцелевшей колонки и, свернувшись калачиком, заснула в кабине «Мессершмиттта».

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ШИФРОВКА № 2134/45

«Командирам частей и соединений Ленинградского фронта

Органами Смерша за март-апрель 1945 года в войсках фронта задержано большое количество шпионов, агентов контрразведывательных и карательных органов противника, намеревавшихся перейти на сторону противника. Почти все эти лица в разное время находились в плену у немцев, проживали на оккупированной территории или выходили из окружений при сомнительных обстоятельствах. Подобного контингента в войсках фронта имеется значительное количество. Среди этих лиц имеется и много офицеров.

Учитывая особую важность в настоящее время высокой бдительности и борьбы за сохранение военной тайны, особенно в штабах всех степеней, Военный совет фронта требует проведения следующих мероприятий:

Усиленно, совместно с органами Смерша, очистить штабы от лиц, не внушающих доверия, из числа находившихся в плену, на оккупированной территории, вышедших из окружения при сомнительных обстоятельствах. В отношении офицерского состава решения принимать по каждому лицу отдельно.

В отношении отдельных офицеров могут быть приняты решения – отправка на полтора-два месяца в командировки по заготовкам, на курсы и т. д. Ни в коем случае не давать им понять об изъятии их из воинских частей по политическим соображениям.

Пересмотреть состав личной охраны и охраны служебных помещений и отделов, обслуживающих и связных высших офицеров и изъять лиц указанной категории. Еще раз тщательно проверить людей, работающих на узлах связи, коммутаторах, радистов, радиотехников и т. д.

Персонально определить целесообразность оставления их на службе в ближайшие 1,5–2 месяца, если даже в данное время на этих лиц не имеется компрометирующих материалов.

Ежедневно и тщательно проверять порядок на переднем крае. Исключить какую бы то ни было возможность перехода через передний край вражеской агентуры или изменников Родины.

Берлин, штаб-квартира абвера, апрель 1945 года

– Срочная радиошифрограмма от «Хельги».

– Читайте, Гельмут!

– «Хельга» сообщает, что благополучно прибыла на место и приступила к выполнению задания.

– А вот это, Гельмут, действительно очень хорошая весть, – улыбнулся генерал Бертрам, разливая по бокалам коньяк. – Срочно передайте полковнику Беккеру в Курляндию, чтобы он взял под круглосуточный контроль работы по минированию Вентспилса! Пусть докладывает мне о ходе работ каждые шесть часов.

Москва, 5 час. 30 мин., 27 апреля 1945 года

Большой транспортный «Дуглас» без происшествий совершил посадку на Центральном аэродроме имени Фрунзе, в районе станции метро «Аэропорт». Их встретил начальник Отдела по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска полковник Воротынский. Протянул Бородину широкую, похожую на лопату ладонь и улыбнулся, неожиданно приятно и открыто. Рукопожатие начальника московских сыскарей было крепким, при этом на его красивом, слегка вытянутом интеллигентном лице, на широком покатом лбу и в уголках серых, почти бесцветных внимательных глаз собрались глубокие морщинки, выдавая его далеко не молодой возраст.

– Эрнст Яковлевич, – представился он.

– Майор Бородин, – протянул руку майор. – А где полковник Гонтарь?

– Иван Петрович звонил мне час назад, – бросил взгляд на часы Воротынский, – извинялся. Он на задержании, кстати, по нашему делу. Обещал, как освободится, сразу подскочить к нам в управление. Да вы не переживайте, я введу вас в курс дела в лучшем виде. Мы сейчас с вашими в одной упряжке пашем.

– Да я в общем-то и не переживаю, – пожал плечами Бородин.

– Ну что, сразу на Петровку или в гостиницу? – поинтересовался водитель, когда все загрузились в черную «эмку».

– Давай к нам, на «Петры»[32], – махнул рукой Воротынский.

Стояло солнечное, совсем по-летнему теплое утро. Весенняя Москва только пробудилась от сна. Звенели трамваи, поливочные машины мыли улицы и тротуары. Везде развевались красные стяги – город готовился к встрече Первомая. Первые москвичи, одетые легко, совсем по-летнему, уже шли на работу. Рассеянно глядя на этих спешащих по своим делам пешеходов, на красивых девушек в пестрых платьях, Бородин по-прежнему думал о службе и искренне недоумевал, почему генерал-майор Евдокимов оказался на рыбалке в сопровождении одного-единственного шофера и без положенной ему по должности охраны. И почему те, кому положено было заботиться о безопасности генерала, так вопиюще халатно и безответственно отнеслись к своим служебным обязанностям? Он с интересом посмотрел в окно машины. Сейчас его родной город жил обычной и, на первый взгляд, совсем мирной жизнью, как будто где-то далеко отсюда, в Германии и Чехословакии, в Прибалтике и Австрии не шли в атаку и не умирали наши солдаты, не грохотали разрывы бомб и не огрызались автоматными и пулеметными очередями отступающие по всем фронтам гитлеровцы, не зияли пустыми глазницами окон разрушенные и сожженные немцами города и села. «И слава богу, – думал он, – что сейчас с этих чистых, залитых солнечным светом улиц исчезли уродливые противотанковые ежи и вездесущие зенитные орудия, которыми грозно смотрела в небо военная Москва 1941-го». Теперь о войне напоминали разве что только огромные плакаты на зданиях, по-прежнему призывающие москвичей к бдительности. «Вот этой самой, уже набившей всем оскомину на зубах бдительности и не хватило как самому генерал-майору Евдокимову, так и людям, обязанным обеспечить его охрану, – горько продолжал размышлять Бородин. – Что здесь? Обычная безалаберность или хорошо продуманная операция, с успехом реализованная абвером?» – Машина промчалась по пустому в этот утренний час Ленинградскому проспекту, выскочила на улицу Горького и, свернув у памятника Пушкину налево, обогнала ряд поливочных машин. Вскоре «эмка» остановилась перед шлагбаумом здания Народного комиссариата внутренних дел города Москвы.

Москва, ул. Петровка, 38, 6 час. 24 мин., 27 апреля 1945 года

Пройдя через КПП и поднявшись по широкой мраморной лестнице, они прошли длинным темным коридором и вошли в кабинет Воротынского.

– Товарищи офицеры, как вы уже знаете, – начал он, когда все расположились за длинным Т-образным столом, – семнадцатого апреля сего года в восемь часов десять минут в районе озера Сенеж в Солнечногорском районе Московской области в служебной машине «ГАЗ-М1» был обнаружен труп водителя сержанта Порошенко А. В. с огнестрельным ранением в голову. Машина была закреплена за заместителем начальника тылового обеспечения МВО генерал-майором Евдокимовым. Сам генерал-майор Евдокимов пропал. И до настоящего времени его местонахождение неизвестно. Нами возбуждено уголовное дело по двум статьям – «Убийство» и «Похищение человека». У нас имеется свидетель – Мохов Эдуард Николаевич, тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения. В то утро он рыбачил на противоположном берегу, примерно в трехстах метрах от генерала. По его показаниям, генерал вместе с водителем приехал на озеро примерно в четыре часа утра, еще затемно. Там они расположились на берегу для рыбалки. Около шести часов утра примерно в километре от них остановилась полуторка с брезентовым тентом. Свидетель отчетливо видел, как из грузовика вышли трое. Двое молодых людей в военной форме и девушка в гражданском платье с длинным, по-видимому, брезентовым чехлом в руках. Мужчины пошли по направлению к «эмке» генерала, а девушка направилась в лес. Гражданин Мохов утверждает, что как только двое мужчин подошли к генералу, сразу раздался выстрел. Водитель упал на снег и больше не шевелился, а генерал, согнувшись пополам, видимо, один из мужчин нанес ему удар в живот, упал на колени. Все это происходило далеко, и часть обзора свидетелю загораживала «эмка» генерала, так что всю картину происходящего он не видел. Но Мохов утверждает, что, по его мнению, мужчины что-то требовали от генерала. Это продолжалось довольно долго. Потом генерала подхватили под руки и поволокли к полуторке. По-видимому, сам он идти уже не мог. Тут пошел густой снег, и свидетелю больше ничего увидеть не удалось. Знаков различий на военной форме нападавших свидетель не рассмотрел. Оперативно-следственной группе, прибывшей на место, удалось частично воссоздать картину происшествия. Судебно-баллистическая экспертиза пули, которой был убит сержант Порошенко, показала, что выстрел был произведен с расстояния в восемьсот метров из винтовки Мосина, по-видимому, с использованием снайперского прицела. Винтовка, кстати сказать, при осмотре места преступления обнаружена не была. Пуля калибра 7.62 миллиметра со стальным сердечником вошла погибшему точно в правую височную кость. В том месте, где неизвестные «беседовали» с генералом, на снегу обнаружено большое количество крови. Генерала не просто били, а по утверждению экспертов – пытали. На месте преступления, а именно в салоне «эмки», обнаружены красноармейская книжка и комсомольский билет, выписанные на имя сержанта Порошенко, а также закрепленная за ним винтовка Мосина 1939 года выпуска и брезентовый подсумок с тремя обоймами к ней. Также с места преступления нами изъяты пистолет «ТТ» с одной обоймой патронов, сорок второго года выпуска, пистолет системы «маузер» «Боло», тысяча девятьсот шестнадцатого года выпуска в деревянной кобуре-прикладе и с одной запасной обоймой. Оба пистолета закреплены за Евдокимовым. Документов генерала на месте обнаружено не было. Полуторка, которой воспользовались бандиты и которая, как удалось установить в результате оперативных мероприятий, была угнана той же ночью от здания местного рыбхоза, была брошена бандитами в лесу у деревни Пешки. Там, возле деревенского кладбища их ждала другая машина. Судя по следам протекторов – «эмка». Единственный имеющийся пока в нашем распоряжении свидетель Мохов, добравшись до ближайшей деревни, позвонил в милицию только в семь часов сорок пять минут. Пока, собственно, это все, – развел руками Воротынский, – о чем я уполномочен вас, майор, проинформировать в рамках этого уголовного дела. Более подробно с материалами дела вас ознакомят чуть позже. А пока… Скажу прямо, я пока не знаю всей полноты ваших полномочий. Думаю, полковник Гонтарь их прояснит. Только давайте без обид.

– Что вы, полковник, – поднял обе руки Бородин, – какие могут тут быть обиды. Я все понимаю.

– Ну и хорошо. Забегая вперед, скажу, что поиск бандитов по горячим следам положительных результатов не дал. Ну вот, как-то так, – сказал полковник, – голые факты я вам вкратце изложил, подробности, результаты осмотра места происшествия, результаты экспертиз – все это вам, если сочтет нужным, покажет полковник Гонтарь. Мне же теперь хотелось бы выслушать ваши соображения.

– Товарищ полковник, – встал из-за стола Бородин, – на мой взгляд, в этом деле есть несколько странностей. Во-первых, винтовка. Почему диверсанты, я, с вашего позволения, сразу буду называть все своими именами, забрали ее с собой, а не утопили, скажем, в озере? И второе – почему генерал оказался в таком глухом месте без охраны? В самолете я внимательно изучил карту района. Насколько я знаю, военачальникам такого ранга положена личная охрана. Это я к тому, что среди этой самой охраны вполне могли оказаться сообщники диверсантов.

– Майор, ну по поводу винтовки, я считаю, все понятно. Винтовка в руках человека в военной форме сейчас самое обычное дело, и потому никакая это не улика. Кроме того, винтовки, особенно в первые месяцы войны, выдавались тысячами и больше половины из них были не отстреляны. Так что проверить всех, кто вооружен сейчас такими винтовками, мы не можем, поскольку на подобную проверку ушло бы очень много времени. Другое дело, пуля, извлеченная из черепа сержанта Порошенко, – действительно улика, и при определенном везении, задержав подозреваемого, мы обязательно проведем отстрел из изъятой у него винтовки. Но привязать это оружие к определенному человеку все равно будет весьма проблематично. Особливо если у задержанного будут безупречные документы и право на ношение оружия. Он просто пошлет нас куда подальше, заявив, что винтовку нашел в кустах, и будет прав на все сто. Слушай, майор, а давай на «ты»?

– Хорошо, – пожал плечами Бородин.

– Так вот. Теперь насчет сообщников… Конечно, и мы и ваши сотрудники из «Смерша» будем еще во всем этом скрупулезно разбираться. Но я хочу, чтобы ты знал одно. Сообщники исключены. Евдокимову по штату положены только один офицер по особым поручениям и двое водителей. Так вот офицер этот – майор Коваль. Он, как говорится, и охрана, и адъютант генерала в одном лице. Теперь что касается водителей. Порошенко убит, второй – сержант Иванов – незадолго до происшествия слег в госпиталь, – сообщил полковник.

– Давно? – насторожился Бородин.

– Да с неделю уже. Острый аппендицит. Мы проверили – все это время он находился в 1-й Градской, в хирургическом отделении. Диагноз стопроцентно подтвержден нашими медиками. Там все чисто.

– А что по Ковалю?

– По Ковалю… – Полковник тяжело вздохнул и, встав, подошел к окну, все еще заклеенному крест-накрест полосами некогда белой, а теперь пожелтевшей от солнца бумаги. С минуту молча смотрел на улицу, залитую солнечным светом, потом резко повернулся и предложил:

– А давай, майор, выпьем по сто граммов по старой фронтовой традиции? – Не дожидаясь ответа, подошел к сейфу, повернул ключ и достал початую бутылку коньяка и два граненых стакана. – Грузинский, пять звезд, еще довоенный. Послушай, майор, так уж сложилось, что и Евдокимова, и Коваля я знаю лично с сорок первого года. Тогда я, еще будучи лейтенантом, служил в Вентспилской пограничной комендатуре 12-го Либавского погранотряда. Там же начинал свою службу и Коваль – заместителем пограничной заставы по строевой подготовке. Поэтому я очень хорошо знаю и того и другого и могу с уверенностью сказать, что майор Коваль, как и генерал Евдокимов – смелые боевые офицеры. За обоих могу поручиться головой.

– Побереги голову, полковник, – посоветовал Бородин. – Люди со временем меняются. И, как показывает практика, частенько не в лучшую сторону. Ты лучше объясни, как тогда, в начале войны, получилось, что Вентспилский порт остался в руках у немцев, причем целым и невредимым?

– Согласен, этот факт в биографии генерала Евдокимова и напрягает, и настораживает одновременно, – вздохнул Воротынский. – Но только человека несведущего, не представляющего даже приблизительно, что творилось в Вентспилсе в самом начале войны… Я попробую объяснить. Но сначала повторюсь, что нисколько не сомневаюсь в честности генерала Евдокимова, как и в том, что он уже наверняка не раз давал самые исчерпывающие объяснения по этому факту в компетентных органах, вашим коллегам. И думаю, что они, эти объяснения, всех удовлетворили.

– В самое ближайшее время я и сам обязательно ознакомлюсь с тем давним рапортом генерала Евдокимова и представленными им объяснениями. Но, говоря вашими же словами, в целях экономии времени…

– Что ж, изволь. Первый налет немецкой авиации на Вентспилс произошел в четыре часа пятнадцать минут утра двадцать второго июня, и потом уже бомбардировки не прекращались ни на час, вплоть до самого ухода наших войск из города. Приказ о минировании и взрыве Вентспилского порта поступил Евдокимову, тогда еще технику-интенданту 2-го ранга, от начальника особого отдела Балтфлота капитана 1-го ранга Остроумова. Евдокимов должен был всего-навсего только передать пакет! Но получилось так, что буквально через несколько минут вручать, да и, собственно, выполнять этот приказ было уже некому. Понимаешь, майор, некому… Кроме самого техника-интенданта 2-го ранга Евдокимова. Но об этом чуть позже. Я хочу, чтобы ты понял, майор, какая там была мясорубка. Если ты посмотришь на карту Латвии…

– Я, полковник, эту карту от корки до корки знаю, на своем собственном брюхе отутюжил. Так что не агитируй меня. Я внимательно слушаю.

– Так вот, на карте хорошо видно, что там, где сейчас расположен Курляндский котел, сам Вентспилс да и вся Курляндия выглядят не более чем ненужным аппендиксом на пути немцев с запада на восток. Так оно и было тогда, в сорок первом, так это выглядит и сейчас. Все наши сухопутные войска были тогда кучно расположены начиная от Лиепаи и потом на юг – на Шауляй, Каунас, Вильнюс, прикрывая, таким образом, нашу западную границу. А потому на пути к Риге сам Вентспилс был тогда у немцев, что называется, совсем не по дороге. Двадцать пятого июня сорок первого года немецкие дивизии все же подошли к Вентспилсу, который уже несколько дней, как я уже говорил, беспрерывно бомбили. К началу войны в Вентспилсе наших войск было немного, по сути, только 138-я авиабаза, на которой базировался авиаполк средних бомбардировщиков, радиостанция, отдельные части 67-й дивизии, в основном дислоцированной в Лиепае. Была также небольшая береговая батарея Балтийского флота. Которая, кстати, несколько раз успешно предотвратила высадку в Вентспилсе немецкого морского десанта. А весь флот, как я уже говорил, концентрировался в Лиепае, в непосредственной близости от новой границы с Германией. Поэтому главный удар немцев на территории Латвии пришелся именно на Лиепаю. Они вышли к городу двадцать третьего июня, а взять смогли только через несколько дней. Двадцать шестого июня немцы обошли Лиепаю с севера. Корабли Балтфлота тогда спешно оставляли Лиепаю, уходя через Вентспилс на Ригу, теряя по пути транспорты и подлодки, взрывая береговые батареи. Эвакуация из него также проходила в спешке, на причалах бросали все, что не успели взорвать: флотское имущество, орудия, технику. Так вот, на выполнение приказа Ставки подготовить и осуществить подрыв сооружений Вентспилсского порта почти не было времени. Всего четыре дня… Но порт все же был нами заминирован, но осуществить подрыв, когда в порту было сосредоточено так много наших войск, не представлялось возможным. Никто бы просто в то время не взял на себя такую огромную ответственность. Это как раз тот случай, когда два приказа диаметрально противоположны и по смыслу, и по замыслу. Выполнить приказ о подрыве можно было, только когда будет выполнен другой не менее важный – о полной эвакуации войск. Так вот, утром двадцать седьмого июня наши части ушли из Вентспилса – часть войск отправилась на помощь нашим подразделениям, продолжающим оборонять Лиепаю, часть войск покинула Вентспилс, отправляясь в Ригу по морю и по суше. Времени на подготовку взрыва у Евдокимова просто не было, и основные кабеля проложили прямо по дну Балтийского моря. И тем же утром двадцать седьмого июня, когда немцы уже входили в город, Вентспилс покидали последние уцелевшие от бомбежек пароходы «Амга» и «Марта». На «Марте» последними уходили и мы. Пункт управления взрывом находился тогда на берегу в котельной ремзавода, замаскированный под трансформатор. От него кабель был протянут на «Марту», которая стояла на рейде. Евдокимов включил питание, но взрыва не последовало. Из-за ожесточенных немецких бомбардировок взрывом где-то повредило кабель. И даже если бы Евдокимов, я или Коваль, да неважно кто, остались бы в порту, это ничего бы уже не изменило. Найти повреждение линии в столь короткий период времени было просто невозможно. Отчасти еще и потому, что, как я уже говорил, работы по минированию из-за нехватки времени проводились в основном не столько по суше, сколько по дну Балтийского моря, которое к тому времени уже буквально кишело немецкими подлодками. По роковому стечению обстоятельств почти сразу немецкая бомба угодила в здание той самой котельной, превратив ее в дымящуюся груду кирпичей. Но «Марта» все равно подняла якоря только тогда, когда на причале уже появились немецкие танки. Мы покидали город под их шквальным огнем, и в первые же секунды боя Евдокимов был тяжело ранен. Ему пулеметной очередью с немецкого мотоцикла разворотило левый бок. А в это время наш кораблик, бесконечно пикируя, поливали из пушек и пулеметов два «мессера».

– А что было потом? – спросил Бородин.

– Потом? – полковник на секунду задумался. – А не было никакого «потом». К исходу двадцать седьмого июня немцы полностью захватили Вентспилс, а двадцать девятого окончательно взяли Лиепаю. первого июля ими была захвачена и Рига.

– А вы?

– Нам буквально чудом удалось относительно благополучно достичь эстонского острова Сааремаа и высадиться там вместе с военными моряками. Затем «Марта» с остававшимися на борту гражданскими отправилась в Таллин, но, насколько я знаю, туда не дошла. Двадцать девятого июня корабль был атакован немецкими самолетами и потоплен. Вот такая история, – сказал полковник.

В дверь деликатно постучали.

– Войдите, – разрешил Воротынский.

– Я смотрю, товарищи офицеры, вы уже неплохо поладили! – рассмеялся вошедший в кабинет полковник Гонтарь, кивнув на бутылку. – Как долетели, майор?

– Спасибо. Добрались в лучшем виде, – ответил Бородин, пожимая протянутую ему руку.

– Приветствую тебя, Эрнст Яковлевич, ввел в курс дела моего коллегу?

– О чем разговор? Сделал все как и просили. Мы же сейчас в одной упряжке пашем.

– В одной, Эрнст Яковлевич, как говорится, идем ноздря в ноздрю. Однако нам пора, время не ждет, и я вынужден забрать твоего, не сомневаюсь, очень интересного собеседника. Сам понимаешь, служба. И не нужно, не провожай нас, – остановил поднявшегося было со стула Воротынского Гонтарь, – мы дорогу сами найдем. Не заблудимся.

Москва, ул. Дзержинского, 2, 8 час. 48 мин. 27 апреля 1945 года

– Значит, долетели нормально? – еще раз зачем-то поинтересовался полковник Гонтарь, едва они вышли из кабинета Воротынского. – Кстати, твоим родителям я уже позвонил, предупредил, что несколько дней будешь в Москве. Не нужно, не благодари. Полковник Воробьев попросил. Ну что, в общих чертах представляешь обстановку? – задал полковник вопрос и, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Где твои орлы? В гостинице? Ну и правильно. Пусть отдохнут хоть немного, на чистых простынях, так сказать. Вопросы по делу остались? – снова начал сыпать вопросами полковник.

– Ну те, что возникли, Эрнст Яковлевич разъяснил. А так неплохо было бы почитать материалы дела. Только не милицейские, а наши.

– А вот это правильно. И хотя я сам сказал, что сейчас мы работаем с ними в одной упряжке, некоторой информацией делиться даже с МУРом не можем. Просто не имеем права.

– Слушаю вас, – тотчас понимающе кивнул Бородин, уже чувствуя охотничий азарт.

– Итак, двое из нападавших, как ты уже знаешь, были в нашей военной форме и имели безупречные документы. Предварительно они установлены нами как майор Никитин Алексей Петрович и сержант Ветров Алексей Иванович.

– А откуда эта информация и такая уверенность в отношении их документов? Их что, кто-то видел?