Танкисты
– Там никого в живых не осталось? – строго спросил майор.
– Никак нет, – нахмурился боец. – Дело знакомое. Живые и раненые так не лежат. Там месиво внутри было.
Соколов понял, что майор подозревает, что красноармейцы, спасая свою жизнь, вытащили не всех раненых из подбитой машины. Если бы они были трусами, думал лейтенант с горечью, они бы вообще не остановились, а постарались бы уехать поскорее с места боя. Дела были скверные. Не успела группа и полсотни километров отъехать от передовой, а уже наткнулась на немцев, потеряла танк, бронетранспортер, половину взвода автоматчиков и самого командира группы.
– Экипажам проверить машины, – приказал Соколов, отходя от бронетранспортера. Он кивнул сержанту на мотоциклы. – А вы теперь командуете всем взводом автоматчиков. Проверьте вашу технику, оружие. Всем оправиться, отдых десять минут.
– Можно вас на минуту? – Майор подошел к Соколову, взял его за рукав странно холодными пальцами и потянул в сторону, за кустарник.
Алексей удивленно повернул голову, но не стал возражать. Сорокин – один из ответственных за выполнение задания, он сейчас был в группе старшим по званию и формально имел право принять командование группой на себя. «Но что у него в голове? Контузило, что ли? Куда он тащит меня?» Соколов не успел опомниться, как майор выдернул из кобуры свой «ТТ» и поднес к носу лейтенанта.
– Слушайте меня внимательно, товарищ Соколов! – прищурив глаза, заявил Сорокин. – Я приказываю вам принять командование группой на себя. И не вздумайте уклониться от выполнения задания в связи с гибелью полковника Горбунова! Я вас под трибунал отдам, если вы начнете мне здесь…
– Вы что? – не выдержал Соколов, пытаясь отстраниться от майора и его пистолета. Хорошо еще, что не видел, что у «ТТ» не взведен курок.
– Вы единственный офицер с опытом сейчас, – продолжал торопливо говорить Сорокин. – Только вы в состоянии вести группу дальше, принимать бой, если потребуется, и выполнить задание. Я никогда не командовал подразделением в боевой обстановке. Если надо, я готов умереть, но нам сейчас этого мало, мы должны выполнить приказ! Понимаете меня?
– Уберите пистолет, товарищ майор! – разозлился Соколов. – Вы что, уже изменника Родины во мне видите? Я и без вас знаю, что в создавшейся обстановке у нас нет иного выхода, кроме как выполнять приказ. Когда даже один из нас останется, он все равно должен выполнить приказ.
– Хорошо, что понимаешь, – устало вздохнул майор, убрав наконец пистолет. – Ты пойми, лейтенант, кроме тебя, некому.
– Я понимаю, – буркнул Соколов. – И вы поймите, что нам срочно надо уходить отсюда подальше, потому что нас будут искать. Могут поднять в воздух авиацию. Поэтому садитесь в бронетранспортер, и поехали.
Выйдя на поляну, Алексей потребовал докладов от командиров. Сержанты отчитались, что техника исправна и сможет продолжать движение. Повреждения несущественны, крепление бочек с горючим в кузове «ханомага» подтянули.
– Я иду первым, потом бронетранспортеры! Никитин, замыкаешь колонну. По машинам!
Забравшись в люк башни, Соколов соединил разъемы ТПУ и развернул карту в планшете. Этой низинкой вполне можно уйти на юг, потом на пересечении просек между участками уйти на юго-запад. А дальше сплошной лес. Вот и родник обозначен. Там можно спокойно обдумать план дальнейших действий, похоронить полковника и залить горючее в машины.
– Вперед!
Мотоциклисты спускались в балку осторожно, подолгу задерживаясь на одном месте и приглядываясь к деревьям и кустарникам. За деревьями поднимались несколько столбов удушливого дыма. Ни звуков моторов, ни стрельбы.
Майор Штанге нетерпеливо махнул стволом «парабеллума». Вперед! Добавив газа, мотоциклисты стали спускаться по дороге. Пулеметчики в мотоциклетных колясках прижимали приклады и водили стволами пулеметов из стороны в сторону, выискивая возможные цели. Следом поползли два бронетранспортера. Штанге стоял на подножке автомобиля, смотрел вниз, куда спускались солдаты. Он был очень осторожен теперь. Дважды за последние две недели майор натыкался на боеспособные подразделения Красной Армии, выходившие из окружения. Рота автоматчиков, сопровождавшая майора в его поисках, понесла потери, а генерал Казаков продолжал ускользать из рук абвера.
Лейтенант Вигман с автоматом на коленях сидел на переднем сиденье машины и нервно барабанил пальцами.
– Перестаньте стучать, – проворчал майор. – Пойдемте вниз. Машину оставим здесь. Побережем бензин.
Дело было не в бензине. Его Штанге мог получить в любой части вермахта по приказу свыше. В его папке лежало письмо, подписанное Канарисом, Гиммлером и Геббельсом. И оно предписывало всем командирам всех частей оказывать майору абвера Штанге любую необходимую помощь. Майор очень дорожил комфортом. Если его «Мерседес» подобьют, то путешествовать на бронетранспортере или танке ему не хотелось. Правда, Россия его все чаще разочаровывала тем, что дорог с покрытием было мало, а на грунтовке было много пыли, ям и кочек.
Майор был из приличной семьи потомственных военных. Выше полковника в их роду, правда, никто не поднимался, но были они отличными служаками, за что командование и ценило Штанге. Потому-то Рихар Штанге сейчас и не сидел в окопах под Смоленском и не пылил по степям Украины в кузове бронетранспортера. Он служил в военной разведке, был на хорошем счету, умел доводить дело до конца. И нынешняя его миссия была не столько опасной, сколько невыполнимой, как казалось майору. Это его удручало. Разыскиваемого им советского генерала могли случайно застрелить егеря при прочесывании леса, он мог погибнуть во время бомбежки. Он мог даже умереть от воспаления легких, ночуя в сырости белорусских лесов. Но виноват, что затея адмирала Канариса не удалась, будет все равно майор Штанге. И тогда в лучшем случае его ждет ссылка в какое-нибудь захолустье, в третьеразрядную школу диверсантов или в сортировочный лагерь военнопленных. Чтобы выискивать среди завшивленных пленных солдат изменников родины, кто готов за корку хлеба продать мать, отца и всех предков.
Увиденное внизу заставило майора поморщиться, а его помощник прошептал даже какую-то молитву. Лежащий на боку немецкий танк и уткнувшаяся в него сгоревшая русская «тридцатьчетверка». Точнее, один только остов от нее, потому что башня отлетела на несколько метров в сторону и выжгла часть опушки. Остается только догадываться, что стало с русскими танкистами. Чуть ниже дымили немецкие бронетранспортеры, потом еще два подбитых танка.
– Там живые! – с надеждой в голосе показал в сторону кустарника лейтенант. – Там кто-то стонет и шевелится.
По приказу майора солдаты бросились на звуки голосов. Оказалось, что в кустах лежали обожженные и раненые немецкие танкисты. Шестеро хмурых и закопченных. Двое перевязывали своих товарищей. Картина была ужасающая. Три поврежденных мотоцикла валялись в траве, еще один бронетранспортер с развороченным снарядами бортом стоял поперек дороги. Чуть дальше нашелся и третий подбитый немецкий танк. Около двух десятков тел солдат вермахта лежали в разных позах. Явно они попали под пулеметный огонь и искали укрытия. Подняв голову на звук моторов, майор увидел подъехавший автомобиль-амфибию и полковника с мотоциклетными очками на фуражке. Постукивая стеком себя по сапогу, полковник принялся бегать по поляне и перекрестку грунтовых дорог, ругаясь самыми последними словами.
Увидев чужих солдат, полковник потребовал от них назвать свое подразделение. Узнав, что они из команды офицера абвера, полковник подошел, ответил на приветствие майора и лейтенанта и спросил:
– Вы знаете, господа, что за чертовщина здесь произошла? Я потерял технику и солдат. И где? При смене подразделений, в тылу армии. Это что, русские, выходившие из окружения? Они с танками выходили? Я ничего не понимаю!
– А вот это интересно. – Майор показал на открытый задний борт одного из немецких бронетранспортеров, в кузове которого лежали в разных позах убитые красноармейцы с автоматами «ППШ». Это не окруженцы. Даже подворотнички чистые. Только утром подшитые. Майор напрягся, чувствуя, что наконец он ухватил за конец ниточку в этом непонятном клубке событий.
– Что-о? – Полковник уставился на майора, явно не разделяя оптимизма офицера абвера.
– Простите, – извинился майор, – я имел в виду, что есть намек на разгадку. Видите мертвых русских солдат возле мотоциклов? И вон там, в нашем армейском броневике несколько. На них опрятная одежда, у них чистые сапоги и однотипное автоматическое советское, а не трофейное оружие. Они все побриты. Господин полковник, это не выходящие из окружения советские солдаты, это диверсионная группа, которая идет по нашим тылам. У них даже наш трофейный бронетранспортер, чтобы иногда выдавать группу за немцев.
– И танки?
– И танки! Это сильная ударная группа в нашем тылу, это рейд советской группы. И ваши солдаты попались им на дороге. Я хочу поблагодарить вас, господин полковник, за хорошую выучку ваших солдат. Они нанесли противнику большой урон. И мне будет легче их найти.
Когда «Мерседес» в сопровождении мотоциклистов и бронетранспортеров отъехал от места боя почти на километр, Штанге велел остановить группу и развернул на сиденье карту. Вигман повернулся к командиру и тоже рассматривал карту. Майор о чем-то напряженно думал, и лейтенант не решался спросить его о дальнейших планах. Наконец Штанге постучал по карте карандашом и посмотрел на своего помощника.
– Это они, Отто! Адмирал – гений, он сразу сказал, что русские могут тоже начать искать своего генерала и попытаются эвакуировать его за линию фронта. Эта группа ищет генерала Казакова!
– Эти, кто разбил колонну там, на пересечении дорог в балке? Но…
– Они, это они! Что-то их подвело, и они наши танки заметили поздно. Такое бывает даже с более опытными военными, Отто. Но они вывернулись и ушли. И теперь мы пойдем за ними, потому что у командира этой группы русских есть координаты места, где находится генерал Казаков.
– А если нет? Если они так же вот будут идти по следу, как и мы?
– Отто, – майор насмешливо посмотрел на лейтенанта, – ты бы послал группу в тыл врага, не зная цели, ее координат? Есть у них место, к которому они стремятся, у них была связь по радио.
– Но генерал не проходил в этих местах. Мы имеем информацию о стычках с нашими подразделениями гораздо западнее. Он просто не сумел бы за это время по тылам добраться сюда.
– Все правильно, Отто, не успел бы. И я примчался сюда, почти за сто километров, когда узнал о бое. И я не ошибся. Эта группа идет на запад – искать генерала Казакова. Теперь нам будет проще, нас выведут на Казакова сами русские. Мы возвращаемся снова на запад. Давай теперь постараемся понять, куда пойдет русская ударная группа. Незапланированная стычка, потери. Они постараются поскорее покинуть этот район, они уйдут глухими лесами и непроходимым тропами. У них танки и наши бронетранспортеры на полугусеничном ходу. Им дороги не нужны. Значит… значит, у них два пути… Сейчас они могли укрыться вот в этом районе, а оттуда развернутся на запад или юго-запад.
– И мы пойдем следом?
– Нет, мы постараемся взять их раньше. От командира этой группы добьемся информации или используем их карты.
– А если не возьмем? А если командир умрет, но не расскажет? А если погибнут в бою карты?
– Много «если», на то она и война, – усмехнулся майор. – Да, риск, что мы проиграем в этой операции, есть. Но он того стоит. А генерала мы скоро возьмем и без этой группы. Группа нужна для того, чтобы постараться понять, зачем советское командование с таким упорством хочет вывезти Казакова из нашего тыла. С другими генералами они так не беспокоились. Тут планы у нас немножко глубже, Отто.
– Сто-ой! – устало и протяжно приказал Соколов, прижимая ларингофон к горлу.
Танк остановился, качнувшись вперед, и замер. Двигатель замолчал. Сзади подъезжали и останавливались «ханомаги», глушили свои мотоциклы автоматчики, слезая с седел и разминаясь. Последним на поляну въехал танк Никитина. Тишина леса окутала группу советских бойцов, как будто приняла в свои материнские объятия. Притихшие птицы снова начали щебетать по дальним кустам и шелестеть крыльями в кронах деревьев.
Алексей, глядя на белые стволы берез, на старые дубы, на тонкие молодые осинки, почувствовал покой и в то же время какой-то стыд. Они здесь как будто спрятались, укрылись, тем самым предавая тех, кто погиб недавно. Они там лежат, они погибли, чтобы группа шла дальше. А группа вот забилась в глушь леса и отдыхает.
Молодой командир стянул с головы шлемофон, ладонью взъерошил мокрые от пота светлые волосы, перекинул ноги через люк и спрыгнул на броню, а потом на траву. Тело еще гудело после долгого перехода и вибрации мощной машины. Похлопав благодарно танк по броне, Соколов подозвал сержанта-пехотинца.
Молодой парень лет двадцати пяти выглядел старше лейтенанта-танкиста. Запыленное лицо было напряжено. Крепкий, высокий, когда он клал руки на висевший на груди автомат, то под гимнастеркой заметно напрягались внушительные мускулы. Спортсмен в прошлом, подумал Соколов.
– Поставьте бронетранспортеры на той и на этой стороне поляны кормой в центр. Пулеметчиков в кузов, броневые щитки на стеклах кабины опустить. Боевое охранение назад и вперед. С других сторон к нам не подойти – рельеф не позволяет. И поставьте бойцов разжигать костры, варить горячую пищу.
– Есть! – козырнул сержант, сразу успокоившись, как понял по его лицу Алексей.
Так всегда, подумал Алексей. Когда кто-то принимает решения, когда командир ведет себя уверенно, то и бойцы успокаиваются. Главное, чтобы решения принимались и командир выглядел уверенно, – тогда подчиненным ничего не страшно, даже умирать. Майор не отходил от Соколова ни на шаг, заложив руки за спину, он слушал приказы молодого лейтенанта, смотрел строго в лица сержантов, которым Алексей отдавал приказы.
– Никитин, Логунов! – Соколов подозвал командиров отделений: командира башни своего танка и командира «девятки».
Он приказал развернуть Никитину свой танк, чтобы пулемет смотрел на дорогу, приготовить осколочные снаряды на случай внезапного огня. А потом заняться заправкой танков и «ханомагов» вместе с водителями бронетранспортеров. Пустые бочки не бросать, а закрепить снова на старом месте. «Чем меньше следов оставим после себя, тем лучше».
Прежде чем в двух котлах закипело и забулькало варево и по поляне поплыл запах пищи, четверо солдат на краю выкопали могилу Горбунову. Полковника завернули в плащ-палатку и осторожно опустили в яму. Соколов посмотрел на Сорокина. Тот старший по званию, его право и обязанность сказать торжественные слова на могиле офицера.
Майор вышел к могиле, поправил ремни портупеи, согнав назад складки гимнастерки. Он откашлялся и посмотрел на собравшихся рядом бойцов.
– Товарищи! – заговорил Сорокин сильным, уверенным голосом. – Враг подло и коварно напал на нашу Родину. Он топчет нашу землю, сжигает наши города и села. Нам с вами партия и народ вручили оружие, чтобы защищать родное Отечество. И мы с вами все солдаты своей страны. И неважно, где мы находимся, неважно, за какой город или какую улицу идет бой, каждый солдат всегда находится на передовой. Даже здесь, выполняя особое задание командования, мы с вами находимся на передовой. Мы должны выполнить приказ, мы должны бить фашистов там, где мы их видим и находим. Родина в опасности! А тем, кто пал в бою, вечная память и вечная слава. Поклянемся на могиле нашего товарища полковника Горбунова не посрамить чести солдатской и нашего оружия и победить! Клянемся!
– Клянемся! – пронеслось негромким, но дружным хором над поляной.
Соколов сделал знак – и все подняли вверх стволы своего оружия. Кто автомата, кто пистолета. Выстрелов не было – надо беречь патроны и нельзя шуметь, чтобы не навести врага на свое временное убежище. Сухо щелкнули в воздухе курки.
Когда бойцы пообедали, когда сменили посты, и танкисты доложили Соколову, что баки заправлены горючим, Алексей решил, что и ему стоит хоть нанадолго закрыть глаза и сбросить напряжение этих суток. Он сел на расстеленный брезент и прислонился спиной к танковым тракам. Слишком много прошли, слишком много существенных потерь. Тринадцать автоматчиков остались там, на перекрестке дорог, сгорел бронетранспортер и танк вместе с экипажем. «Сашка, Сашка… Огольцов. Бедная твоя мама. Она там, на Волге, не скоро узнает, что у нее нет больше сына. И она никогда не узнает, где его могила. И есть ли она. Нет, мы должны обязательно сделать братскую могилу на месте гибели наших товарищей, – подумал Алексей. – Так несправедливо. Я знаю место, я доложу рапортом и укажу его. Мы туда вернемся».
– Товарищ младший лейтенант! – раздался рядом строгий голос.
Соколов сдержал вздох и открыл глаза. Майор опустился рядом с ним на корточки, покосился на бойцов, отдыхавших неподалеку, и, понизив голос, заговорил:
– Я прошу вас доложить, каковы, на ваш взгляд, дальнейшие планы группы? Что вы как командир намерены предпринять?
Соколов пододвинул к себе планшет, раскрыл его и развернул карту. О своих дальнейших действиях он думал весь день. Еще одной такой стычки группа не выдержит. Немцев много на всех дорогах, и идти нужно тихо, на кошачьих лапах. Маршрут он тоже успел прикинуть и теперь стал рассказывать майору свои задумки спокойно и расчетливо.
– Вот смотрите, товарищ майор. – Алексей показал на карте. – Самое сложное на сегодняшний день – это пересечь шоссе Могилев – Витебск. В районе Витебска и Орши идут сильные бои, и с юго-запада немцы могут перебрасывать подкрепления. Нарвемся на танки – и нам не выбраться. Провалим задание. Надо дождаться ночи, на мотоциклах обследовать несколько районов шоссе: я думаю, вот здесь, здесь и здесь. Понаблюдать и проскочить. Может, в разных местах, разбив группу на части. Потом уже обойти Могилев, пройти севернее Белыничей. Потом на юго-запад, в сторону Бобруйска. Будет еще одно шоссе – Минск – Могилев. По нему тоже наверняка идут войска на восток.
– Вы что, с ума сошли, младший лейтенант? – вдруг строго заявил Сорокин. – Как вы вообще можете так рассуждать? Я думал, вы боевой офицер, а вы… паникер! Мальчишка!
– Простите, я вас не понимаю. – Соколов покраснел от стыда и негодования. В груди гулко запульсировало.
– Вы не понимаете? Приказ был ясен, предельно ясен. Какие вы тут обходные маневры рисуете! Задача стояла в течение трех суток выйти к точке, откуда в последний раз выходил на связь генерал Казаков. Выяснить на местности судьбу остатков корпуса и маршрут движения генерала с его людьми, кто с ним еще остался. Затем принять меры к эвакуации генерала Казакова из-за линии фронта в штаб армии. Все!
– Я предлагаю наилучший вариант выполнения задания, – упрямо заявил Соколов.
– Вы предлагаете плутать по лесам неделю, вот что вы предлагаете. А за это время генерал может быть убит немцами. Или захвачен, что еще хуже. Вы что, не понимаете элементарных вещей? Какой же вы командир после этого!
– Товарищ майор! – Алексей еле сдерживался, он чувствовал, как скулы сводит от незаслуженной обиды.
– Что – товарищ майор? – хмуро осведомился Сорокин. – Не забывайтесь: вы командуете танками, солдатами, но операцией руковожу я и решение принимаю я. И ваш долг подчиняться мне и как старшему по званию, и как старшему офицеру, назначенному штабом армии для руководства этой операцией. Вам все понятно, товарищ младший лейтенант?
– Так точно, – ледяным тоном ответил Соколов, которого стали одолевать нехорошие предчувствия.
– Значит, слушайте приказ! Отдых – час. Потом снимаемся, и до ночи колонна должна выйти из леса вот в этом районе. – Майор показал на карте кромку лесного массива. – Ночным броском преодолеваем шоссе и кратчайшим, слышите меня, кратчайшим путем, строго по азимуту по пересеченной местности идем в точку севернее Бобруйска. Выполняйте!
– Есть выполнять, – поднявшись на ноги, вытянулся по стойке «смирно» Соколов. – Разрешите отдать приказания командирам отделений?
– Разрешаю, – гневно смерил взглядом фигуру лейтенанта Сорокин и двинулся через поляну к догорающему костру.
Алексей поднялся на броню и забрался в башню танка. Логунов крутил рукоятки наводки орудия, что-то проверяя, его земляк, Коля Бочкин, протирал ветошью снаряды, поправлял укладки. Внизу Омаев набивал диски пулемета патронами. Он поднял глаза на командира, но видно было, что мысли его далеко. Наверное, рядом с той девушкой-санинструктором.
– Где Бабенко? – спросил Алексей.
– Под машиной, смотрит, – ответил Логунов, внимательно бросив взгляд на командира. – Ему показалось, масло капает. Что, с майором повздорили?
– Он начальник, что с ним вздорить, – скривил губы Алексей.
– Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак, – пропел сбоку Бочкин, но тут же осекся, когда Логунов на него грозно посмотрел.
– Начальство не обсуждают, – скорее для Коли, чем для командира произнес Логунов. – Я это еще по финской помню. Как только кончается слепое повиновение приказам и начинаются рассуждения, пиши пропало. Бой проигран, потери, начальство снимают и другие сопутствующие неприятности. Нельзя сомневаться в командире, иначе в атаку не подняться.
– Так, ребята… – Алексей хлопнул по плечу Бочкина. – Ты, Коля, дуй за Никитиным и позови сюда командира автоматчиков сержанта Хвалова. Только не кричи на весь лес. Тихо позови. Руслан!
– Слушаю, товарищ младший лейтенант. – Чеченец поднял голову и замер с диском в руках.
– Сходите к пехотинцам, осмотрите пулеметы на «ханомагах». Проверьте, как они на турелях ходят. А вы, Логинов, останьтесь.
Через несколько минут в танк забрался командир второго танка Никитин. Потом неуклюже влез и сержант автоматчиков. Соколов велел каждому достать свою карту и придвинуться ближе. Хорошо, что штаб армии удосужился снабдить группу крупномасштабными картами районов восточной Белоруссии в нужном количестве. Такая карта была в каждом бронетранспортере, в каждом танке и у каждого офицера.
– Значит, так, – заговорил тихим голосом Соколов. – Приказ таков, и не нам его нарушать. Сутки прошли, у нас осталось еще двое суток до выхода в нужную точку. А пройти нам предстоит около 180 километров. Фактически пойдем напролом, прокладывая себе дорогу гусеницами и огнем. Таков приказ. Что думаете?
– Силенок у нас маловато для того, – возразил Никитин, – чтобы атаковать и углубиться на 180 километров за линию фронта. Тут и дивизия не справится. Мы уже попробовали, и первый бой был для нас не очень удачным. Второй будет последним. Извините, товарищ младший лейтенант, вы спросили – я ответил.
Соколов внимательно смотрел в лицо командира второго танка. Сухощавый, всегда сосредоточенный Никитин был вдумчивым сержантом и хорошим командиром. И танк у него всегда в порядке, и личный состав опрятен и свое дело знает. И если уж Никитин такое сказал, значит, на душе у всех не очень хорошо. «Зря я эти вопросы-ответы затеял, – пожалел Соколов. – Приказать надо было, и точка».
– Вы что думаете, Хвалов? – спросил Алексей сержанта-автоматчика.
– У мамы на печке оно спокойнее, – вскинул на командира голубые глаза пехотинец. – Только война у нас. Одни приказывают, их на то учили. Другие выполняют. У каждого своя забота. Лисьими тропами оно, конечно, спокойнее, но время нам не зря ограничили. Видать, поджимает. А почему, нам ведь не скажут.
– Ну, теперь моя очередь, – кашлянул в кулак Логунов и уперся широкими ладонями в колени. – Я тут старше всех. И по возрасту старше, и по опыту, прошу прощения у товарища младшего лейтенанта, тоже я опытнее всех. Но я скажу так: уважаю я нашего командира за то, что в трудную минуту не просто приказывает, не просто велит на смерть идти не рассуждая. А хочет он услышать, в глаза наши и в души заглянуть. На серьезное дело нас отправили. Как лучших отправили, доверие нам особое. Другие заведомо не справились бы. И командир наш, не глядите, что в младших лейтенантах, а выбрал его взвод. Почему? Потому что у него есть опыт в таких делах. Уважают его. Я вот тут только несколько минут до вас еще говорил. Когда начинается в армии обсуждение и рассуждение, армия и кончается на этом. Колхоз начинается.
Соколов сокрушенно покачал головой. Если Логунова не остановить, то говорить он будет по своему обыкновению до морковкина заговенья. С расстановкой и стараясь все всем объяснить.
– Чего вы на меня все накинулись? – хмуро спросил Никитин, перебив Логунова. – Стыдят, уговаривают. Я не новичок и не трус. Меня спросили – я ответил. А приказы выполнять я не хуже других умею. Надо умереть – умру. Враг на нашей земле! Вот и все обоснование.
– Все, закончили споры! – как можно резче приказал Соколов. – Я рад, что у меня в группе надежные командиры и что я могу положиться на каждого из вас. Ситуацию я вам изложил. Теперь сверим маршрут на карте. Но прежде я хочу сказать каждому из вас, а вы доведите это до своих солдат. Если во время очередного боя, а он может случиться в любую минуту, кто-то из вас или ваших солдат отстанет от группы, потеряется, заблудится, то он должен знать и понимать, что ждать и искать его у нас не будет ни времени, ни возможности. В таком случае каждый должен самостоятельно пробиваться к линии фронта. По прибытии в часть обязан доложить о моем приказе, приказе майора Сорокина и обстоятельствах боя, во время которого он отстал от группы. По возвращении я доложу рапортом и подтвержу все события. Это понятно?