Война в затерянном мире

– Они затеряют навигатор, – прошептали губы Стольникова. – Они его затеряют или приведут в негодность. И тогда – конец.

Он поднялся. Подошел к окну и оценил перспективу. Напротив окна – пост дневального. Доложит сразу. Развернувшись, Стольников приблизился к двери и вышел в коридор. Пройдя несколько шагов, открыл дверь туалета и повернул голову. У входа в госпиталь стоял табурет, на нем сидел человек в камуфляже без знаков различия. Камуфляж как только что из вещевого склада. Понятно. А на крыльце курит второй. Итого – двое.

Вымыв руки, Саша вернулся в палату и намотал на руку обрывок половой тряпки, найденной в туалете. Еще минуту постоял посреди комнаты, закрыв глаза и бормоча что-то под нос, а потом резко вышел в коридор…

4

Группа Пловцова атаковала здание у южной стены города. По белеющим в окнах узким лентам материи, развешенным для просушки, в этом доме без труда угадывалась больница. Сопротивление нескольких мужчин они подавили без труда, и, оставив Крикунова на входе, штурман первым ворвался на второй этаж. Несколько комнат-палат, и в самой дальней он обнаружил перемотанного тряпками Маслова. Боец дышал спокойно, его лицо наконец-то приобрело розовый цвет. Но продолжал оставаться тяжелораненым. Маслов, как и прежде, находился без сознания, и перемещать его было опасно. Пловцов помнил, в каком виде его унесли для лечения – черные круги под глазами, белые губы, – еще пара часов, и боец впал бы в кому, из которой вряд ли бы вышел. Сейчас ему было значительно лучше, но не настолько хорошо, чтобы транспортировать.

– Его нельзя трогать, – пробормотала старуха, сидящая рядом с ним. Появление вооруженных людей она встретила со спокойствием пожившего человека, которому не страшно прощаться с жизнью. – Вы убьете его.

– А ну-ка, бабушка, – ласково, как смог, заговорил Айдаров, – пойдем с нами. А где доктор?

После недолгих поисков нашелся притаившийся в нише доктор. Прихватили и его вместе с какими-то самодельными препаратами. Порошки, букеты засушенных трав, связки бывших в употреблении, но чистых бинтов снайпер сгрузил в самодельные наволочки и закинул на спину лекарю – пожилому худощавому мужчине с редкой бородой.

Из больницы выходили озираясь. Крикунов и Айдаров несли Маслова, оставшиеся держали оружие наготове и оглядывали улицы и крыши домов. После отхода гвардии Трофима подранки расползлись по всему городу и теперь имели возможность напасть неожиданно. Город был не знаком разведчикам, они видели его только с той стороны, где находились главные ворота.

Между тем группа Жулина окружила самый высокий дом в городе.

– Трофим! – крикнул прапорщик, и эхо понесло его слова вверх по широким лестничным пролетам. – Я знаю, что тебе не жаль своих людей, но все-таки подумай! Больше никаких переговоров!.. Открываю огонь на поражение, кто бы это ни был, ты понял?!

Защитники дома теснились на верхних этажах, это было ясно, но никто из них не проронил ни звука.

– У них есть буры, винтовки и пара автоматов, – увещевал напоследок Жулин. – Много пистолетов, и у всех ножи. В контакт не входить, валить сразу. Все ясно? – передернув затвор, он стал подниматься, двигаясь вокруг себя.

Первая встреча с вооруженными горожанами произошла на втором этаже. Явно не владея техникой боя в городских условиях, трое первых мужчин бросились по лестнице вниз. Они успели сделать по выстрелу. Грохот трех автоматных очередей уложил их на месте. Глядя, как один из трупов свалился ему под ноги, Жулин покачал головой.

– Трофим! Я повешу тебя на городской площади!

А потом пришлось туго. Не успела группа подняться на этаж и закрепиться, как с третьего этажа и из коридоров второго на разведчиков хлынула лава вооруженных людей.

Прижавшись к стенам, разведчики открыли огонь. Гильзы цокали по камню пола, стены крошились от пуль, в воздухе повисли гарь и известковая взвесь. Защитники дома открыли огонь из своего оружия, и вскоре в доме стало нечем дышать. В окнах не было стекол, но сквозняк не успевал выносить пороховые газы на улицу.

Тела валились на пол и друг на друга, остервенелые вопли и призывы резать разведчиков доносились отовсюду, и Жулина впервые за годы войны объял ужас. Он защищал свою жизнь и жизнь друзей, но это все больше походило на массовое убийство. Он пытался отмахнуться от мысли, что стреляет в русских потому, что эти люди хотят убить его и превратить в рабов его друзей, но у него не получалось.

– Олег! – вскричал Ключников. – Если мы надавим, они сломаются!..

Жулин перезарядил оружие. Он видел залитые кровью, еще недавно выбеленные коридоры дома, каменный пол, на котором корчились раненые и живые, пытающиеся выбраться из-под трупов.

– Олег! Что ты молчишь?! Мы все ранены!

Жулин наконец-то пришел в себя и посмотрел на Ключникова, будто видел его впервые.

– Очнись! Мы все в крови, и нам нужно или уйти, или дожать!..

Жулин опустил взгляд и осмотрел группу, расположившуюся ниже него по лестничному пролету. На лицах разведчиков была кровь. Ермолович уже перевязывал Мамаева, которому досталось больше всех – пуля прошила подмышку, задев и руку, и мышцу спины.

– Да будет так! – взревел прапорщик. – Ермолович, Лоскутов – на второй этаж!.. Остальные за мной!

Подняв автомат вертикально, он нажал на спусковой крючок и бросился вверх по лестнице. То же самое сделал Ключников. Не глядя, они стреляли по засевшим наверху людям Трофима, но эти очереди были скорее прикрытием для продвижения вперед, чем рассчитанные на поражение. Обстреляв потолок и никого даже не ранив, Жулин и половина его группы ворвались на третий этаж.

Их встретил недружный залп, и прапорщик, нырнув за угол и уводя за собой Ключникова, успел подумать о том, как по-разному звучали выстрелы. От грохота до тонкого кашля. Люди Трофима использовали то оружие, что удавалось добыть за долгие годы существования города. «Нет ли здесь ружей, которыми были вооружены их предки?» – пронеслось в голове Жулина.

– Люди! – крикнул он, когда стрельба поредела. Дав своим знак прекратить огонь, прапорщик выглянул из-за угла. – Вы слышите меня?

– Что ты хотел? – донеслось из коридора.

– Мы убиваем вас, чтобы спасти свои жизни. За что умираете вы? Ответьте!

– За свободу! – донеслось до разведчиков.

– Дурак!.. – вырвалось у Жулина. – Вы приняли нас как гостей, и мы всеми силами пытались им соответствовать! До тех пор, пока Трофим, ваш атаман, не приказал убить меня и старшего лейтенанта, а бойцов связать! Мы просто защищаемся!

– Ничего себе расклад!.. – ошеломленно пробормотал Ермолович, который только сейчас понял, что явилось причиной схватки.

– Ты лжешь, чужак! – донесся возглас с третьего этажа.

– Я не лгу, – ответил Жулин. И, вытирая бегущую к подбородку каплю пота, посмотрел на Ермоловича. – Когда Трофим велел Николаю убить меня и летчика, боец Ермолович за углом писал на стену дома и все слышал…

– Товарищ прапорщик, я не собака, – тихо и обиженно заговорил Ермолович. – Я не писаю где попало.

– Это ложь! – проговорили из укрытия.

– Что ложь? – заволновался Ермолович.

– Да заткнись ты! – рассердился Лоскутов.

– А вы атамана спросите, ложь это или нет! – посоветовал Жулин. – Только в глаза ему смотрите, когда спрашивать будете!

В конце коридора третьего этажа зазвучали тихие голоса. Видимо, началось совещание. И он обмяк, когда услышал знакомый голос:

– Прапорщик, ты слышишь меня?

Это был голос семидесятилетнего старца, назвавшегося Жулиным, потомком унтера Жулина. Олег в тот вечер, когда открылось немыслимое, был ошарашен, но Баскаков убедил его в том, что он, Жулин, и этот Жулин не имеют ничего общего.

– Слышу, дед!

– Я потомок Георгия Жулина! Мы с тобой одной крови! Как ты можешь стрелять в меня?

– Как ты оказался здесь, дед? – спросил Олег, прижимаясь к стене. – Неужели и тебя, пенсионера, уговорили меня резать? И ты еще спрашиваешь, почему я в тебя стреляю?

– Ты принял в наследство от нас будущее, Жулин! – раздался голос старика. – Так опомнись и сложи оружие! Хватит и тех наших братьев, что ты убил!

– Я не взял у вас будущее в наследство, дед, – устало проговорил Олег. – Я взял будущее взаймы у своих потомков. Плохо, что ты не понимаешь разницы в этом. Я даю вам минуту, чтобы сдаться!..

Разговор остался неоконченным, все чувствовали это – и свои, и чужие. И поэтому ждали. Свои – пока Олег откроет глаза, чужие – пока прапорщик договорит.

– Или вы все умрете.