Жулик: грабеж средь бела дня

Спустя минуту Эдуард Иванович стоял за грязным столиком, с пластиковым стаканом в правой руке и с бутербродом – в левой. Он задумчиво цедил дешевую вонючую водку, прикидывая, как жить дальше.

Мысли шли огромными, правильно закругленными траекториями – точно спутники вокруг солнца. И всякий раз, описав полный круг, мысли возвращались в исходное положение – к человеку, который стал виновником жизненной катастрофы.

– Жулик… – ненавидяще цедил бывший опер. – Жулик… А все из-за тебя… поганка дешевая!.. Коз-зел недоношенный!.. Су-у-ука!..

Леха Сазонов окончательно превратился для Голенкова в персонифицированное воплощение зла. Он давно уже позабыл, как собирался повесить на Леху подставную статью за «мохнатку». Теперь Эдик был согласен заплатить любую, пусть даже самую дорогую цену, только бы отомстить врагу номер один.

Он заметно расслабился лишь после четвертой дозы допинга. Механически взглянул в запотевшее окно и, заметив знакомый черный джип «Линкольн Навигатор» напротив входа, даже не удивился. В последнее время он вообще разучился чему-либо удивляться…

– Эдик? Привет! – Войдя в «Рюмочную», Юра Коробейник брезгливо покосился на грязный столик, уставленный мятыми пластиковыми стаканами. – А я тебя обыскался. Чего ты тут делаешь? Я тебя, понимаешь, в «Золотом драконе» жду, а ты в этом вертепе самопальную водяру сам с собой трескаешь! Хватит бухать, поехали!

Даже беглого взгляда на подполковника милиции было достаточно, чтобы определить среднюю степень алкогольного опьянения.

– М-м-м… – невнятно промычал Эдик.

Схватив собеседника под руку, начальник ОБЭПа с силой увлек его к двери.

– За Наташку обижаешься, да? Не обижайся, – горячо увещевал Юра, подталкивая Эдика к выходу. – Считай, я уже реабилитировался. У меня к тебе классное деловое предложение. Думаю, не откажешься. Тебе же надо тут как-то жить? Давай на выход… Осторожно, ступеньки.

Оказавшись на воздухе, Голенков почувствовал легкое головокружение.

– М-м-м… – боднув лбом воздух, он отрицательно покачал головой.

– Да ладно тебе, не менжуйся. Посидим в кабаке, как старые друзья, по рюмцу накатим. О делах побеседуем. А потом ко мне. Я-то теперь один, бабу свою за бугор отправил… По дороге наснимаем каких-нибудь девчонок без предрассудков. В мою тачку любая запрыгнет. Ты трахаться… не разучился еще?

Ответ был циничен, лаконичен и преувеличен.

Коробейник неожиданно развеселился:

– Ну, вот видишь?! Человек, вернувшийся из мест лишения свободы, имеет право на половую жизнь. О лагере телкам расскажешь, о блатной романтике, о ментах поганых, о «балдохе» за «решкой»… Бабы это любят.

Голенков уже раскрыл рот, чтобы окончательно отказаться. Но в самый последний момент он вспомнил, что Коробейнику нечто известно о Лехе Сазонове, сбежавшем из буржуйской тюрьмы. И потому, превозмогая отвращение к бывшему своему сослуживцу и теперешнему любовнику жены, Эдик все-таки согласился ехать в кабак.

Ненависть к Жулику была столь сильна и всепоглощающа, что Голенков даже не задал себе простенького вопроса: а с какой это стати хахаль Наташи вдруг принимает столь горячее участие в его судьбе?

Глава 3

Скоростной экспресс «Париж – Марсель» шел точно по расписанию. За окнами проносились аккуратные домики, окруженные цветниками фермы, ухоженные виноградники.

Последний вагон привлекал всеобщее внимание еще на вокзале Монпарнас. Оттуда то и дело доносилось нестройное хоровое пение, звон бутылок и темпераментные восклицания. Огромные сине-красные флаги, развевавшиеся из открытых окон, полностью проясняли ситуацию: в этом вагоне ехали болельщики-«ультрас» популярного футбольного клуба «Пари Сен-Жермен». Болельщики направлялись в Марсель, на встречу с заклятыми врагами из местного «Олимпика».

Во избежание эксцессов фанатов сопровождали полицейские. Видимо, правоохранители тоже симпатизировали парижскому клубу и потому снисходительно наблюдали за выходками «ультрас». От самой столицы болельщики лошадиными дозами хлестали вино и пиво, призывно дудели в жестяные трубы, гремели трещотками и репетировали клубные речевки: хвалебные для любимцев и оскорбительные для соперников.

Невысокий худощавый мужчина, сидевший у окна, ничем не отличался от пассажиров фанатского вагона. Футболка «Пари Сен-Жермен» с надписью «Ronaldinho», размалеванное в клубные цвета лицо, сине-красный шарфик на шее… В отличие от братьев по разуму, этот фэн не упражнялся в патриотических кричалках. На вопросы товарищей он лишь что-то невнятно хрипел, указывая на замотанное шарфиком горло – мол, голос сорвал, говорить не могу. Снисходительно поглядывая на полицейских, худощавый шелестел свежим номером «Пари Суар». Когда экспресс миновал Орлеан, он откинулся на подголовник и безмятежно заснул…

Ни пассажиры-фанаты, ни сопровождающие их полицейские, ни даже детективы криминальной полиции и представить себе не могли, что худощавый «ультрас» с густо размалеванным лицом и есть тот самый русский уголовник Сазонов, чей побег из «Сантэ» наделал в Париже так много шума. Впрочем, личностью этого фэна никто и не интересовался: с наступлением темноты отяжелевшие от спиртного болельщики наконец-то затихли. Полицейские с облегчением потянулись в соседний вагон.

Приоткрыв глаза, Жулик внимательно осмотрелся и прошел в тамбур. Щелчком выбил из пачки сигарету и, закурив, чему-то заулыбался.

Вот уже пятый день Леха был на свободе. Воскрешая в памяти события минувших дней, он в который уже раз убеждался в безупречности своего плана…

…Спустившись по пожарной лестнице на площадь Ля Сантэ, Сазонов сразу же нырнул в метро. Меньше чем через час он вышел на противоположном конце города. Всех активов у беглеца была лишь мятая бумажка в пятьдесят евро, которой его накануне побега снабдил сокамерник Сережа Вишневский. Прожить на такие деньги в Париже даже сутки не представлялось возможным. А ведь Лехе следовало как можно быстрее покинуть пределы Франции.

Перспективы выглядели более чем безрадостно. Чужая страна, отсутствие документов и денег, несовершенный французский… Да и криминальная полиция наверняка не бездействовала! Оставалось лишь два пути: или встать на ближайшем углу и клянчить на манер Кисы Воробьянинова «Же не манж па сис жур… Подайте что-нибудь бывшему зэку «Сантэ»!..», или завербоваться в Иностранный легион. Вербовочный пункт навсегда отсекал уголовное преследование. При заполнении контракта можно было назвать любое имя, а по его окончании – получить счет в банке и чистый французский паспорт.

Естественно, профессионального афериста не прельщала ни сума нищего, ни камуфляж наемника. Тем более что сценарий дальнейших действий выкристаллизовался в его голове еще до побега…

На следующее утро Сазонов отправился в магазин секонд-хенда, где купил хоть и ношеный, но весьма солидный костюм, а также сорочку и галстук. Посетил салон театральных принадлежностей, где разжился париком и набором профессионального грима. В уличном бистро отловил несколько жирных тараканов, в туалете этого же бистро переоделся и тщательно загримировался. После чего отправился в район Елисейских Полей, славный изысканными ресторанами для богатых гурманов.

Завтрак, заказанный недавним узником «Сантэ», был утончен и продуман, а потому тянул не менее чем на четыре сотни. Естественно, этой суммы у Жулика не было: в кармане бренчало лишь несколько монет по одному евро. Впрочем, он и не собирался платить…

Перед третьей переменой блюд Сазонов внезапно изменился в лице, подозвал гарсона и брезгливо указал взглядом на тарелку. Из надкушенного бисквита шевелились тараканьи усики…

Гарсон мгновенно потерял дар речи. Разгневанный клиент громогласно потребовал хозяина, который незамедлительно явился на зов. Ресторатор долго рассыпался в извинениях, однако посетитель и слушать его не захотел. Он кричал, что ноги его больше не будет в этой антисанитарной забегаловке и что о насекомом он обязательно заявит в полицию и в газеты. (Леха тщательно отрепетировал произношение этих угроз и потому проговорил их почти без акцента.) Скандал назревал нешуточный: публика за соседними столиками всполошилась донельзя, и многие даже отказались от бисквитов. Демонстрация благородного негодования немедленно возымела действие. Насмерть перепуганный хозяин едва ли не силой всучил разъяренному клиенту пятьсот евро, только бы тот никуда не заявлял. Репутация заведения стоила куда больше этой суммы. Естественно, ни о какой плате по счету не могло быть и речи…

В районе Больших Бульваров великое множество кафе-шантанов, кондитерских и ресторанов, и все они страшно дорожат своим реноме. Спустя три дня бывший арестант ощущал себя богатым, как владелец нефтяной скважины, и свободным, как горный орел. Конечно, Сазонов мог еще долго продолжать экскурсии по парижскому общепиту, совмещая приятное с полезным. Однако риск засыпаться был слишком велик. Да и по дому Леха очень соскучился.

Вернуться в Россию было реально только морским путем. Международный вагон и салон самолета отпадали по причине полного отсутствия у беглеца документов. План Жулика был прост: добраться до большого портового города и попытаться договориться с капитаном российского сухогруза, идущего в какой-нибудь черноморский порт. Суммы в тысячу евро, по мнению бывшего зэка, было достаточно, чтобы капитан не заинтересовался личностью пассажира.

Выбор пал на Марсель как на самый большой порт Франции. Конечно, добираться до родины «Марсельезы» можно было и в обычном цивильном костюме. Однако вероятность встречи с агентами криминальной полиции была слишком высокой. Именно потому накануне отъезда Сазонов и прикупил несколько комплектов «кишек». Особые надежды возлагались на маскарадный наряд футбольного «ультрас». Футболка с надписью «Ronaldinho», клубный шарфик и по-клоунски размалеванное лицо должны были стать для беглеца эдаким защитным скафандром. Ведь фанатская униформа начисто лишает человека индивидуальности – особенно в толпе точно таких же фанатов. Да и путешествие под охраной полиции сулило полную безопасность…

…Докурив, Жулик вернулся в купе. Лениво пролистал «Пари Суар». Обнаружив в криминальной хронике собственный портрет анфас и в профиль и цифры 50 000 под ним, беглец лишь саркастически хмыкнул.

До Марселя оставалось чуть более четырех часов.

* * *

Даже простое упоминание об Алексее Сазонове вызывало у окружающих самые противоречивые эмоции.

Менты, многократно «крутившие» Жулика, невольно поражались его незаурядному интеллекту, богатой фантазии, природному артистизму и несокрушимой логике. Ему приписывались самые громкие и загадочные ограбления, самые хитроумные и блестящие аферы. В большинстве случаев Уголовный розыск не ошибался в своих подозрениях… Однако попытки доказать авторство преступлений нередко заканчивались позорной капитуляцией оперов. Изворотливый проходимец с легкостью ускользал из безжалостных лап правосудия, всякий раз предоставляя железную версию абсолютной своей невиновности. В одних случаях Жулика спасало отличное знание оперативно-следственных методов. В других – холодный и дальновидный расчет. В третьих – умение тонко сыграть на человеческих слабостях и пороках. В четвертых – способность повести следствие по ложному пути, да еще так, чтобы выставить мусоров злостными нарушителями всех существующих законов…

Леха был настоящим бичом и ужасом правоохранительных органов своего города. Известие об очередном преступном эпизоде с его участием нагоняло тоску даже на заматеревших прокуроров. А уж о дознавателях, следователях и операх даже говорить было нечего – капитан Голенков стал далеко не единственным, кому хитроумный фигурант поломал карьеру… Впрочем, Эдуард Иванович еще дешево отделался: одного особо злостного мусорилу Жулик даже довел до инфаркта. Отправляясь на допросы Сазонова, милиционеры нередко запасались валерьянкой и корвалолом. Однако это помогало далеко не всегда: несчастные менты хватались за сердце, скрежетали зубами, а некоторые даже заходились в неврастеническом хохоте. Алексей Константинович Сазонов выходил пред лицом Уголовного кодекса чище, чем поцелуй младенца.

– Это не человек, а какой-то змей! – не без уважения сокрушались правоохранители. – Такой же скользкий, изворотливый… и умный!

Братва, знавшая Леху и по воле, и по неволе, совершенно не разделяла мнения поганых ментов. В их представлении Жулик был эдаким роскошным цветком воровской профессии, способным кинуть кого угодно. По тюрьмам, пересылкам и зонам ходили легенды о железной выдержке, небывалом фарте и незаурядном интеллекте этого афериста. Живая арестантская молва приписывала ему самые невероятные подвиги, и рассказы об этих подвигах нередко соответствовали действительности… Аферы Жулика носили печать элегантной изобретательности, соединенной с удивительным знанием человеческих пороков. Аристократ преступного мира, Леха не любил стандартных решений. Его оружием были не «перо» и «волына», а живой ум, тонкий расчет и безмерное личное обаяние. Сазонову не раз приходилось брать на себя самые разнообразные роли, начиная от бомжа и заканчивая министром, и он исполнял их с искусством, которому позавидовал бы любой актер. По большому счету терпилы сами были виноваты в своих несчастьях – ведь Жулик обычно играл на человеческой жадности, трусости, подлости, чванстве и обыкновенном неумении думать.

Несмотря на искреннее уважение блатных, Сазонов никогда не причислял себя к этой масти. Это был аферист, гуляющий сам по себе. Он не украшал свое тело татуировками, не глотал чифирь, искренне презирал наркотики и даже зоновской феней пользовался лишь в меру профессиональной необходимости. Жулик терпеть не мог насилия, прибегая к нему лишь в случаях необходимой самозащиты. Слова «наезжать», «гопстопить» и «кошмарить» звучали в устах афериста дезавуирующими ругательствами. Человек, отличающийся масштабностью замыслов и остротой ума, никогда не сузит горизонты мысли до нескольких десятков лагерных понятий.

Леха шел по жизни играючи, и фарт не оставлял его. Он был ироничен, уверен в себе, ровен со всеми и абсолютно нежаден. Деньги никогда не являлись для него самоцелью. Случалось, что по необъяснимому сиюминутному капризу он отдавал всю свою долю или в общак, или какому-нибудь остро нуждающемуся бродяге и никогда больше об этом не вспоминал. Подчас казалось, что Сазонов интересуется не деньгами как конечным результатом блестяще проведенной аферы, а лишь художественной завершенностью «разводки лоха».

– В любой афере главное – красота! – поучал Леха. – Красота аферы спасает мир, а деньги губят… Явить красоту там, где ее нету, – искусство, а не афера.

И братва, всегда ценившая незаурядный ум и широкие жесты, искренне восхищалась Жуликом.

– Аферисты типа Лехи рождаются раз в сто лет! – уважительно говорили пацаны. – А может, и в тысячу.

Казалось, у Сазонова вообще не было слабостей. Не считая красивых баб…