– Тебя выкупят. Ваши обычно выкупают своих граждан.
– А тебя?
– Ликвидируют.
– Почему?
– Я разведчик. Таких, как я, они очень не любят. Немножко попытают, а потом отрежут голову.
– Ужас! Но почему ты об этом говоришь так спокойно?
– Разведчик – это гладиатор. Он сам идет навстречу смерти и всегда должен быть к ней готов.
– Может, ты выдашь себя за журналиста?
– Нет, Ингрид, у них мои документы.
Снаружи щелкнул засов, дверь открылась. В проеме двери возникла мужская фигура.
– Ю! – мужчина поманил пальцем Максима. – Вставай, выходи.
Максим встал с трудом, голова кружилась, но ноги держали тело. Вышел на улицу. Солнце уже садилось, багровый закат заливал полнеба.
– Гоу. – Боевик ткнул его в спину дулом автомата. Пошатываясь, Максим пошел вперед, стараясь запомнить планировку улицы, по которой его вели. Навстречу шли два бородатых боевика.
– Куда ты его, Муслим? – спросили они провожающего Максима на арабском.
– Саладдин велел привести.
– А что вы его там не пристрелили?
– Какая-то важная птица.
Боевики прошли мимо, с интересом рассматривая пленного.
«Значит, Саладдин, – подумал Максим, – он действует в провинции Идлиб. А эти боевики поставили логичный вопрос в отношении меня. Почему они меня там, на дороге, не прикончили? Обмен? Нет, не похоже. Выкуп? Тоже маловероятно. Что-то другое». Подошли к городской площади, которая была, видимо, центром города.
– Сюда. – Провожающий толкнул Максима вправо. Вошли в дом, в большой прихожей двое боевиков играли в нарды. При появлении Максима они прервали игру, тоже посмотрели на пленного, проводили его взглядами, но уже злыми.
Максим остановился перед дверью. Провожающий робко открыл ее, заглянул в комнату:
– Я привел его.
Затем повернулся к Максиму, приказал:
– Проходи.
Иконников вошел в просторную комнату. У стены напротив двери сидел за достарханом Саладдин: сириец, мелкий мужчина лет пятидесяти, жиденькая бороденка, взгляд карих глубоко посаженных глаз колючий и неприятный. Рядом с ним стояли два моджахеда, молодые боевики, обвешанные оружием, насупленные и важные.
На достархане – жареная козлятина и баранина, лепешки, сыр, сухофрукты, виноград. Саладдин, когда Максим вошел в комнату, только скользнул по нему взглядом, взял со стола бутылку воды, налил полстакана, стал пить небольшими глотками. Понятно, подумал Максим, изображает из себя истинного мусульманина: пьет воду только после заката солнца.
Отпив воды, Саладдин поставил стакан на достархан, прилип к пленнику холодным взглядом. Спросил на плохом английском:
– Ваше имя, звание, зачем прибыли в мою страну?
– Зачем спрашиваете? У вас все мои документы, – ответил Максим.
– Отвечать! – злобно рыкнул Саладдин.
– Иконников Максим, подполковник, военспец.
– Зачем ехали в Хмеймим?
– На брифинг, организованный для наших и иностранных журналистов.
– Какой еще брифинг? – Саладдин подозрительно посмотрел на пленника.
«А, ну да, он же не знает значения этого слова», – догадался Максим.
– Рассказать всему миру о наших планах по восстановлению нормальной жизни в вашей стране.
– Лазутчик, – Саладдин прилип злобным взглядом к Максиму, – вы еще хуже американцев. Кто эта женщина?
– Корреспондентка «Дойче велле», это всемирно известный телеканал в Европе. Поэтому вы с ней поаккуратней…
– Лучше бы о себе подумал, – усмехнулся бандит. – Завтра решу, что с тобой делать. Увести!
Обратный путь был без приключений. На улице темнело, становилось прохладней. Когда Максим вернулся в темницу, Ингрид подбежала к нему, явно обрадованная:
– Ой, как хорошо! Я уже подумала, что вам отрезали…
– Что отрезали? – удивился Максим.
– Голову.
– Нет, не отрезали. Моя голова не проходит по их стандартам, и, кроме того, головы они отрезают обычно по утрам.
– О, майн гот, ваш черный юмор меня шокирует!
Неожиданно щелкнул засов на двери. Вошел мальчик лет двенадцати. Он бросил на земляной пол одеяло, положил на него несколько лепешек в полиэтиленовом мешке. Посмотрел на пленников с любопытством, ни слова не говоря, вышел. Снова щелкнул засов на двери.
– Это, конечно, не пять звезд, но… какой-никакой сервис, – покачал головой Максим.
Он расстелил на земле одеяло, пригласил Ингрид присесть и принять скудное угощение.
– Как мы будем спать? – прервала размышления Максима Ингрид.
– Можно по очереди. Полночи ты на одеяле, полночи я.