Собрание сочинений. Том шестой

Например. Перед ребенком лежит куча игрушек, а он хочет построить пирамидку из круглых плоских деталей с дырочками в центре, собирающихся на стержень. Анализ, сначала позволяет мысленно рассортировать игрушки: мячики отдельно, кубики отдельно, фигурки отдельно, а собрать все кружочки пирамидки – отдельно. Потом производится Синтез, собственно собирание кружочков друг на друга, одевая их на стержень.

3 Построение пирамидки можно назвать умозаключением.

Умозаключение бывает тесно связано с речью, и его результатом тогда становится понятие, в данном случае это – «пирамидка», предмет, который может быть разным.

Основные формы мышления – это – понятие, суждение и обобщение.

Благодаря понятию выделяются существенные признаки предметов и явлений.

Суждение – это построение мыслей, которое принимает или отвергает какую-либо идею.

Выделение существенных черт предмета и причисление этого предмета к группе со сходными чертами называют обобщением.

Процесс, обратный обобщению, – это конкретизация.

_________________________________

Корзины

Бабушка плела корзины из веток ивового тальника и учила Серёжу плетению корзин. Вот где потребовалось всё мышление маленького мальчика. Он сам сплетал отмоченные ветки глядя на работу бабушки. Она так решила – не трогать его плетение – пусть сам попробует. Серёжа брал поданный бабушкой образец, смотрел: откуда и куда и как скрепляются веточки. Выбирал сам из кучи веток нужную и сплетал её с другими уже сплетенными ветками. Иногда он спрашивал, и бабушка подсказывала, помогала только подрезать конец или место на сгибе ветки, а уж плёл Серёжа свою первую корзиночку сам – от начала и до конца.

Это было большим уроком для развития сообразительности маленького мальчика. Вторую большую корзину, настоящую помогала уже бабушка, конкретно показывая, как лучше сплести дно, как лучше загнуть и где плотнее, а где послабее сплести веточки ивняка, заранее приготовленные к плетению.

У них кончились ветки. И они ходили за ветками ивы на «далекие овраги». Овраги были действительно далеко, так что Серёжа уставал идти и отдыхал несколько раз, присаживаясь прямо у дороги.

Они сначала поднялись через всю деревню на холмистую луговую местность. Тут, уже далеко за деревней, с широкого поля плоской возвышенности открывался вид на всю долину небольшой речки. Полями украшены были все холмы, и стой и с другой стороны реки, поля выделялись квадратами и прямоугольниками, как на картине художника. Некоторые поля желтели оставшейся стернёй от скошенных пшеницы и овса и ячменя. Другие прямоугольники были черными, там уже распахивали землю трактора, двигаясь вдалеке, как маленькие игрушечные машинки.

Река, петляя между холмов была не видна, но поросшая прибережным лесочком лента, вьющаяся между холмов, выдавала её. А лес с правой стороны темнел сплошным до горизонта пятном, «он отсюда начинался и заканчивался за уральскими горами, там переходя в большую Западносибирскую тайгу» – так говорила Серёже бабушка, уж она-то всегда всё знает…

Они шли с бабушкой по дороге с наезженной машинами колеёй посередине большого холма между двух полей. В низине, куда по склону плавно опускалось поле с желтой стернёй и остатками сена, был овраг. Этот овраг весной превращался в ручей, в маленькую речку и по берегам оврага в обилии росли кусты ивняка. Тут они с бабушкой начали срезать длинные ровные, отросшие за лето ветки. Набрали большие кучи, потом связали их с двух концов. Серёже связка поменьше, маленькая совсем, он нес её, закинув на спину и чуть согнувшись вперед, – так шла бабушка со своей огромной связкой ветвей. Полусогнутых, со связками веток, двоих «носильщиков» видели шагающими по деревне местные жители, проходя мимо здоровались, и что-то говорили, от помощи бабушка отказывалась сама. Все деревенские знали о том, что будут новые корзины. К бабушке приходили люди со всей округи, чтобы купить-приобрести корзинки, которые хранились у них в клети. Серёжа видел их большое множество: и круглые, и продолговатые, разные, большие и маленькие. Корзины в деревне всем были нужны и для грибов, и для ягод.

– — – — – — – — —

На следующий год

Август месяц выдался неожиданно дождливым. Поля вокруг деревни были мокрые, (это затрудняло работы по сбору урожая в колхозе). Лес за огородами стоял притихший, во время гроз побиваемый молниями и громом. И в конце августа Серёже надо было уезжать в город, предстояло пойти учиться в школу.

Случился перерыв среди дождливых дней перед самыми выходными. По небу ещё двигались, туда-сюда меняя направление, гонимые ветром кучевые серые и темные облака. Но среди них пробивало солнце, освещая и высушивая мокрую траву у реки. Серёжу бабушка отпустила, в последний раз, погулять с ребятами на речку. Кошкин, Женя-печенька и он Бэсэр взяли с собой самодельные удочки-палки и бродили вдоль реки, вниз от моста, где по ямкам, среди прибрежных трав плавали рыбки.

Почти к вечеру, после обеда, стало светло и в освободившемся от туч прогале, между белых высоких облаков, яркое летнее солнце озарило песок песчаного переката реки. Кто-то, кажется, Кошкин, предложил ребятам искупаться: «Когда ещё ты к нам приедешь и увидишь речку?» – сказал Кошкин, обращаясь к Серёже. Друзья прощались с ним, гуляли в последний раз, потому что в субботу, завтра, приедут его родители. Недолго думая, быстро скинув одежду на берегу, все трое бросились в речку, в уже довольно холодную воду. Поплескались у берега, потом переплыли неширокую реку наперегонки, туда и обратно. Солнышко скрылось, пока они купались. И вылезли ребята в тени, отбрасываемой от темного облака, покрывшей берег и речку, и всю местность у реки. А в деревню падали солнечные лучи, и вся она и прилегающие холмы были освещены солнцем.

Небольшой ветерок, и ребята уже замерзли. Кожа их тел посинела, и, тряся посиневшими губами, Бэсэр сказал: «Нельзя же после Ильина дня купаться. Вот, вдруг, мы заболеем». Но друзья не разделяли его мнения и мнительности. Они стали прыгать и совершать пробежки вдоль берега. Бэсэр, однако, хоть и подвигался, покрутил руками в воздухе и чуточку пробежал, но погрустнел. Обратно в деревню шли быстро. Серёжа по дороге, вроде бы разогрелся, и прощался с ребятами уже с улыбкой. Первым, у ворот его дома, простились с Кошкиным, потом у своей калитки, по-взрослому пожал Серёжа руку и Женьке-печеньке, тот жил выше по улице на два дома.

А дома бабушка собрала на стол, к чаепитию оладушки приготовила. Но Серёже почему-то стало жарко, он почувствовал головную боль. Пока бабушка что-то говорила: «вот, Мама приедет одна за тобой, и в тот же день вы уедете к вечеру, чтобы в воскресенье тебя в порядок привести, а в понедельник в школу надо идти будет», – ему думалось, на что бы пожаловаться. Не посидев и пяти минут, Серёжа встал из-за стола, пошел к кровати и лег.

– Вот-те на! – удивилась бабушка, – а как же чай? —

Сережа, придумывая на что бы такое пожаловаться – на ветер или на тень от туч, припал лбом к стене, отвернувшись от комнаты и вдруг зарыдал.

– Вот-те на! – повторила бабушка, подходя к кровати. – Серёжа, что с тобой? Что ты плачешь? —

– Я… я заболел! – проговорил Серёжа и продолжил сквозь слезы, – согрешили мы…, купались после Ильина дня, водяной нас наказал… – слезы лились и лились.

– Ну и ну, будет тебе плакать-то. Согрешил – помолишься, покаешься. Бог простит и поможет! – и бабушка приложила ему ко лбу ладонь.

– Да. Голова горячая…. Это ты должно быть на берегу у речки замерз. Что ж вы решили купаться-то? —

– Солнышко было. В последний раз… уеду же…. —

Сержа успокоился, утер слезы кулачками по щекам. А бабушка принесла чашку горячего чая и подала ему пить, приподнявшемуся и сидящему на кровати. Несколько раз отхлебнув, он протянул чашку назад и откинулся на подушку головой. Бабушка укрыла его одеялом поверх одежды.

– Не хочешь чаю? Ну и ладно! Лежи и грейся, жар жаром и выгонит. —

Серёжа закрыл глаза, и ему тотчас же стало казаться, что он не в доме с протопленной печкой, а на рыбалке у костра с ребятами, – он забылся в мгновенном быстром сне-обмороке.

Бабушка отошла тихонечко к углу с иконами: «Надо будет его маслом лампадным с уксусом смазать. Бог даст к завтраму выздоровеет». – решила она.

Через несколько минут (15 – 20), бабушка приготовила лекарственное «зелье» и разбудила Серёжу.

– Вот. Уже и спишь? Встань-ка! Я тебя лампадным маслом смажу. Оно хорошо будет, только ты Бога призывай. —

Серёжа быстро приподнялся и сел. Бабушка сняла с него рубашку и майку и, пожимаясь сама, прерывисто дыша, как будто ей самой щекотно, стала растирать Серёже грудь и спину. Потом постелила простынку под спину и уложила его, закутав в одеяло, а сверху накинула своё пальто снятое с вешалки у двери.

Серёжа видел, как бабушка молилась Богу. Вероятно, она знала наизусть много молитв, потому что долго стояла перед образом Богородицы в углу. Помолившись, она перекрестила окна, двери и вышла из дома по своим хозяйственным делам.

Сержа подумал, что ещё много времени осталось до утра, в тоске от смешанных чувств, расставания с рекой и ребятами и с деревней вообще, он повернулся и снова припал к прохладной стене дома лбом; и уже не старался отделаться от грез воспоминаний…. Но утро наступило гораздо быстрее, чем он думал.

Ему казалось, что он недолго лежал лбом к стене, только что лег будто бы, но, когда он открыл глаза, – из обоих окон комнаты уже тянулись косые солнечные лучи. В доме никого не было. А на улице слышен был шум работающего двигателя машины и разговоры людей. Маму подвез сам председатель колхоза на своем газике, видимо зачем-то ездил в райцентр.

В дом вошли обе: бабушка и Мама. У Мамы в руках был большой целлофановый пакет с картинкой, такие только в городе и бывают, из которого извлечен был на стол сверток магазинной серой бумаги. Что-то она вкусное привезла.

– Бог милостив. Послал председателя, не пешком идти пришлось! Ну, как здоровье?! – спросила бабушка на ходу, тут же проходя за перегородку, делящую дом на две комнаты, в импровизированную кухню. Там она поставила чайник на электрическую плитку.

Мама, перед тем обняв Серёжу, уже развернула сверток с пирожными, которые он любил раньше, маленьким. Пирожные бисквитные, высокие, прямоугольные, будто отрезанные от большого торта, покрытые сверху белыми волнами крема и на каждом по кремовому цветочку с зелеными кремовыми листиками.

Но за год пребывания Серёжи в деревне, он повзрослел (как он думал) и вкусы его изменились. На пирожные он смотрел без прежнего блеска в глазах.

– Кушай, кушай, – переложив на тарелку пирожное и подавая ложечку, говорила Мама.

– Теперь кушай пока, гуляй последние деньки, а скоро в школу – учиться будешь. Председатель обещал, через часа полтора-два заехать, вот и поедете сразу. Повезло, – говорила бабушка, намазывая себе на ломтик хлеба масло, обычное блюдо своего завтрака.

– Смотри же, учись со вниманием и прилежанием, – в последний раз наставляла она Серёжу, – чтобы толк был. Учись так, чтобы всё понимать. Когда всему выучишься тогда и выберешь себе профессию. Может, доктором будешь или инженером…

Когда отъезжали на трясущемся газике от деревни по окружной дороге грунтовой, с краю полей у самого леса, Серёжа оглянулся: «прощай деревня!» подумалось вдруг.

    Конец.

Встреча с природой – лиса