Чудеса святого Иоанна Кронштадского. При жизни, по смерти и в наши дни

То, перед чем оказалась бессильной наука, сделала горячая вера и молитва пастыря и целителя.

Рассказ И.К. Сурского

Однажды, когда я пришел в редакцию газеты «Новое Время» в Белграде с тем, чтобы поместить статью о чествовании памяти о. Иоанна Кронштадтского, я застал там Михаила Алексеевича Суворина.

Он сказал мне: «Чего вам было беспокоиться приходить самому, прислали бы мне по почте. Я помещу об о. Иоанне все, т. к. он исцелил безнадежно больного дифтеритом моего сына».

Я попросил Михаила Алексеевича рассказать мне этот случай, и он рассказал мне следующее:

«Когда у сына моего сильно заболело горло, я пригласил известного в Петербурге детского доктора Русова, который, осмотрев больного, сказал мне: “Ну, батенька, у сына вашего дифтерит и уже началось почернение; нет никакого спасения!” Тогда я послал телеграмму о. Иоанну, прося его приехать. Отец Иоанн приехал, помолился об исцелении, стал гладить и ласкать дифтеритного ребенка и сказал: “Ничего, ничего, не беспокойтесь, будет здоров”. И действительно, ребенок совершенно выздоровел.

После такого чуда, равносильного воскрешению из мертвых, я, конечно, всегда все помещу про о. Иоанна».

Рассказ И.К. Сурского

Жена полковника, воспитателя пажеского корпуса, Анна Петровна Бертельс-Меньшая, рассказала про своего отца Петра Николаевича Меньшого, старшего лейтенанта крейсера «Алаф», что в 1888 году, вернувшись из дальнего плавания, стал на Кронштадтском рейде. Семья же Меньшого жила на Ораниенбаумском берегу в виду крейсера. Две недели Меньшой не мог съехать на берег, ибо командир судна, уезжая, оставлял его заменять себя. Наконец Меньшой на катере поехал в Кронштадт, где стал требовать, чтобы ему подали катер «Рыбка» генерал-адмирала Великого Князя Алексея Александровича. Когда боцман возразил ему, что ведь это катер Великого Князя, то Меньшой прикрикнул на него: «А разве ты не видишь, что я великий князь!» Тогда поняли, что он сошел с ума. Врачи Кронштадта и приглашенный из Петербурга профессор Чечот признали психическую болезнь неизлечимой и долженствующей неминуемо привести к смерти.

Надо сказать, что к тестю Меньшого, кронштадтскому городскому голове Ф.С. Степанову, часто приезжал о. Иоанн, и жившая в том же доме семья Меньших собиралась к Степанову. Один только лейтенант Меньшой никогда не ходил и говорил: «Я не хочу видеть этого шарлатана, он развел кликуш».

После заболевания мужа, жена Меньшого многократно просила о. Иоанна приехать. Однако отец Иоанн каждый раз отвечал одно и то же: «Нет, я не пойду к нему, а когда придет время, он сам ко мне придет». Прошло около года, и больному становилось все хуже и хуже, и он уже даже не понимал, например, что нужно одеть сапоги.

Вдруг, в октябре месяце, очень рано утром, когда было еще совсем темно, больной встал, оделся и сказал приставленному к нему матросу-дядьке: «Нам нужно сейчас собираться к ранней обедне в Думскую церковь, – там будет служить отец Иоанн Кронштадтский». Дядька успел лишь шепнуть об их уходе кухарке. Когда пришли в церковь, дядька спросил сторожа: «Кто сегодня служит?» И получил ответ: «Отец Александр». Дядька раньше уговаривал больного не ходить, а теперь – вернуться. Но Меньшой вошел в церковь. В ту же минуту поднялась суматоха: приехал о. Иоанн, который, придя в алтарь, тотчас прислал сторожа за Меньшим; поставил его на колени около престола и заставил его всю обедню так простоять; клал ему на голову то епитрахиль, то Евангелие, то крест, то чашу со Святыми Дарами; потом исповедал его и причастил Святых Тайн.

Вернувшись домой, Меньшой лег спать и проснулся в одиннадцать часов, тотчас приехал о. Иоанн и стал служить молебен, во время которого бывший больной рыдал, а о. Иоанн после молебна сказал жене Меньшого: «Вот, теперь я сам пришел, – возвращаю тебе мужа, а детям отца».

После этого больной совершенно выздоровел, опять поступил на службу, дослужился до генерал-майора по Адмиралтейству, занимал ответственную должность помощника командира Кронштадтского порта и одновременно был почетным мировым судьею.

Рассказ А. Рачинской

В Петербурге, в девяностых годах прошлого столетия, пятилетней сестре поручика фельдъегерского корпуса Пронина прищемили палец, захлопывая дверцу кареты, и его совсем раздавили. Доктор сказал, что нужно отнять палец. На другой день оказалось заражение крови и доктор сказал, что нужно отрезать руку по локоть. Девочка непрерывно плакала от боли. Когда доктор разбинтовал руку, то распространилось зловоние.

Неожиданно слышат, что о. Иоанн приехал к соседям. Тогда отец девочки побежал и умолял о. Иоанна прийти. Он, хотя и был очень занят, но ввиду тяжелого случая, пришел, служил молебен и сказал, что операции делать не надо и что так пройдет. После ухода о. Иоанна отец девочки настаивал на операции, а мать, крепко веровавшая, решила сделать так, как сказал о. Иоанн. Девочка заснула и много спала. Утром пришел доктор и разбинтовал руку. Опухоли не было, дурной запах прошел, и висела лишь засохшая жилка, как на ниточке. Жилку отрезали, и девочка выздоровела, т. к. заражение крови прошло, и доктор заявил, что это чудо, т. к. наука говорила другое.

Рассказ Александры Колокольцевой

Моя бабушка была при смерти: у нее, очевидно, было крупозное воспаление легких. Ей было запрещено говорить, она только могла писать на бумаге, что ей надо было сказать. Доктора объявили положение больной безнадежным. Я уже была подростком, горячо любила бабушку и была глубоко опечалена ее состоянием.

Просили приехать о. Иоанна. Он приехал днем и молился в зале. Молебна, как я ожидала, он не служил, а говорил слова молитв, мне незнакомых, говорил быстро-быстро, делая нервные движения правой рукой и махая указательным пальцем наподобие того, когда грозят. Голос его то резко подымался, то совсем понижался. Закончил он внезапно, резко повернулся и быстрыми шагами пошел в спальню бабушки. Мы все устремились за ним. Моя мать и тетки ждали с замиранием сердца, что батюшка скажет. А он нагнулся к бабушке, ласково положил ей руку на голову и сказал: «Выздоравливайте, выздоравливайте, вам еще пожить надо… Смотрите, сколько у вас внуков, – порадоваться еще на них надо, возблагодарить Господа». Бабушка хотела что-то ответить, но закашлялась и не могла произнести ни звука. Лица моей матери и тетушек сияли от радости.

Благословив бабушку и приложив к ее губам святой крест, о. Иоанн также быстро направился вон из спальни. Его стали упрашивать зайти в столовую, где был накрыт стол. Он все так же быстро вошел, сел. Все родные его окружили и стояли перед ним. Я зашла вперед, чтобы видеть его лицо: румянец покрывал его щеки, его голубые глаза с любовью смотрели на окружавших его; он ласково улыбался и что-то спрашивал. Съев две-три виноградинки, приложив к губам рюмку с мадерой, батюшка встал, точно вскочил, и вышел в прихожую. Там встретил его повар дедушки и, кланяясь и ловя руку батюшки, просил его зайти к нему в комнату, к его больной жене. Отец Иоанн пошел, сопровождаемый всей моей родней. Жена повара встретила его разодетая, в крахмальных юбках; во время молитвы о. Иоанна она неоднократно становилась на колени. Окончив свою краткую отрывистую и вместе с тем горячую молитву, о. Иоанн подошел к ней, обычным жестом положил ей руку на голову и спросил, когда она причащалась, затем велел еще причаститься и стал говорить, что наша жизнь земная – временная, что мы должны готовиться к жизни вечной.

«Удивительно, – говорила моя мать, когда мы все, по отъезде о. Иоанна, собрались к обеду, – батюшка маме сказал, что она должна жить, когда она даже слова вымолвить не может, а жене Петра, которая на вид совершенно здорова, точно отходную читал».

Через некоторое время бабушка моя встала и была совершенно здорова, а жена повара внезапно умерла.

Рассказ полковника А.Н. Фон-Витторфа

В Петербурге, в 1885 году, жена почтово-телеграфного чиновника госпожа Знобишина была больна зобом. Врачи признали положение ее безнадежным и смерть неминуемой, заявив, что медицина бессильна излечить ее.

Тогда попросили о. Иоанна приехать к больной. Отец Иоанн исполнил просьбу, приехал к Знобишиным и служил у них молебен. Во время молебна о. Иоанн несколько раз провел рукой по зобу больной. После этого зоб совершенно прошел и больная выздоровела.

Повествование Д.А. Агренева-Славянского

Путешествуя по России десятки лет и всегда лелея идею осуществления народного театра и народных зрелищ, я наметил несколько уцелевших пока певцов с их примитивными мелодиями и инструментами, и один из них был слепец Иван, которого я нашел случайно в г. Белой Церкви, Киевской губернии, на улице, играющим на своей кобзе и поющим древние стихи духовного содержания.

Несчастный слепец, не более двадцати семи лет от роду, сидел в рубище со своей кобзой недалеко от церкви и в числе других нищих выкрикивал духовные песни, привлекая тем самым внимание проходящей публики, которая иногда бросала копейку в небольшую деревянную чашку, которую держал в руках оборванный десятилетний мальчик, его вожак, и с умоляющим видом протягивал к проходящим.

Я позвал этого Ивана к себе в гостиницу, обещав ему накормить его и дать ему грошей. Так началось мое знакомство с Иваном.

Вспомнив об Иване-кобзаре в С.-Петербурге, я поручил одному моему приятелю в Киеве отыскать его и немедленно выслать в С.-Петербург.

Перед отъездом моим из С.-Петербурга мне пришлось побывать в Кронштадте у о. Иоанна и отслужить молебен. Отец Иоанн благословил меня на новое артистическое мое далекое путешествие, которое я собирался совершить в эту зиму.

При посещении меня о. Иоанном в гостинице, где я остановился, и после молебна, в разговоре с ним, я высказал желание приехать в Кронштадт концертировать в пользу погибшего броненосца «Русалка». Отец Иоанн одобрил мое желание и высказал, что желал бы послушать мой хор в церкви при совершении им литургии. Я, конечно, был счастлив исполнить желание о. Иоанна, так как много слышал о его богослужении.

Первая обедня была пропета 22 сентября, и так понравилось наше пение о. Иоанну, что я обещал еще раз приехать в Кронштадт, чтобы вторично участвовать с моим хором в его богослужении.

Это состоялось 29 сентября, и я не могу описать того благоговейного впечатления, какое я, вся моя семья и все мои певчие вынесли из Андреевского собора. День этот останется для нас всех незабвенным.

После обедни я попросил о. Иоанна к себе, чтобы благословить мою семью и всех певчих. После молебна с водосвятием мы все подошли приложиться ко кресту и получить благословение; в том числе я подвел к о. Иоанну и своего слепца Ивана, сказав батюшке, что вот слепец просит благословения его и помолиться о нем.

– А давно ты ослеп? – спросил Ивана батюшка.

– Да вот уже более двенадцати лет, с малолетства ничего не вижу.

– Отчего это случилось? Ты был болен что ли?

– Да, золотуха у меня была, и я ослеп; видно, бросилась в голову. Ходил к докторам, ничего не помогли, говорят, темная вода в глазах.

– Ну, ничего, – сказал, нежно улыбаясь, о. Иоанн. – Я сам был болен золотухой и плохо слышу. Давай помолимся Господу Богу.

И при этих словах он взял ложкой освященную воду из сосуда и, налив на руку три раза, как бы промыл глаза Ивана, потрепал его по щеке, приласкав, так сказать, и благословил, сказав:

– Ну, Господь помилует тебя, ступай с Богом! Вечером того же дня я давал концерт в зале кронштадтского коммерческого собрания, и перед началом концерта входит в мою уборную мальчик, певчий мой, которому было поручено водить Ивана, и, улыбаясь, говорит мне:

– А ведь Иван-то видит.

– Как видит?! – спросил я, удивленный, не доверяя словам мальчика. – Приведи его сюда!

Пришел Иван.

– А что, Иван, правда ли, что ты видишь?

Иван посмотрел на меня широко открытыми глазами и отвечал:

– Да, барин, я вижу, только как будто в тумане!

– Ну, а ведь до сего дня ты ничего не видел, ничего положительно?!