Удар восходящего солнца

– Удивительная красота, прямо как в Китае в горных ущельях, – восхищенно, и с грустью в голосе прошептал старый мастер.

И Арыстану, вдруг показалось, что остекленевшие глаза деда Саши, словно зеркальное отражение воспроизвели былые дни ушедших лет. Но, дед Саша, вдруг резко выдохнув из легких воздух, словно вырвался из плена цепкой памяти, преследовавшей старого сифу по пятам, с тех пор, как он, не по своей воле, покинул былой Китай во времена культурной революции.

– Ты можешь идти. Приходи, тогда, когда посчитаешь нужным. Это будет особый зов души, который, у тебя есть, но, пока дремлет. Удачи тебе и береги себя, – напутствовал старый мастер.

– До свидания дедушка, – ответил Арыстан и пошел по дороге вниз.

3

Прошло, полгода как Арыстан стал учеником китайского мастера деда Саши. Он перестал ходить на секцию легкой атлетики, и полностью посвятил себя занятиям боевого искусства кун-фу. Сложные и изнурительные упражнения нелегко давались Арыстану, но, его врожденное упорство и твердый характер, заставляли идти вперед и не ломаться. Подтягивания на перекладине, и бесчисленные отжимания на кулаках, стали нормой для Арыстана. Многокилометровые пробежки в горы, он совершал один раз в неделю. Часами отрабатывал удары рук и ног об деревянную макивару, и страшные лысые мозоли, стали выступать на огрубевших частях рук. Дед Саша помимо физической нагрузки, часто учил Арыстана отличать добро от зла. Научил владеть собой своего ученика, чтобы в трудной, жизненной ситуации, он не сломался, и не согнулся под тяжестью жизненных испытаний.

– Послушай меня мальчик. Ты, наверное, думаешь что, став искусным мастером кун-фу, ты избежишь тягостных испытаний. Нет, я тебя разочарую, потому что кун-фу, это один из способов освобождений от реальной и порой, жестокой действительности жизни. Когда обычный человек начинает искать пути расслаблений в выпивке или хождении по публичным домам, то мастер кун-фу путем многочасовых упражнении, освобождался от грязной и гнетущей энергии. И находил там полнейшую гармонию с собственным внутренним миром, научившись выполнять медитацию. – Мы с тобой будем учиться этому позже, – сказал дед Саша во время одних из занятий кун-фу.

Арыстан каждое комплексное упражнение повторял за мастером несколько сот раз. И даже приезжая домой по вечерам, продолжал фанатично повторять приемы кун-фу. С какой легкостью и изяществом, выполнял их Арыстан, удивили лучшего мастера шаолинского монастыря Синь Инг Пея. Дед Сашей, он стал здесь в Казахстане, когда переехал из Китая, вначале шестидесятых. Процветающая страна в один миг стала страной осведомителей и анонимов. Его сын Шао погиб во время массовых демонстраций молодежи, которая, не хотела жить по новым законам. Старшее поколение, принявшее перемены как нечто неизбежное, смирилось со своим положением, но, молодежь не хотела подчиняться законам культа социализма. Похоронив Шао, Синь потерял к жизни интерес, и хотел лишь одного, уйти в горы как велел в своих трудах величайший мыслитель Конфуций, основатель даосизма. В частности, он сказал, что если в стране будет правитель, который несправедливо управляет, то жители должны уйти в горы и быть там, до тех пор, пока власть не изменится в лучшую сторону.

Вскоре, через два месяца, умерла его супруга госпожа Минь. Не пережив утраты боли потери единственного сына, она потеряла аппетит и жизненную силу, подобно горному цветку растущему в тепличных условиях. Похоронив любимую супругу Минь, дед Саша собрал пожитки и, закрыв на ключ дом, ушел в Синьзянский район к своему давнему другу казаху Али Шабану. Когда-то, они вместе были выпускниками шаолинского монастыря, пробыв там долгих, одиннадцать лет. Али Шабан был эмигрировавшим казахом, из Казахстана бежавшим из своей исторической родины во времена революции. Его покойный, отец Марат был баем и имел большое крестьянское хозяйство. Большевики отняли у него скот и дом. Марату ничего не оставалось, как бежать с остатками денег в Китай. Здесь, он со своими родственниками основал частную фирму и стал заниматься разведением крупного и мелкого скота. По своей натуре предприимчивый и ловкий делец, он увеличил свое состояние в десятки раз, и стал очень известным и богатым человеком в своей округе. Вскоре, он женился и с годами обзавелся пятью сыновьями и одной дочкой. Али был самым младшим сыном и был очень своенравным человеком. Вопреки желаниям отца, он в восемнадцать лет ушел в шаолинский храм, когда отшельники мастера объявили очередной набор на одиннадцатилетнее изучение боевого искусства кун-фу в стенах священного монастыря. Только совершеннолетний гражданин Китая, мог по собственному желанию подписать договор об отречении от людской мирной жизни и стать послушником шаолинского храма в качестве монаха. Старший монах Чжань Чжао опытный психолог по своему характеру и весьма рассудительный человек, сам провел легкий тест будущих монахов на родственные связи в Китае и отсутствие у них умственных и физических недостатков. И вскоре, группа из двадцати человек вошла в заветный шаолинский храм с благоговейным страхом и трепетом, но, вскоре свыкнувшись с тамошней атмосферой, стали вести себя непринужденно и свободно. Первоначальное знакомство Синь с Али Шабаном было недружелюбным, и носило даже характер враждебности, но, годы, проведенные в заточении в буквальном смысле этого слова в храме шаолинь, принесли свои плоды, и вражда, между двумя сильнейшими бойцами, переросла в крепкую дружбу. Шли годы, но они были так медленны, что порой казались шаолинским бойцам, остановившимся временем. Оттачивание боевого мастерства, вскоре, стало утрачивать для них смысл, а духовные наставления монахов, казались назойливыми и пустыми. Безвкусная и ограниченная еда, в которой отсутствовали элементарное мясо, заставляли бойцов терпеть, невыносимый голод и выживать. И только, молодой задор и сила заставляли бойцов смотреть на мир оптимистическим взглядом. Али Шабан был могучим бойцом, обладавшим страшным ударом, но, был очень медленным. А Синь был напротив изворотливым и ловким, как обезьяна. Синь научился наносить удары очень хлестко, резко передвигаясь, как дикая кошка, то прыгая, то кувыркаясь. Больше впитав в себя стиль потерянного следа, очень сложного и трудного в исполнении, он стал лучшим мастером в этой области, за все годы существования храма, побив все рекорды бывших чемпионов. Али Шабан обладатель примитивной и грубой силы, внутренне завидовал грации и артистичности исполнения приемов кун-фу Синь. Прошли годы и вот Али с Синем, вышли из ворот храма шаолиня с почетными грамотами и похвалами, что они действительно являются мастерами и монахами священного монастыря. Взяв пожитки с едой, они пошли в долгий путь, где их дороги должны были разойтись, так как Синь жил в северной части Китая, а Али восточной. Подойдя к горной речке, они разожгли огонь и, раздевшись до пояса, соорудили из своих рубашек сетку, и обвязав концы рукавов деревянными прутиками, вошли в воду до середины. Вскоре, таким нехитрым образом наловили с десяток сазанов, а после, вышли из речки и бросили их, на землю. Проткнув сазанов прутиками, они стали обжаривать их, на костре. Впервые, поев мяса за одиннадцать лет, они почувствовали умиротворение и спокойствие, и глядели на костер, который, пожирал хворост, то сильно, то медленно.

– Что ты будешь делать Синь? – спросил Али, подкладывая хворост в костер.

– Женюсь. У меня в деревне осталась моя невеста Минь, которую, мои родители засватали еще в младенчестве, – ответил Синь, лежа на спине и считая на небе мерцающие звезды.

– Это хорошо, что ты женишься за годы, проведенные в Шаолине, поди, смертельно изголодался по женской ласке? – с усмешкой спросил Али и громко рассмеялся своей шутке.

Синь, уловив тонкий юмор друга, вторил своим хохотом, схватившись за живот. Вдоволь насмеявшись, Синь, вдруг остро осознал, что их смех с Али переходит в состояние неудержимой истерики. Он решил перевести тему разговора в более серьезное русло.

– А чем займешься ты Али? – спросил он.

– Жениться. Знаешь ли ты, я тоже смертельно изголодался по женской ласке, – продолжил хохотать Али. Синь, не удержавшись, захохотал, схватившись за живот, который, от напряжения вот-вот казалось, разорвется. Безмолвный лес не удивлялся человеческой беспечности, повидав на своем тысячелетнем посту многих странников путешествующих по стране в поисках приключении.

– Кстати, Синь, я хотел узнать у тебя, каким ремеслом ты займешься для пропитания своей будущей семьи? – спросил Али, успокоившись и посерьезнев.

– Али я буду преподавать кун-фу. Наберу учеников и открою собственную школу. Плата моих учеников и будет нашим пропитанием. Я буду совершенствоваться физический и духовно. Когда-нибудь я стану величайшим мастером Китая, и обо мне, будут слагать легенды, – сказал не без гордости Синь.

– А мне, знаешь ли, хватило этих одиннадцать долгих лет, и больше кун-фу я заниматься не собираюсь, – сказал Али.

– Как так, а зачем же, ты оторвался на одиннадцать лет от мирской жизни? – удивленно спросил синь.

– Вот, за эти одиннадцать лет, я и отболел этим кун-фу, что теперь даже тошнит при одной мысли об этом, – ответил Али, подкидывая хвороста в костер.

Костер, был подобен огню жизни, который, сжигал годы людей, словно хворост, превращая их, в серый и невесомый пепел. – Мне отец говорил, что это не мое? Не дано говорил он мне, тебе всю жизнь заниматься кун-фу и обучать этому, еще кого то. Я напротив, спорил с ним, даже убежал из дома и ушел в храм. Чтобы доказать, что я могу стать лучшим мастером шаолиня. Хорошо, я доказал. А что теперь, душевная пустота! И я понял, что отец ведь был прав! Понимаешь? Прав! Приду домой поклонюсь отцу своему в ноги, и попрошу у него прощения. Конечно же, и у матери. Займусь торговлей и разведением скота. Все я остепенился, – сказал Али Шабан, расхаживая перед костром. – Правильно Али. Это верное решение, и я рад, что ты нашел свой путь в этом меняющемся мире, неподвластный никому из людей, кроме небесных божеств, – сказал задумчиво Синь.

Али порывисто обнял своего друга, и благодарно пожал ему руку, оценив здравомыслие и поддержку Синя.

– Спасибо брат. Спасибо. Я очень рад, что ты не обижаешься на меня за предательство идеалам Дао, и учениям боевого искусства кун-фу священного храма шаолинь, – сказал Али.

– Нет, я не обижаюсь на тебя мой брат. Ты же помнишь учения Даосизма, какой бы ты выбор не сделал правильный или неправильный, решение остается всегда за тобою. Это твой путь, и никому кроме тебя, не дано, его пройти. Удачи тебе во всех твоих начинаниях, – сказал Синь и обнял Али.