Я убрала письмо в сумочку, слова слились воедино. Прошло уже шесть месяцев, но горечь утраты никуда не делась. Бывают моменты, когда я особенно остро ощущаю боль от потери, когда мне так нужно, чтобы бабушка была рядом, но ее нет.
Воспоминания о меренге, которую бабушка готовила для меня по особым случаям, этот сладкий вкус, который я ощущала, когда пирожное таяло на моем языке, превращаясь в сахарную пудру, звуки музыки, которую я слушала все свое детство, – наши кумиры: Селия Крус, Бенни Море и Буэна Виста, Сошиал Клаб. А теперь колеса самолета касаются кубинской земли.
Я скучала по бабушке.
Слезы полились по моим щекам. И не только от того, что ее сейчас не было рядом. А еще от того, что сейчас самолет двигался тем же маршрутом, как и тот, на котором бабушка покинула Кубу почти шестьдесят лет назад.
Я посмотрела в окно и увидела здание международного аэропорта имени Хосе Марти. На первый взгляд этот аэропорт ничем не отличался от многочисленных аэропортов Карибского бассейна, через которые я летала на каникулы. Однако у меня возникло ощущение, что я уже видела его раньше, и я задрожала от волнения. Вздох вырвался из моей груди, будто я очень долго задерживала дыхание и наконец смогла выдохнуть.
Я чувствовала себя так, словно после долгого отсутствия вернулась в родные края, которые, пока меня не было, успели измениться, но все равно остались знакомыми. Я вошла в здание аэропорта и бросила на землю сумку, казалось, что мое долгое путешествие наконец подошло к концу. Я осмотрелась по сторонам – все, что меня окружало, говорило мне о том, что я дома.
Глава 2
Я вышла из самолета, крепко сжимая сумку в руках. На протяжении всей моей жизни Куба казалась мне каким-то эфемерным мифическим существом, по воле злого рока недоступным для меня. Но теперь Куба стала реальностью. И хотя зона прилета была лишена какой-либо романтики или роскоши, меня переполняло волнение.
К сожалению, романтизм момента был подпорчен тем, как медленно тянулось время в очереди. Прошел почти час, прежде чем я подошла к стойкам паспортного контроля. Я обратила внимание на то, сколько офицеров иммиграционной службы сидят там и как быстро туристы передо мной оформляют документы. По официальной версии, я приехала сюда в качестве журналиста-фрилансера из Майами, пишущего статью для электронного издания – о том, как сейчас, после снятия ограничений, развивается туризм на Кубе. Я получила согласие редактора на серию статей, в которых будет дано подробное описание Кубы для американцев, и заключила с изданием контракт. Гонорар за статьи пойдет на оплату моей поездки. Неофициальная часть моего путешествия, а именно прах моей бабушки, лежит в моем чемодане.
Существует процедура по возвращению на Кубу праха беженцев для захоронения, но после того, как я переговорила с друзьями, которые попытались пробраться сквозь бюрократическую волокиту, более простым способом мне представлялся тот, к которому ежегодно прибегают многие кубинцы. Когда я контрабандой провозила прах бабушки через границу, у меня было ощущение, что она с улыбкой и нескрываемым восторгом смотрит с небес на то, как я нарушаю правила режима, столь ей ненавистного.
Я продвигаюсь вперед в очереди на паспортный контроль. Мои документы в порядке, паспорт с визой я держу в руке, а сердце мое уходит в пятки, когда я отвечаю на вопросы офицера на испанском языке, на котором говорю всю свою жизнь. Возникает странное ощущение – я вроде бы говорю со своим земляком, а вроде бы и нет. Несмотря на то что моя мать была американкой испанского происхождения, я всегда считала себя прежде всего кубинкой, и в Майами это не вызывало сомнений. Мои бабушка с дедушкой кубинцы, мой отец кубинец, поэтому и я кубинка. Будет ли здесь иметь значение то, что моя кожа немного светлее, чем у большинства местного населения, и что во мне течет не только кубинская кровь? Будут ли здесь считать меня чужой? Или моего происхождения будет достаточно?
Офицер махнул рукой, разрешая мне пройти, и я со своими вещами направилась вперед. Нервы мои были на пределе, когда я поставила сумку, в которой был спрятан прах бабушки, на багажную ленту рентгенаппарата, чтобы кубинские офицеры смогли убедиться, что я не ввожу контрабанду на территорию страны. Лента поехала, и мой багаж уплыл в темноту. Я затаила дыхание…
Я прошла через металлоискатель и начала ждать. Я была почти уверена, что сейчас на мой багаж поставят специальную отметку, а меня отведут в глубь аэропорта в комнату для допросов, в которой нет ни одного окна. Нам, американцам, до сих пор сложно представить, что на Кубу приезжают туристы, поэтому у меня было ощущение, что я вхожу в мутные воды или заступаю на неизведанную территорию.
Желание моей бабушки, чтобы именно я развеяла ее прах на Кубе, не вызвало ни единого вопроса у моих родственников. Но к моей поездке все отнеслись с осторожностью, особенно те, кто на своей шкуре испытал прелести режима Кастро.
– Никогда не забывай о том, где находишься, – предупреждала меня Беатрис. – Забудь о своих гражданских правах, не воспринимай их как само собой разумеющееся – ты их лишишься сразу, как только приземлишься в Гаване.
В течение нескольких недель, вплоть до дня моего отъезда двоюродная бабушка Мария ежедневно отправляла мне письма с подборкой статей и информацией для путешественников, публикуемых Госдепартаментом. Отдельные фразы из этих публикаций запечатлелись в моей памяти… любой может быть задержан… если вы даже по незнанию нарушили местные законы… арестованы… заключены под стражу…
Ничто так не вселяет страх, как произвол властей и незаконный арест. У меня не было сомнений в том, что Куба отличается от любого из тех мест, которые я посещала раньше. Но в то же время у меня не получалось сопоставить картины, которые я многие годы видела в новостях по телевизору – старинные автомобили, выкрашенные в яркие цвета, волны, разбивающиеся о берег, романтичная архитектура, – с мрачными напутствиями, которыми провожали меня двоюродные бабушки.
Мои бабушки заботятся обо мне и моих кузенах с кузинами, но когда речь заходит о Кубе, к ним возвращается тот ужас, который им довелось испытать и который даже по прошествии времени не удалось забыть. Я пыталась объяснить, что многое изменилось, что сейчас не 1959 год, что революция завершилась, что в Гаване снова открылось американское посольство и мы возобновили дипломатические отношения с Кубой.
Но мои доводы были бессильны. И поэтому, когда Мария настояла на том, чтобы я взяла с собой ее четки, спрятав их в сумке, я, принимая во внимание то, что и так сильно рискую, перевозя прах бабушки, возражать не стала. Дополнительная удача мне не помешает.
Я прошла вперед, двигаясь за другими путешественниками.
Пожалуйста, просто помоги мне отвезти бабушку, и я обещаю тебе, что до конца путешествия буду держаться подальше от любых неприятностей.
Один из офицеров коротко мне кивнул, и я быстро убрала свою сумку с ленты. Внутри меня все ликовало, когда я направилась в зону выдачи багажа.
Я забрала остальные вещи и прошла по зеленому коридору мимо таможенной службы. С каждым шагом нервное напряжение спадало, и ему на замену пришла радость сродни той, которую испытываешь накануне Рождества. Я ждала этого момента всю свою жизнь.
Я вышла из здания аэропорта, и перед моим взором предстала Гавана. Я впервые в жизни вдохнула воздух Кубы. Несмотря на легкий ветерок, воздух был очень влажным, и я почувствовала, что мои волосы начали прилипать к шее. В январе в Гаване так же жарко, как в Майами. Я открыла сумку и достала солнцезащитные очки.
На пешеходной дорожке рядом с аэропортом царил хаос: друзья и родственники обнимали друг друга, тут и там слышалась громкая испанская речь, люди загружали сумки в огромные багажники ретро-автомобилей, перекрашенных в яркие цвета. Очевидно, владельцы очень гордились своими машинами.
Передо мной была толпа людей, некоторые из них держали в руках таблички с именами. Я рассматривала их в поиске Анны Родригес. Я не могла дождаться встречи с женщиной, о которой моя бабушка столько рассказывала – и ее рассказы были наполнены ностальгией и любовью.
С самого раннего детства мы были неразлучны. Ее семья жила по соседству с нами, и мы часто играли вместе в саду. Марисоль, я рассказывала тебе о том, как однажды решила перелезть через стену между нашими домами?
Дружба бабушки с Анной мне всегда напоминала историю Люси и Этель, причем, судя по всему, моя бабушка была в роли Люси.
– Марисоль Феррера?
Я обернулась, услышав свое имя, и лицом к лицу столкнулась с мужчиной, который стоял, прислонившись к ярко-голубому кабриолету с массивной хромированной решеткой и белыми полосами по бокам.
– Да?
Он отошел от машины и элегантной походкой направился в мою сторону, полы его гуаяберы[3 - Рубашка, национальный кубинский костюм.] колыхались на ветру.
Он поприветствовал меня, обратившись ко мне на очень правильном английском, и протянул руку.
– Меня зовут Луис Родригес. Моя бабушка попросила встретить вас. Она приносит извинения за то, что лично не смогла приехать – сегодня ей нездоровится.
Я пожала протянутую руку, почувствовав прикосновение мозолистых пальцев. Его рукопожатие было крепким, а кожа – теплой. Он коснулся внутренней стороны моего запястья, и когда он отпустил мою ладонь, я почувствовала, как дрожь пробежала по моему телу.
Я моргнула и, слегка прищурив глаза, рассмотрела его, сожалея о том, что недостаточно внимательно слушала Беатрис, когда та рассказывала про семью Анны.
На вид ему было столько же лет, сколько и мне, может, на пару лет старше – где-то тридцать пять. Волосы густые и чуть светлее моих – не черные, а, скорее, каштановые. У него были смуглая кожа и темно-карие глаза, вокруг которых разбегались лучики морщинок. Аккуратная борода обрамляла подбородок.
Это такая красота, которая редко встречается у мужчин – отдельные черты кажутся невзрачными, но в их сочетании проявляется мощная харизма, которая привлекает ваше внимание, и вы не можете пройти мимо.
– С ней все в порядке? – спросила я, перейдя на испанский. Я старалась не обращать внимания на приступ волнения, из-за которого у меня сжимался желудок.
Его полные губы расплылись в улыбке, сразившей меня наповал. Мне показалось, что я его удивила.
– Она в порядке, – ответил он на испанском. – Просто устает, ведь ей уже много лет.
Моя бабушка умерла в семьдесят семь лет. Значит, Анне уже почти семьдесят восемь.
– Она с нетерпением ждет встречи с вами. Все последние недели она только о вас и говорила.
Он наклонился вперед, взяв в одну руку мой большой чемодан, а в другую сумку.
– Можем идти? Больше ничего нет?
Я кивнула. Он проигнорировал мои слова о том, что я сама могу донести багаж, и мне ничего не оставалось, кроме как проследовать за ним к машине. Я не удержалась и провела рукой по ее гладким изгибам.
– Первый раз на Кубе? – спросил он, положив в салон маленькую сумку и открыв для меня пассажирскую дверь.
– Да.
Я уселась на огромное сиденье и принялась рассматривать салон. Кресла были обиты кожей, которая когда-то давно была белой, но за долгое время приобрела кремовый оттенок. Я представила себе, как моя бабушка сидела в похожем автомобиле, а на ней было надето одно их тех платьев, что я видела на старых фотографиях, где была запечатлена ее жизнь на Кубе. На мгновение я почувствовала себя путешественником во времени.
Я подождала, пока Луис не загрузил сумки в багажник и не уселся за руль. Затем он завел старый мотор. Я инстинктивно потянулась за ремнем безопасности и оторопела, когда ничего не нащупала.