– Я один не вернусь, – мотал головой Муса-Гаджи.
– Так все равно надо было ехать, – рассуждал Чупалав. – Пора проучить этих каджаров, чтобы не совались, куда не просят.
Уже приближаясь к перевалу Халахуркац у вершины Гутон, откуда дорога вела в Джар, друзья стали замечать, что не одни они идут на помощь восставшим. На перевале лежал снег, но дорога и тропы были глубоко протоптаны. Отсюда Чупалав и Муса-Гаджи могли видеть, как с разных сторон к перевалу тянутся большие и малые отряды горцев, спешивших поддержать своих братьев и отомстить за бедствия, которые принес им Надир, когда являлся в Дагестан.
У самого перевала они остановились, чтобы дать отдых уставшим коням, от которых валил пар. Чтобы обсушить коней и согреться самим, они собрали сучьев и развели костер.
Отсюда перед друзьями открылась величественная панорама. Гора Гутон была как бы узлом, от которого расходилось сразу несколько отрогов Главного Кавказского хребта. Множась и разветвляясь, они уходили в глубь Дагестана, пока не скрывались за горизонтом. В чистом морозном воздухе были далеко видны горные долины, но едва можно было различить несколько аулов, почти слившихся с суровыми горами. Здесь, у вершин Кавказского хребта, брали свое начало несколько рек, потому и назвали эту часть Большого Кавказа Водораздельным хребтом. Рождаясь небольшими ручейками, они текли через Дагестан, вбирая в себя многочисленные притоки, пока не вливались в море полноводными реками Самур и Сулак.
Речка Тлейсерух, давшая название вольному обществу, тоже начиналась здесь. По ее руслу можно было добраться и до Андалала. Только чтобы сделать это, нужно было превратиться в рыбу – русло реки представляло собой глубокие ущелья, водопады и непроходимые для людей теснины.
Но Чупалава тянуло в другую сторону, где за крутыми южными склонами открывалась взору обширная долина реки Алазани. Там, куда стекали другие реки, у подошвы хребта располагались вольные Джаро-Белоканские общества, сильнейшим из которых был Джар. Справа общества граничили с Грузией, к которой относился и невысокий хребет, обнимавший долину с запада. Слева располагались цахурские и рутульские села и множество лезгинских, которые тянулись до берегов Каспийского моря.
По узкой дороге, змеившейся по крутому склону, к перевалу поднималось несколько человек. Это были женщины с детьми на руках. Дети плакали, а увидев Чупалава с Мусой-Гаджи, одни испуганно замолчали, другие заплакали еще громче.
– Не бойтесь! – поднялся им навстречу Чупалав.
– Кто вы? – спросила женщина, прижимая к себе младенца.
– Андалалцы, – сказал Чупалав.
– Мы идем на помощь джарцам, – добавил Муса-Гаджи, улыбаясь малышам.
Дети на мгновение притихли, но затем младшие снова заплакали.
– Скажите им, что нас не надо бояться, – попросил Чупалав.
– Они не боятся, – ответила женщина, которая была старше других. – Они голодны.
– Что у нас было, мы уже отдали, – растерянно развел руками Чупалав.
– Разве что это, – предложил Муса-Гаджи, доставая из седельной сумки горсть толокна.
– Да сохранит вас Аллах, – сказала женщина, подставляя ладони. – Эти проклятые каджары отняли у нас все. Мы сами еле спаслись.
– Разве там не осталось наших воинов? – недоумевал Чупалав.
– Они дерутся, как настоящие мужчины, – сказала женщина. – Но им тоже надо есть. Мы оставили им все, что было, а сами положились на Аллаха, и вот он послал нам вас.
Муса-Гаджи разглядывал женщин, надеясь увидеть знакомое лицо. А затем спросил:
– Не знаете ли вы Фирузу, дочь оружейника Мухаммада-Гази?
– Нет, – переглядывались женщины.
– А про Мухаммада-Гази слышали, люди говорили.
– Что говорили? – насторожился Муса-Гаджи.
– Говорили, сабли хорошие делает.
– И щиты у него самые крепкие…
– А про дочь? – напомнил Муса-Гаджи. – Про Фирузу?
Женщины понимающе переглянулись, но было ясно, что они ничего о Фирузе не слышали.
– Найдется твоя Фируза, – улыбнулась одна из беженок.
– Она еще не моя, – смутился Муса-Гаджи.
– Значит, будет твоей, – уверяла женщина. – Помяни мое слово.
Матери принялись кормить детей смоченным в воде толокном, но Муса-Гаджи видел, что дети едят лишь от голода и им бы хотелось чего-нибудь по-вкуснее.
– Отдохните пока, – сказал Муса-Гаджи, доставая свой лук.
– Нам надо идти, – ответила женщина.
– И согрейтесь, – настаивал Муса-Гаджи. – А я пока пойду поищу тура.
– Тура? – переспросил Чупалав, который был бы не прочь отведать поджаренной на вертеле дичи. – Тут они есть?
– Однажды я их здесь видел, – сказал Муса-Гаджи, доставая из колчана стрелы. – А от войны и все остальные, наверное, сюда забрались.
– Не легче ли просто подстрелить? – предложил Чупалав, доставая из чехла свое ружье.
– Легче, – согласился Муса-Гаджи. – Но, если промахнешься, туры разбегутся, и больше мы их не увидим.
Муса-Гаджи прогрел над огнем свой лук, чтобы не сломался, когда будет гнуться, и друзья отправились на охоту.
– Возвращайтесь скорее, – попросила женщина. – Мы и без мяса обойдемся!
– Мы скоро, – пообещал Муса-Гаджи. – Не беспокойтесь.
Они двинулись по гребню горы. Идти приходилось осторожно, потому что трудно было определить что под снегом – камень или лед.
– Все-таки взял ружье? – оглянулся на друга Муса-Гаджи.
– На случай, если ты промахнешься, – сказал Чупалав.
– Я не промахнусь. А выстрел их распугает, – повторил Муса-Гаджи, всматриваясь в выступы скал, то проступавших, то исчезавших в тумане.
– Покажи мне тура, а я покажу тебе, как надо стрелять, – ответил Чупалав.
Они уже начали замерзать, когда Муса-Гаджи настороженно поднял руку. Чупалав вгляделся туда, куда показывал Муса-Гаджи, и увидел на краю скалы целое турье стадо. Красивые животные с огромными изогнутыми рогами легко перескакивали по едва заметным выступам, поднимаясь туда, где притаились Чупалав и Муса-Гаджи.
Муса-Гаджи медленно достал стрелу, вставил ее в лук и натянул тетиву. Чупалав тоже взял на мушку крупного вожака, но не стрелял, ожидая своей очереди.