– Киняз? – удивлялись ребята.
– У наш киняз такой нет.
– Толкуй с вами, татарва, – махнул рукой Ефимка и принялся за новую гроздь.
– Мы не татар, – объясняли ребята.
– Мы – кумык, а он, – они показали на самого маленького, – авар.
Но Ефимка уже демонстрировал другое орудие, похожее на бочонок.
– Мортира!
– Ваа-а… – тянули ребята.
Они со страхом трогали пузатую пушку и заглядывали в ее короткое жерло.
– Не тронь! – отогнал ребят Ефимка.
– Чисти потом после вас. И так руки отваливаются.
Ребята нехотя отошли от пушки.
– Это когда крепость или абреки на горе засядут, – просвещал Ефимка.
– А мы их навесным огнем! Ядра – что арбузы ваши, сунешь сюда, а он подскочит и накроет, хотя абреков и не видать.
– Абрек, да, – соглашались ребята.
– Он тебе секир башка будет делат.
– Руки коротки, – важно ответил Ефимка.
– А сунется – мы его картечью! Вона, двенадцатифунтовая, – показывал Ефимка следующее орудие.
– Раз только, и готово!
Затем Ефимка перешел к горной артиллерии.
– А эти – на Шамиля вашего в самый раз.
– Шамиль? – удивлялись ребята и недоверчиво цокали языками.
– Шамиль твоя пушка вниз бросит.
– Куда ему, – качал головой Ефимка.
– Она, знаешь, какая тяжелая. Четыре лошади еле волокут.
Затем Ефимка открыл зарядный ящик и показал ребятам ядра.
– Видали? Против наших снарядов никакая крепость не устоит.
Ребята со страхом смотрели на лоснящиеся, смазанные маслом ядра. Затем старший показал на стоявший у стены пушечный шомпол.
– Эта зачем?
– Банник, дурья твоя башка! – рассмеялся Ефимка.
– Батька твой, когда стреляет, ружье чистит?
– Да, – ответил паренек.
– Вот и пушки чистят. Я тоже умею!
Ефимка ухватил банник и собрался было сунуть его в жерло горной пушки, когда из палатки показался старый фельд фебель Михей с седой окладистой бородой.
– Фимка! – прохрипел он.
– Гони со двора лазутчиков!
– Кунаки мои, – гордо сообщил Ефимка, делая ребятам знаки, чтобы те уходили.
– Винограду вот принесли!
– Тогда и нам тащи, – сказал Михей, зевая и потягиваясь.
– А пущать никого не велено!
Ребята убежали вовремя, потому что к артиллерийскому парку приближалась большая кавалькада.
Уже подъезжая к воротам Шуринской крепости, Граббе заприметил орудия, и пушечная душа его не выдержала искушения.
В парк влетел адъютант Попова и заорал:
– Выходи строиться! Неча на службе дремать!
Палатки зашевелились, из них высыпали солдаты, и через минуту орудийная прислуга уже стояла по своим местам.
– Здорово, молодцы! – крикнул Граббе, любуясь на выправку артиллеристов.
– Здравия желаем, вашество! – грянули пушкари.
– Каково служится?
– Рады стараться, вашество!
Граббе заметил Ефимку, который стоял позади своего расчета с приставленным к ноге, на манер ружья, банником.