Добавить В библиотеку
Цветы зла
Автор:
Жанр:
Год написания книги: 2018
Перевод:
Адриан Ламбле
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Вечерние сумерки
Вот вечер благостный, сердец преступных друг;Как заговорщик, он приходит тихо; кругНебесный медленно закутал он в покровы;И прежний человек стал лютым зверем снова.Любимый вечер, всем твоя желанна тень,Кто может, не солгав, сказать: «За целый деньМы наработались». – Ведь вечер утешаетУмы, которые боль жгучая терзает —Ученого с челом, уставшим от трудов,Рабочего, уснуть идущего под кров.Меж тем уж демоны ночей, во мракесмрадномПроснувшись, как дельцы спешат со взоромжадным,О ставни и навес толкаясь на лету.При свете фонарей, пронзившем темноту,На улицы Разврат, заманчиво продажен,Ползет, как муравьи, из щелей всех и скважин;Везде проводит он подземные пути,Как враг, задумавший на приступ в ночь идти;Кишит он посреди запятнанной столицы,Как червь, и высосать людское сердце тщится.Шум кухонь слышится во мраке здесь и там;Театры всех зовут; оркестров громче гам;Игорные дома горят, и жертв азартаЖдут девки, шулера и крапленые карты;И воры, с давних пор забывшие покой,Возьмутся скоро вновь за труд опасный свой,И взламывать начнут они бесшумно двери,Чтоб лишний день прожить – затравленныезвери!Проснись, душа моя, во мгле вечеровой.Да не смутит тебя столицы громкий вой.В тот час еще сильней для всех больныхстраданья,И душит темная их Ночь. СуществованьеПриходит их к концу; сырая яма ждет.Их стонами полна больница. Не придетИной из них опять есть ужин благовонныйС любимою женой, под лампой, в вечерсонный.Но многим даже та услада не былаЗнакома, и вотще вся жизнь их протекла!Игра
На креслах выцветших жеманное собраньеПрелестниц пожилых; под дугами бровейНакрашенных их взор, жертв ищущий;бряцаньеСерег и резкий звук металла и камней.Вкруг карточных столов нахмуренные лица;Провалы бледных уст и ямы мутных глаз;Дрожь пальцев, скрюченных жестокой огневицей,Обшаривающих карманы в сотый раз.Под грязным потолком венцы люстр запыленныхИ лампы, льющие свой беспощадный светНа мрачные чела поэтов утомленных,Пришедших расточить плоды тяжелых лет.– Вот образ роковой, полночным сном рожденный,Прошедший пред умом провидящим моим.Я самого себя узнал в углу притона;Сидел безмолвно я, завидуя другим;Завидуя страстям и жуткому весельюТех старых потаскух и жадных игроков,На карту ставивших отважно, в час похмелья,Кто честь старинную, кто щедрый свой альков.Завидовал в душе я людям тем, бежавшимК последней гибели, ручьями кровь лияВ угаре бешеном, но всё ж предпочитавшимТомленье адских мук дарам небытия.Пляска смерти
Не менее живых довольная собою,С перчатками, большим букетом и платком,Она легко скользит, и странной худобоюКокетки ветреной невольно взор влеком.Такой воздушный стан дарят немногим боги.Одежды пышные, как царственный поток,Ласкают волнами ее сухую ногу,Обутую в тугой прелестный башмачок.Сеть кружев, легшая игриво на ключицы,Как лоно мертвых скал лобзающий ручей,Укрыть могильные красы ее стремитсяСтыдливо от чужих, насмешливых очей.В пустых ее глазах лишь сумрак и туманы,А череп, розами затейливо увит,На хрупких позвонках качается жеманно.– Наряд небытия! Смущающий нас вид!Карикатурою назвать тебя посмеютТе, для кого лишь плоть желанна, и чуждаВся прелесть остова, сокрытого под нею.Но ты мечты мои, скелет, влечешь всегда!Пришла ли ты смутить гримасою могучейПир жизни? – Иль тебя желанья давних дней,Еще томящие костяк твой грезой жгучей,Влекут на шабаши безумные страстей?При пламени свечей, при пеньи струн согласных,Мечтаешь ли прогнать гнетущий, страшный сон,И хочешь ли залить потоком оргий властныхТот ад, что сыздавна в груди твоей зажжен?Колодец, нашими наполненный слезами,Сосуд, вмещающий всю муку бытия,Сквозь частый переплет боков твоих видна мнеНенасытимая могильная змея.Признаться, я боюсь, твои старанья малоОценят, и живых кокетством не пленишь.Насмешка ведь всегда сердца людей смущала,И властью жутких чар лишь сильных опьянишь.От бездны глаз твоих, струящей ужас черный,Кружится голова. Толпа земных рабовНе сможет выдержать улыбки тошнотворнойТвоих оскаленных тридцати двух зубов!А всё же, кто из нас не обнимал скелета?Добычею могил кто не был увлечен,Хоть надушенною и ярко разодетой?Кто брезгует тобой, лишь жалок и смешон.Неотвратимая безносая плясунья,Скажи танцорам тем, которым претишь ты:«Красавцы гордые, румянитесь вы втуне.Все тленом пахнете у грани темноты.Живые мертвецы, назло снегам и годамВотще бегущие за тенью прежних нег,Я в пляску вас втяну, всемирным хороводомВ безвестные края вас уведя навек.От Сены зябнущей до вод горячих ГангаЛюдские кружатся неистово стада,Не видя, как трубу уж поднимает Ангел,И зев ее раскрыт для Страшного Суда!Не надивится Смерть, во всех пределах мира,Твоим кривляниям, забавный род людской,И часто, как и ты, душась обильно миррой,С твоим безумием сливает хохот свой!»Любовь обмана
Когда, ленивый друг, идешь со мною рядом
При пеньи музыки, по залам, в поздний час,
Походкой медленно размеренной и взглядом
Глядишь скучающим своих глубоких глаз;
Когда твой бледный лоб блеск газа отражает,
И чар болезненных на нем сияет след,
И пламя фонарей зарницы зажигает
На дне твоих очей, где чудный виден свет,
Мечтаю: как свежо ее родное тело!
На ней горят венцом огни страстей былых,
И сердце, мятое, как персик, уж созрело,
Как грудь ее, для нег искусных и святых.
Осенний ли ты плод, заманчивый и сочный?
Иль урна грустная с забытым пеплом ты?
Знакомый аромат садов страны восточной,
Подушка сонная иль яркие цветы?
Я знаю, есть глаза с обманчивой печалью,
И не скрывает тайн их скорбная краса;
Ларцы ненужные, от века пустовали
Они, хоть глубоки, как сами небеса!
Но ведь достаточно дарить одно обличье,
Чтоб сердце радовать, плененное мечтой!
Что мне до тупости твоей иль безразличья,
О Маска! – Ослеплен твоей я красотой!
Я помню до сих пор, соседка и подруга…
Я помню до сих пор, соседка и подруга,Наш домик маленький и тихие досуги,И статуи богинь, как тайную мечту,В убогой рощице скрывавших наготу,И солнце, вечером струившее на кленыСноп огненных лучей, в окошкепреломленный,Смотревшее на нас, в час трапезы простой,Как любопытный глаз в лазури золотой,И разливавшее свой отблеск златотканыйСквозь кружева гардин на скатертьи стаканы.Служанка верная, внушавшая вам ревность…
Служанка верная, внушавшая вам ревность,
Давно спит под травой, в тени немыхдеревьев,Давайте отнесем немного ей цветов;Ведь горькая судьба у бедных мертвецов,И в дни, когда тоска октябрьская разлитаИ ветер сеет лист желтеющий на плиты,Простить им нелегко бездушие живых,Спокойно дремлющих в постелях пуховых,В то время как они, одни предвидя беды,Без сотоварища, без дружеской беседы,Скелеты старые, точимые червем,В земле, разрыхленной снегами и дождем,Считают бег часов, забытые родными,И треплются венки под бурями ночными.Когда бы вдруг ко мне, под песнь шипящихдров,Явилась тень ее и села бы без слов,Иль в комнате моей, в морозный синийвечер,Она бы пряталась, возжаждав новойвстречи,Покинув гроб и мир уж чуждый посетя,Чтоб пестовать, как мать, большое уж дитя,Что мог бы я сказать душе, любовью полной,Увидев, как слеза течет ее безмолвно?Туманы и дожди
Дни поздней осени, зимы глухие тучи,Весны густая грязь и дождь ее плакучий,Люблю вас и хвалю за то, что ваша мглаВоздушным саваном мне сердце оплела.Когда в полях шумит на воле ветр могучийИ флюгер по ночам вращается скрипучий,Охотней, чем во дни сиянья и тепла,Душа раскроет вдруг угрюмые крыла.Нет слаще ничего уму, когда мученьяЕго заволокли, как серый твой туман,О бледная пора, царица наших стран,Чем вечные твои, задумчивые тени,– Иль разве ласки те, которыми вдвоемМы усыпляем боль на ложе роковом.Парижский сон
Забыть не в силах я нетленнойИ жуткой прелести картин,Которых смертный глаз смятенныйЕще не видел ни один.Сон полон сказочных явлений!По прихоти мне данных силЯ непокорное растеньеИз этих зрелищ исключил.Творец, гордящийся твореньем,Я созерцал свои трудыИ опьянялся повтореньемМеталла, камня и воды.Сверкали лестницы и залыДворцов огромных и пустых;Струя фонтанов ниспадалаНа дно бассейнов золотых;И водопады, тяжелееЗавес хрустальных, в тех дворцахВисели, искрясь и светлея,На металлических стенах.Взамен деревьев колоннадыРосли вокруг глухих прудов,Где стыли сонные наяды,Как женщины, у берегов.И лентой синей, меж зеленыхИль красных плит береговых,Там воды рек на миллионыСтруились верст и полях немых.Цвели там каменные дали,И волны, чарами полны,Как зеркала, их отражали,Всем виденным ослеплены.По небесам стезей безбурнойПотоки плавные текли,Лия сокровища из урныНа лоно светлое земли.Я мог, владыка над мечтами,Заставить прихотью моейТечь под алмазными мостамиВалы покорные морей.Всё, даже черный свет, блистало,Играя радужным огнем;И влага славу окружалаСвою лучистым хрусталем.Светил не ведали те страны.Был пуст обширный небосклон.Мир этот, сказочный и странный,Огнем был личным освещен.А на немое мирозданье(Где всё для слуха замерло,Хоть жило всё для глаз) молчаньеНенарушимое легло!IIНо лишь раскрыл я взор – предсталаВся жизнь убогая мояПередо мной, и снова жалоЗабот ужалило меня.Часы безрадостно пробилиДвенадцать раз, а за стенойЛучи слепого полдня лилиНа землю сумрак ледяной.Утренние сумерки
В казарменных дворах заря уж прозвучала,И ветром фонари предутренним качало.Был час, когда, слетев к подушкам их толпой,Сны юношей томят коварною мечтой;И, как кровавый глаз, ослепший и слезливый,Свет лампы, побледнев, мигает боязливо;Когда душа, в плену у тела и страстей,Смущается борьбой светильни и лучей.Как безутешные, заплаканные очи,Мрак полн дрожащих слез от нас бегущей ночи;Поэт устал писать и женщина – любить.В домах, то тут, то там, уж начали топить.Продажных женщин труд окончен был. УсталиОт ласк они и сном звериным засыпали;Старухи, кутая плотней в лохмотья грудь,Вчерашнюю золу старались вновь раздуть.Был час, когда среди холодных, мертвых тенейТерзают рожениц еще сильней мученья.Как стон, где слышится нам боль кровавых ран,Крик петуха вдали прорезывал туман;Густая пелена окутала все зданья;Во тьме больниц конец уж наступал страданийДля тех, кто отходил, икая и хрипя.Распутники домой шли, медленно бредя.В одеждах розово-зеленых тихо всплылаДрожащая заря над Сеною унылой,И сумрачный Париж глаза вновь протирал– Старик трудящийся – и молот в руки брал.Оскорбленная луна
Луна, кумир отцов, друг вздохов их влюбленных,С лазурной высоты, где следом за тобойСветила шествуют лучистою толпой,О Цинтия, фонарь убежищ потаенных,Ты видишь ли тела любовников, сплетенныхВо сне, и свежих уст блеск чистый и живой,Поэта рабский труд над каждою строфойИль в высохшей траве чету гадюк зеленых?Накинув желтый плащ, приходишь ли тайком,Чтоб снова целовать в безмолвии ночномЭндимиона лоб и давние седины? –«Сын оскудевшего столетья, вижу я,Как мать твоя, склонив над зеркалом морщины,Белит искусно грудь, вскормившую тебя!»ВИНО
Душа вина
Раз вечером душа вина в бутылках пела:«О бедный человек, седеющий в борьбе,Под светлою тюрьмой и красным воском смелоПеснь, полную любви и братства, шлю тебе.Я знаю, сколько вы, по склонам раскаленнымХолмов, должны труда и времени вложить,Чтоб жизнью одарить и духом окрыленнымМеня, и подвиг ваш сумею оценить.Я тайно радуюсь, когда с волшебной силойЛьюсь в горло сумрачных, измученных рабов,И грудь согретая – желанная могила,И слаще мне моих холодных погребов.Ты слышишь ли вдали воскресных песен звуки?В струе моей, дрожа, рождаются мечты.На стол облокотясь и обнаживши руки,Восславишь ты меня, и счастлив будешь ты.Зажгу огонь в глазах жены твоей довольнойИ бледность я сотру с лица твоих сынов,Для слабых став их тел и мысли их безвольнойЕлеем, мускулы питающим борцов.Я снизойду в тебя мечтою винограднойИ Сеятелем снов посеянным зерномИ подарю любовь к поэзии отрадной,Всходящей к Божеству невиданным цветком!»Вино тряпичников
Порой под тусклыми, скупыми фонарями,Когда дрожит стекло и вспыхивает пламя,В квартале нищенском, по улице глухой,Где человечество кишит перед грозой,Тряпичник, головой нетвердою качая,Проходит, как поэт за стены задевая,И громким голосом, назло городовым,Орет, отдавшись весь мечтаниям живым.Приносит клятвы он, вновь издает законы,Наказывает злых, излечивает стоны,И под покровами полночной темнотыОн блеском опьянен столь редкой доброты.Да, эти старики, чья жизнь одна забота,Стесненные нуждой, затертые работой,Сгибающиеся под тяжестью мешков,Набитых мусором огромных городов,Угара винного полны, идут обратно,Среди товарищей, деливших подвиг ратный,Чей длинный ус висит, как бахрома знамен.– И флаги, и цветы, и колокольный звонВоскресли в их мечтах – державноевиденье!И в оглушительном и светлом упоеньиОт солнечных лучей, и кликов, и фанфар,Они несут толпе победы чудный дар!Так по сердцам людей, на время хоть веселым,Вино течет златым, сверкающим Пактолом.Оно прославлено их глоткою хмельной,И властно-дивный царь – лишь милостьюодной.Чтоб горечь утопить и облегчить страданьяУнылой старости земных своих созданий,Им Бог, раскаявшись, послал забвенье сна,А человек к нему прибавил дар Вина.Вино убийцы
Жены в живых нет. Цепь упала.Стакан мне можно пить до дна.Когда я пьянствовал, онаМне душу криком раздирала.Безбрежно счастие мое.Прозрачный воздух полон света.Тогда такое ж было лето,Когда влюбился я в нее.Чтоб горла жажда не сушила,Вина я должен больше влитьВ себя, чем может вся вместитьЕе глубокая могила.Я бросил радостно на дноКолодца труп жены убитой,И набросал я сверху плиты.– Забвенье будет ли дано?Во имя прежней нашей страстиИ нас связавших клятв любви,Чтоб примириться, как во дниТак опьянявшего нас счастья,В часы вечерней тишиныЯ выпросил еще свиданье.Пришло безумное созданье!Мы все ведь странностей полны.Она была хоть изможденной,Но всё ж красивою. ЛюбилЕе я слишком. Час пробил,Убийству черному сужденный.Для всех я – тайна. Ни однаСреди всех пьяных этих тварейНе думала в ночном угаре,Как сделать саван из вина.Средь той толпы, мертво бездушной,Неуязвимой, как металл,Никто еще не обладалДушой, всегда любви послушной,С глухими чарами ночей,С ее мучительными снами,Коварным ядом и слезами,И лязгом тягостных цепей.Один, на воле, жгучей влагойЯ до бесчувствия напьюсь,Потом я трупом повалюсьИ на сырую землю лягу.И буду спать я тут, как пес.Пускай тяжелая телегаЗатормозить не сможет бегаСвоих грохочущих колесИ раздерет меня на частиИль размозжит Главу мою.Мне всё равно. На всё плююЯ, как на Таинство Причастья!Вино отшельника
Продажной женщины взор странныйи скользящий,Как белые лучи задумчивой луны,Которой хочется в струях ночнойволныОмыть свою красу и лик едвадрожащий;В руках картежника червонцев легкийзвон;Развратный поцелуй и прелесть ласкижгучей;Аккорды музыки томительно певучей,Как человеческих страданий дальнийстон;Всё это не сравню, бутылка огневая,С бальзамом сладостным, который ты,благая,Хранишь, чтоб верного поэта утолить;Ты льешь ему мечты, и молодость,и силы,И гордость, лучший дар, в днибедности унылой.– И равен тот богам, кто может нектарпить!Вино любовников
Сегодня боги даль зажгли нам!Как на коне неукротимом,Верхом помчимся на винеМы к дивной, сказочной стране!Нам, как двум ангелам, томимымОгнем, ничем не умолимым,В лазури синего утраИдти за призраком пора!Качаясь медленно и плавноНа крыльях вихря и вдвоемВосторгам преданные равно,Сестра, мы рядом уплывем,Направив бег без колебанийК родным полям моих мечтаний!ЦВЕТЫ ЗЛА
Разрушение
Со мною Демон зла дружит уже давно;Плывет он вкруг меня, как ветрадуновенье;Дышу – и легкие сжигает мне оно,Наполнив их огнем преступныхвожделений.Порой, любовь мою к Искусству испытав,Приходит он ко мне, как женщина нагая,И шепчет на ухо коварный свой устав,Уста мои к ядам позорным приучая.Меня он далеко от взоров БожестваУводит, и вокруг, безлюдна и мертва,Тоской меня томит пустыня вечнойСкуки.Мои ослеплены смущенные глаза,И в них отражены виденья вечной мукиИ Разрушения кровавая гроза.Мученица
Рисунок неизвестного мастера
Среди хрустальных ваз, среди блестящихтканей,Средь мрамора, среди ковров,Атласной мебели, душистых одеянийИ пышных складок их шелков,В закрытой комнате, где воздух, какв теплицах,Насыщен тлением сырым,Где бледные цветы в фарфоровыхгробницахСном засыпают неживым, —Труп обезглавленный на ложе разливаетРекой широкою вокругКровь ярко-красную, которую впиваетПодушка, с жадностью, как луг.Подобно призракам, что в темноте пугливыйНаш зачаровывают глаз,Немая голова, с тяжелой темной гривой,Где блещут жемчуг и алмаз,Как лютик, вянущий на столике тут рядом,Лежит в сиянии лучейИ смотрит пред собой пустым, как сумрак,взглядомОстановившихся очей.Бесстыдно кажет стан красу свою нагуюИ раскрывает предо мнойИ чары тайные, и прелесть роковую,На горе данную Судьбой;А на ноге чулок со стрелкой золотоюЗастыл, как память о былом;Подвязка, словно глаз, сверкающийслезою,Алмазным искрится лучом.И тени странные пустынного покоя,И соблазнительный портретС глазами жгучими и смелой наготою,Все помнят страсти темный бред,Преступную любовь и ласк греховно-сладкихПиры полночного порой,На радость ангелам дурным, летавшимв складкахЗавес над сонною четой.Но всё же, коль судить по худобе красивойПлеча, по нежности грудейИ бедр, по талии, что с грацией игривойВся извивается, как змей,Ей мало было лет! – Душа, в истометемнойСгорая страстью и тоской,Раскрылась ли толпе голодной и бездомнойЖеланий, губящих покой?Осуществил ли тот, кому казалось малоВсех жгучих ласк твоей любви,На теле стынувшем, покорствовавшем вяло,Мечты безбрежные свои?Нечистый труп, ответь! Скажи, глава немая,За косы взяв тебя рукойИ поцелуй к губам холодным прижимая,Навек простился ль он с тобой?– Вдали от глаз чужих, от хохота и брани,От любопытных, злых людей,Спи мирно, мирно спи, о странное созданье,В могиле сказочной своей!Супруг твой далеко, но в снах над ним всёреютЧерты бессмертного лица;Не меньше твоего тебе он будет веренИ не изменит до конца.Лесбос
О мать латинских игр и греческих томлений,Лесбос, где смена ласк то сонных, то живых,То жгуче-пламенных, то свежих, украшеньеПленительных ночей и дней твоих златых,– О мать латинских игр и греческих томлений,Лесбос, где поцелуй подобен водопадам,Без страха льющимся в земные глубины,Бегущим, стонущим и вьющимся каскадом;Где неги глубоки, безмолвны и сильны;Лесбос, где поцелуй подобен водопадам.Лесбос, где юные зовут друг друга Фрины,Где ни одна вотще не плакала жена,С Пафосом наравне цветешь ты, ярче крина,И ревностью к Сафо Венера смущена.– Лесбос, где юные зовут друг друга Фрины.Лесбос, страна ночей мучительно-прекрасных,Влекущих к зеркалам – бесплодные мечты –Самовлюбленный взор дев томно-сладострастных,Плоды ласкающих созревшей наготы;Лесбос, страна ночей мучительно-прекрасных.Пускай старик Платон сурово хмурит брови;Тебе всё прощено за таинства твои,Владычица сердец, рай наших славословий,И за сокровища восторженной любви.Пускай старик Платон сурово хмурит брови.Тебе всё прощено за вечное страданье,Сужденное всем тем возвышенным сердцам,Которые влечет лучистое сияньеНеведомых красот к нездешним небесам,– Тебе всё прощено за вечное страданье!Лесбос, кто из Богов посмеет быть судьеюТебе и осудить твой многотрудный лоб, —Слез, в море вылитых ручьями с их струею,На золотых весах не взвесивши потоп?– Лесбос, кто из Богов посмеет быть судьею?Что нам чужих для нас людей закон и мера?О девы гордые, архипелага честь,Не менее другой державна ваша вера,И запугать любовь ничья не может месть!Что нам чужих для нас людей закон и мера?Меня избрал Лесбос средь всех певцоввселенной,Чтоб ласки дев его цветущих воспевать;Допущен с детства был я к тайне сокровенной,Учась безумный смех и стоны узнавать.Меня избрал Лесбос средь всех певцоввселенной,И сторожу с тех пор со скал крутых Левката,Как наблюдательный и зоркий часовой,Который день и ночь ждет брига иль фрегата,Чьи паруса дрожат в лазури огневой,– И сторожу с тех пор со скал крутых Левката,Чтоб знать, снисходят ли к глухим мученьямволныИ возвратят ли вновь, молитве вняв моей,В Лесбос, простивший всё, к скале, рыданийполной,Священный труп Сафо, ушедшей в дальморей,Чтоб знать, снисходят ли к глухим мученьямволны!Труп пламенной Сафо, подруги и поэта,Затмившей бледностью Венеры лик златой.– Глаз синих нам милей глаз черныйи отсветыТаинственных кругов, начертанных тоскойИзмученной Сафо, подруги и поэта!– Сафо, прекраснее Венеры, в час рожденьяЗажегшей над землей безбурную зарюИ лившей юности беспечной упоеньеНа старый Океан, влюбленный в дочь свою;Сафо, прекраснее Венеры в час рожденья!– Божественной Сафо, погибшей в деньизмены,Когда, забыв обряд своих святых утех,Она насытила красою вожделеннойФаона, чей уход был казнию за грехБожественной Сафо, погибшей в день измены.И с той поры слышна нам жалоба Лесбоса.Хоть почести воздал его святыне мир,Он опьяняется тем криком, что утесыЕго нагие шлют ночь каждую в эфир.И с той поры слышна нам жалоба Лесбоса!Обреченные женщины
Под лаской тусклых ламп, с дурманом сладкимслитой,На мягкие припав подушки головой,О негах огненных мечтала Ипполита,Срывающих покров невинности младой.Глазами, бурею смущенными, искалаОна наивности далекий небосвод,Как ищет вдалеке пловец, от волн усталый,Лазури утренних, уж недоступных вод.Ее потухший взор, в слезах от страстноймуки,Оцепенелый вид и бледные черты,Бессильные в борьбе, раскинутые руки,Убором было всё для томной красоты.У ног ее, вкусив хмель неги всемогущей,Дельфина жгучий взгляд покоила на ней,Как будто сильный зверь, добычу стерегущий,Отмеченную им ударами когтей.Могучая краса, пред хрупкою красоюСклоненная, она восторженно пилаВино своих побед, нагнувшись над сестрою,И словно нежного признания ждала.Найти хотелось ей во взоре жертвы беднойГимн упоительный осуществленных негИ благодарности блеск дивный и победный,Как стон медлительный, струящийся из век.– «Что, Ипполита, мне ты скажешь, другродимый,И поняла ль теперь, что не должна даритьТы розы первые весны неповторимойДыханьям пламенным, могущим их спалить?Мой легок поцелуй, как летние стрекозы,Скользящие крылом по зеркалу воды;А страсть любовника сметет тебя, какгрозы;Как плуг, прорежет он глубокие бразды.Пройдет он по тебе, как тяжкие подковыСтремительных коней, цветы твои топча.Сестра любимая! Раскрой глаза ты снова,Ты, жизнь моя и честь, ты, сердце и душа.Лучом меня дари очей твоих небесных.За взор один такой, за мед, сокрытый в нем,Завесы подниму я новых нег чудесныхИ усыплю тебя я бесконечным сном!»Но, голову подняв, сказала Ипполита:«Во мне ни ропота, ни сожаленья нет,Дельфина, но тоска и боль во мне разлиты,Как трапезы ночной и грешной горькийслед.Я чую на себе гнет страха и печали.Немые призраки теснят меня толпойИ увести хотят в немеющие дали,К кровавым берегам, неверною тропой.Иль совершили мы поступок беззаконный?Коль можешь, объясни смущенный мой испуг.От страха я дрожу под шепот твойвлюбленный,Но льнут к тебе уста невольно, милый друг.О, не гляди, молю, таким суровым взором,Сестра, которую навеки я люблю,Хотя бы ты была несчастьем и позоромМоим и загубить решила жизнь мою!»Дельфина же, тряхнув трагическою гривой,Как Пифия, с огнем пророческим в крови,Со взором роковым ответила ревниво:«Кто смеет говорить об аде при любви?Будь проклят навсегда мечтательбезрассудный,Кто первый захотел, в наивности своейЗадачей увлечен для сердца слишкомтрудной,Измерить нравственным мерилом мирстрастей.Тому, кто ночь и день, тепло и мрак холодный,Мистически связав, задумал слить в одно,О, верь мне, разогреть мороз грудибесплоднойНа солнце пламенном любви не суждено.Коль хочешь, жениха ищи себе тупого,Губам безжалостным ты дай к себе прильнуть,Но, страха полная и бледная, ты сноваРаскаявшись, вернешь мне раненую грудь.Служить лишь одному мы можем господину!»Но вдруг, смертельных мук познавши острие,Дитя воскликнуло: «Я чувствую глубиныВо мне бездонные – и сердце то мое,Глубокое, как ночь, горячее, как лава.Я зверя замолчать заставить не смоглаИ фурии ничем не утолю кровавой,Что с факелом в руке насквозь егопрожгла.Завесы тяжкие пусть скроют нас от мира,Найдем в усталости покой небытия,На лоне обрету твоем я сладость мира,И холодом могил пусть веет грудь твоя».О жертвы жалкие, вам нет уж исцеленья,Спускайтесь медленно в неумолимый ад,На дно той пропасти, где сонмыпреступленийПод ветром не с небес мучительно кишат,Как грозы, грохоча в томительном слияньи.Бегите за мечтой по страдному пути.Вовек не утолить вам бешеных желаний,И муки новые вам в негах обрести.Луч свежий не сиял у вас в глухих притонах,Тлетворный входит дух сквозь щели темныхстен,Как пламя фонарей, в самом аду зажженных,И разрушительный в вас проникает тлен.Бесплодность горькая всех вашихисступленийЛишь распаляет вас, и кровь всё горячей.Порыв неистовых, безумных вожделенийПо вашей плоти бьет ударами бичей.Вдали живых существ скитаясь дикойглушью,Бредите темными тропинками волков;Примите вы судьбу, разнузданные души,И вами созданных страшитесь вы оков.