Скандальное обольщение

– Ш-ш-ш, – прошептал Блэк. – Вы не должны себя утомлять.

– Я вовсе не ребенок и не инвалид, – возмутилась она. – У меня всего лишь головная боль.

– И чертовски сильная, если вам потребовалась настойка валерианы с опиумом.

Ей не оставалось ничего другого, кроме как принять его руку, когда он помогал подняться по железным ступенькам кареты. Опершись о его большую, теплую и сильную руку, Изабелла закрыла глаза, позволяя себе краткие минуты наслаждения его прикосновением. Еще никогда она не испытывала столь твердое и уверенное рукопожатие другого человека. Это ощущение показалось ей утешительным и возбуждающим. Она задалась вопросом, где еще на ее теле прикосновение его руки может оказаться столь же прекрасным.

– Изабелла? Вам нехорошо?

– Нет, – выдохнула она, осознав, что стоит на ступеньках, держась за него. – Нет, я… я просто зацепилась подолом юбки, только и всего.

«Дурочка», – нещадно ругала себя Изабелла, усаживаясь на пустое сиденье. Что он может о ней подумать? Что она неразумное дитя? Ее поступки определенно свидетельствуют об этом.

Блэк вошел в карету и занял соседнее место. Его длинные ноги были вытянуты вперед, брюки плотно облегали бедра, а плечи заняли почти все свободное пространство. Опустив глаза в пол, она категорически отказывалась смотреть на Блэка, утомленно раскинувшегося на мягких подушках во всей своей мужской красе.

После удара его трости о потолок кареты они тронулись вперед, медленно, но уверенно продвигаясь по Стрэнду в сторону площади Гросвенор.

Изабелла ощущала себя неловко и нервничала. Воцарившаяся тишина казалась просто невыносимой, однако она не знала, с чего начать разговор. Дежурное замечание о погоде вряд ли уместно, поскольку все вокруг затянуло осенними тучами, серыми и унылыми, обещавшими скорую грозу. Еще хуже обстояло дело с вчерашним вечером – невозможно и подумать о том, чтобы даже мельком упомянуть о случившемся, ведь она вела себя в высшей степени неподобающе для леди, сидя вместе с ним в темноте, позволяя ему…

Тишина угнетала, однако, судя по всему, на его сиятельство она производила совсем иное впечатление. Он легко переносил безмолвие и одиночество. Не ощущал потребности заполнить возникшую паузу бессмысленной болтовней. Изабелле не требовалось долгое знакомство с графом, чтобы узнать об этой его черте.

Тишина окутывала его подобно некой завесе, он сливался с ней, и она – плотная, недвижимая, беззвучная – наполняла роскошные интерьеры экипажа. Молчание раздражало и нервировало, но не пугало, а просто создавало атмосферу слишком личную, интимную. Она слышала его медленное спокойное дыхание столь же отчетливо, как и свое собственное. В нем скрывалась чувственность, их вдохи и выдохи сливались, отражаясь, переходя в срывавшийся с губ едва слышный шепот. В безмолвии они погружались в тайные глубины своих мыслей, перед глазами проносились пленительные образы и картины. Изабелла представляла свою руку, касающуюся руки Блэка, как наяву ощущала его большой палец, ласкающий ее ладонь. Ее охватило сладостное ожидание его поцелуя, она словно видела, как он склоняет свои губы к ее приоткрытым устам.

Нет, тишина несла слишком опасную интимность, мысли, гибельные своей безрассудностью.

Блэк пошевелил ногой, его ботинок скользнул, касаясь подола ее платья. Изабелла глубоко вздохнула, отводя взгляд, рассматривая интерьер кареты, лишь бы не видеть его, не вспоминать образы, которые сознание услужливо рисовало перед ее мысленным взором.

Какое же она грешное создание, если находит удовольствие в подобных фантазиях! А ведь ей представилась возможность, которой были лишены тысячи подобных ей. Получить шанс вести жизнь леди и, подобно ее безрассудным родителям, предать этот щедрый дар ради низменных развратных мыслей и непозволительных обещаний наслаждения.

Она должна положить конец всему этому. Не в силах больше выносить молчание и свои собственные преступные думы, Изабелла произнесла первое, что пришло ей в голову:

– Сегодня утром я получила вашу записку.

Он резко взглянул на нее, однако ничего не сказал. Что за глупая идея завести подобный разговор? Однако что сделано, то сделано, остается только продолжить.

– Это стихотворение Томаса Мура одно из моих самых любимых. Я помню его наизусть.

– Правда?

– Мне кажется, последние строчки самые лучшие:

И мне бы пора уж:
С любви ожерелья
Брильянт за брильянтом
Оборван метелью,
Друзья, кто в могиле,
Кто брошены вдаль, —
Так мир ли пустынный
Покинуть мне жаль.[27 - Перевод А.А. Курсинского.]

– Вы очень романтичны. – Он повернулся, пристально вглядываясь в нее.

– Да. Но какой женщине это не свойственно, милорд? Думаю, вас тоже можно назвать романтиком. – Изабелла густо покраснела.

– И что заставляет вас высказывать подобное предположение?

– Вы обрезали шипы с розы, которую сорвали для меня.

Блэк склонил голову, устремил взгляд за окно, всматриваясь в проплывающие пейзажи. Он ничего не ответил, и Изабелле оставалось только гадать, чувствовал ли он неловкость от слишком фамильярного характера, который приняла их беседа. В одном она была уверена: его молчаливое созерцание сильно нервировало ее. Они вновь вернулись к тишине, и окружавшая их интимность, казалось, обрела плоть, словно живое существо, пульсация которого отдавалась в каждом их вздохе, в каждом сердцебиении.

Изабелла действительно вся извелась от оглушающего молчания. Однако Блэк, похоже, не замечал этих невидимых бурлящих течений, сталкивающихся, разбивающихся на кипящие брызги, грозящих затянуть в свой водоворот.

Руки дрожали, Изабелла поняла, что больше не вынесет изощренной пытки. Она будет поддерживать односторонний разговор, поскольку даже подобие беседы – единственный способ удержаться от постоянного повторения в голове образа Блэка, держащего ее за руку… целующего ее.

– Сегодня утром приходил мистер Найтон.

– Неужели? Разве вы не сообщили ему, что правила этикета строжайше воспрещают любые визиты в первой половине дня?

– Он никак не мог дождаться, чтобы сообщить мне о том, что вы предложили выступить его поручителем в масонскую ложу. Это было его самым заветным желанием на протяжении довольно продолжительного времени. Но ведь вам это известно, не так ли?

Так и не ответив, Блэк снова опустил голову. Будь проклят этот невозможный мужчина. Она чувствовала себя неуютно, неловко, и ей это совсем не нравилось. Безрассудство готово было поглотить ее, спокойствие, которого Изабелла столь долго добивалась, окончательно ее покинуло.

– Похоже, вы знаете обо мне очень много, настолько много, что это приводит меня в замешательство.

Его взгляд по-прежнему был устремлен в окно. Он смотрел вдаль, не моргая, даже не шевелясь, однако его голос, раздавшийся в тишине, окутал Изабеллу бархатной лаской, скользящей вдоль спины, затягивающей, манящей…

– Я не хотел приводить вас в замешательство, Изабелла.

И это все, что он мог сказать? Она была смущена тем, что он так много знал о ней и о мужчине, который за ней ухаживал. И Блэк… его необъяснимая осведомленность о ее прошлом нервировала. А нервы – не самая здоровая вещь у особы со столь живым воображением. Самые разные мысли приходят в голову. Изабелла не могла себе позволить даже думать о том, каким образом Блэк столько о ней разведал.

Это в высшей степени несправедливо. Его сиятельство достаточно хорошо осведомлен об обстоятельствах ее жизни, а она, да и весь Лондон, не имели о нем практически никакого представления. Блэк держал свою частную жизнь под надежной защитой, и никому еще не удавалось проникнуть сквозь холодное безразличие, железные ворота, скрывавшие его царство.

«Но что он так тщательно прячет? – задавалась вопросом Изабелла. – Кто он на самом деле? Что за непонятную игру со мной затеял?» Вероятно, он относился к тому типу мужчин – умных и успевших многое повидать на своем веку, которые испытывали пресыщение и скуку от привычного образа жизни богатой аристократии. Возможно, именно внутренняя апатия и тоска снедали Блэка, и он находил развлечение в игре с неискушенной простушкой?

Подобные мысли сильно тревожили ее, выводя из хрупкого равновесия. Да как же, во имя всего святого, графу удалось собрать о ней информацию – простой, без гроша за душой, никогда не знавшей отца сироте с холодного каменистого йоркширского побережья? Вопрос «как?» приходил в голову прежде, чем гораздо более волнующий «зачем?». Зачем влиятельному, обеспеченному, умному Блэку сведения о столь незначительной особе, каковой она себя считала?

Единственный способ избавиться от мучительных размышлений – получить ответы на смущающие вопросы. Хотя Изабелла очень сомневалась, что граф снизойдет до этого. Похоже, он вполне доволен жизнью, сидя молча на удобных подушках роскошного экипажа, рассматривая лондонские пейзажи за окном и думая о чем-то своем под покровом удачно наброшенной на плечи завесы тайны.

– Откуда вы узнали, где меня сегодня искать? – требовательно поинтересовалась Изабелла. – И об этом герре фон Шредере? И зачем вы разыскивали утром мистера Найтона в доках? Почему не дождались встречи с ним где-нибудь в музее или на балу, чтобы предложить свое поручительство? Что за необходимость в том, чтобы сделать это непременно сегодня, едва взошло солнце?

– Столько вопросов… – пробормотал Блэк, надеясь свести все к шутке, однако стоило ему взглянуть ей в лицо, Изабелла заметила застывшее в его глазах напряженное внимание, – да еще от леди, так плохо себя чувствующей.

– Моя голова начинает болеть еще сильнее, милорд, когда я думаю об этом.

– Услуга за услугу, Изабелла? – напомнил он ей, и его глаза сверкнули из-под длинных ресниц цвета оникса. – Опять хотите поиграть? Однако это развлечение предназначено для двоих. Вряд ли справедливо, если вам одной будет позволено задавать вопросы, а мне подобная роскошь недоступна.

Она встретила его взгляд, соглашаясь пока играть по его правилам.

– Как вы узнали про фон Шредера?