– Разумеется.
– Можно взглянуть?
Глаза Пэтси сузились:
– Мэнди спит. Не станем ее будить.
– Я только загляну в комнату. Она не проснется.
– Она проснется, когда мы будем подниматься по лестнице, от скрипа ступенек.
– Тем не менее я хотела бы взглянуть.
– Мне жаль, – пробурчала Пэтси.
– То есть «нет»?
– Вы правильно меня поняли.
Пэтси знала свои права. Без ее разрешения Кэрол не могла подняться наверх. Разве что в компании полицейских, которым, в свою очередь, требовалось разрешение прокурора. Но обстоятельства дела пока не оправдывали радикальных мер.
Кэрол решила сменить тему:
– Вы помните ту неприятную историю, Пэтси, когда Мэнди сломала руку?
– Два года тому назад.
– Это не был несчастный случай. Руку ей сломали вы.
– Она неудачно упала.
– После того как вы швырнули ее в стену.
– Мы поругались.
– Когда ссора между матерью и ребенком заходит так далеко, что ребенок ломает руку, это ненормально.
– Это был несчастный случай.
– Я беспокоюсь о Мэнди.
– У нее грипп, не более того.
– Вы вызывали врача?
– Все не настолько плохо. Пара дней в постели – и она будет в порядке.
Голос Пэтси звучал невозмутимо. Даже слишком, пожалуй. Кэрол чувствовала, что женщина от нее что-то скрывает.
– Сообщите в школу, – спокойно сказала она.
– Я сделаю это, – пообещала Пэтси.
Женщины прошли к входной двери. Из гостиной доносился голос спортивного комментатора. «Что-то здесь не так», – подумала Кэролл. Она знала, что у этой женщины напрочь отсутствует материнский инстинкт. Пэтси не стала бы удерживать девочку в постели из-за гриппа. Были какие-то другие причины, почему она не пустила Кэрол наверх.
Оставалась Линн, старшая сестра Мэнди. Кэрол решила в ближайший понедельник навестить Линн в мастерской, где та проходила обучение. Линн пыталась дистанцироваться от семьи с тех пор, как закончила школу, но сестру не бросала. Если с Мэнди что-то случилось, Линн молчать не станет.
Кэрол вышла на улицу. Сгущались сумерки. Ветер сменил направление на восточное, стал прохладнее и нес с собой запахи моря.
– Прошу вас звонить мне в любое время, когда захотите что-то со мной обсудить, – сказала Кэрол. – Пожалуйста, не стесняйтесь. Лучше поделиться проблемой, чем носить ее в себе.
– Ясное дело, – отвечала Пэтси. – Позвоню, как только что-нибудь случится.
«Отвали, – говорили ее глаза. – Скорее мы все высадимся на Марсе, чем я тебе позвоню».
Кэрол направилась к своей машине. За «дворник» была заложена листовка с рекламой пиццерии.
Кэрол еще раз оглянулась на тоскливую улицу. Она беспокоилась за Мэнди Аллард.
* * *
Интересно, когда они ее найдут?
Я больше не увижу ее, но у меня есть фотография. На ней она до сих пор живая.
Она не была особенно красивой, разве по-детски миловидной. Прошел почти год с тех пор, как мы встретились. То, что в тот вечер мне довелось ехать по этой темной улице, было чистым совпадением. Пришлось объезжать пробку, образовавшуюся на главной трассе из-за стройки, иначе вряд ли так получилось бы.
Но случайностей не бывает. Все в жизни – судьба, таково мое твердое убеждение. Мы должны были встретиться с ней в тот вечер.
* * *
Она не хочет садиться в машину, несмотря на темноту, дождь и мое любезное предложение подвезти ее до дома.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
– Саския.
Мрачный, подозрительный взгляд. Я тем временем выхожу из машины и встаю у нее на пути. Если развернется и попытается бежать, схвачу за ворот.
Краем глаза я слежу за тем, что происходит на улице, в окрестных домах и за темными палисадниками. Если кто-нибудь появится, мне придется спасаться бегством.
В такую погоду вряд ли кто-нибудь добровольно выйдет из дома. Разве собачники, их не остановит ни дождь, ни темнота. Но в этот вечер, как видно, даже собаки отказываются от прогулок. Все тихо. В окнах горит свет, и никому нет дела до того, что происходит снаружи.
– Ну… я пойду?
Саския дышит как загнанная собака. Это страх, я чую его запах. Саския не из тех, кто кричит или бьет по голени. Она слишком застенчива для этого. Слишком хорошо воспитана. Таких девушек учат хорошим манерам, и это имеет смысл, но только в своем кругу. То есть среди таких же, как они. Когда же такие девушки сталкиваются с настоящей жизнью, со всей ее неоднозначностью и жестокостью, в их распоряжении не оказывается ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Они беспомощны.
Вне сомнения, Саския твердо усвоила, что нельзя садиться в машину к незнакомому человеку. Но когда незнакомый человек встает перед ней на расстоянии вытянутой руки, когда она чувствует его решимость и то, что опасность неминуема… вся наука идет прахом. Возможно, ей говорили, что в таких случаях нужно бежать, но Саския инстинктивно чувствует, что это бесполезно.