Вместе со вторым детективом, Дженнингсом, и парочкой полицейских в форме Расбах провел вечер в хождении по домам и поиске свидетелей.
Как и ожидалось, они никого не нашли.
На следующее утро их ждал доктор Перрьера, судмедэксперт.
– Приветствую, детективы, – сказал он, довольно улыбаясь.
Расбах знал, что судмедэксперты приходят в восторг, когда их навещают детективы. Его не переставало удивлять, что без малого двадцать лет угнетающей работы никак не отражались на настроении доктора. Колотые и огнестрельные ранения, автомобильные катастрофы, утопленники – ничто как будто не могло поколебать его жизнерадостность и общительность.
Перрьера протянул им мятные леденцы. Помогает от запаха. Оба детектива взяли по леденцу. Развернули шелестящие обертки. Доктор Перрьера собрал их и выкинул в мусорный ящик.
– Что вы можете нам рассказать? – спросил Расбах, когда они, стоя вокруг длинного металлического стола, смотрели на лежащий на нем труп. Расбаха радовало, что у Дженнингса, как и у него самого, крепкий желудок. Лицо напарника выражало лишь сосредоточенное любопытство и никакого дискомфорта при виде разлагающегося на столе тела; на его щеке проступил бугорок от мятной конфеты.
– Тело целехонько, – радостно начал доктор Перрьера. – Мужчина европеоидной расы, чуть меньше сорока, здоровый. Первый выстрел пришелся в грудь, второй – в щеку, но именно третий, прямо в мозг, убил его. Смерть наступила мгновенно. Выстрел производился с близкого расстояния – примерно метра два – из пистолета 38-го калибра.
Расбах кивнул.
– Когда именно он умер? – спросил он.
Доктор Перрьера повернулся к Расбаху.
– Я знаю, вы, ребята, обожаете устанавливать время смерти, и я стараюсь, правда. Но вы же понимаете, что, когда мне приносят труп, пролежавший несколько дней, это снижает точность расчетов.
Расбах знал, что Перрьера – перфекционист, всегда стремится к идеальному результату.
– Я понимаю, – терпеливо ответил он. – Но мне все же хотелось бы услышать ваши предположения.
Доктор улыбнулся.
– Я провел вскрытие вчера вечером. Судя по степени разложения и найденным в теле личинкам – учитывая, конечно, жару, – я бы сказал, что он умер дня за четыре до этого, плюс-минус день.
Расбах подсчитал в уме.
– Четыре дня со вчерашнего вечера – это будет вечер тринадцатого августа.
Доктор Перрьера кивнул.
– Его могли убить не ранее вечера двенадцатого и не позднее вечера четырнадцатого. Где-то посередине.
Расбах посмотрел на тело на металлическом столе. Если бы только оно могло говорить.
Вернувшись в участок, Расбах собрал наспех сколоченную команду в одном из больших залов заседаний. Дело вели они с Дженнингсом, и еще несколько патрульных полицейских он отобрал в помощь.
– Мы все еще не знаем, кто этот парень, – сказал Расбах. – Его отпечатков нет в базе пропавших без вести и вообще ни в одной базе. Распространите описание и фото среди полиции и в СМИ – посмотрим, не выяснится ли, кто он. Возможно, даже в таком состоянии его кто-нибудь узнает.
После этого Расбах решил проверить полицейские отчеты за 48 часов между двенадцатым и четырнадцатым августа. Посмотреть, нет ли чего необычного. Поиск не дал значительных результатов: всего лишь несколько незначительных случаев конфискации наркотиков и парочка ДТП, одно из которых казалось довольно заурядным – легкое столкновение автомобилей после обеда. Но вот другое… «Хонда Цивик» превысила скорость в непосредственной близости от места преступления и врезалась в электрический столб примерно в 20:45 тринадцатого августа.
По шее Расбаха побежали мурашки.
Глава 12
– Чем можем помочь? – спросил Флеминг Расбаха, потягивая кофе из кружки. – Не каждый день к нам заходит детектив по уголовным делам.
Расбах выложил на стол фотографию жертвы.
Флеминг с Кёртоном склонились над столом. Кёртон сразу покачал головой. Флеминг внимательно рассмотрел фотографию, но ничего не сказал.
– Тело пролежало несколько дней, – сказал Расбах. – Его нашли семнадцатого августа. По крайней мере, в тот день поступил звонок. Думаю, до этого его успели обчистить местные.
– Мне он не знаком, – сказал Кёртон.
– Я тоже первый раз вижу, – Флеминг посмотрел на Расбаха. – Какое это имеет к нам отношение?
– Его убили в заброшенном ресторане на улице Хоффман примерно тринадцатого августа, плюс-минус день. Я так понимаю, вечером тринадцатого неподалеку произошла авария.
Флеминг с Кёртоном быстро переглянулись. Кёртон выпрямился и кивнул.
– Произошла.
– Расскажите, что вы об этом знаете, – попросил Расбах.
– Женщина превысила скорость, поехала на красный свет. Резко свернула, чтобы избежать столкновения, потеряла управление и врезалась в столб, – ответил Кёртон.
– Она жива?
– Да, – сказал Флеминг, наклоняясь к Расбаху через стол. – Жива, но у нее, видите ли, амнезия.
– Вы что, шутите? – спросил Расбах.
– Нет. Все ей верят: доктора, муж, – ответил Флеминг.
– Но не вы.
– Я не знаю. В тот вечер муж позвонил в «911» и сообщил, что она пропала. Она выбежала из дома без сумочки и без телефона, забыла запереть дверь.
Расбах повернулся к Кёртону, тот покачал головой.
– Думаю, она врет, – сказал он.
– Что вы знаете об этой женщине? – спросил Расбах.
– Ее зовут Карен Крапп, – сообщил ему Флеминг. – Обычная домохозяйка, если забыть о том, где она была и как себя вела тем вечером.
– Домохозяйка?
– Ага. Немного за тридцать, работает младшим бухгалтером. Муж тоже бухгалтер. Детей нет. Славный дом в пригороде – в Генри-Парк.
Внезапно Расбаху вспомнились розовые резиновые перчатки, которые он подобрал рядом с местом преступления и велел добавить к вещдокам. Их переехала машина, на поверхности остались отпечатки шин.