Оценить:
 Рейтинг: 0

Моя русская жена. My Russian Wife

Год написания книги
2016
Теги
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Если какой-нибудь человек внезапно сталкивается со мной, и даже если при этом виноват он, я всегда прошу меня извинить. Думаю, это глубинный поведенческий рефлекс, с которым я вырос. Без сомнения, любой английский или канадский читатель меня поймет. Когда ходишь по людным московским улицам или ездишь в метро, то практически невозможно не столкнуться с кем-нибудь. И я всегда извинялся: «Sorry!»

Поначалу Аня ничего не говорила, но однажды у нее вырвалось замечание, в котором звенели нотки раздражения: «Перестань извиняться перед каждым первым встречным, люди подумают, что ты не в себе!» Я попросил ее уточнить, что она имела в виду. «Никто не будет извиняться за то, что столкнулся с другим человеком; люди могут подумать, что ты рассердился или что ты их обругал», – ответила Аня. Вот как! Это показалось мне интересным.

Я заметил, что люди разговаривали друг с другом только внутри семейного круга или с друзьями, в иной ситуации они старались не смотреть друг другу в глаза и ни за что не улыбались. Передвигаться в любом мегаполисе всегда проблематично, но лично для меня хуже всего дело обстоит в Москве. Причиной тому не столько вечные пробки и толпы, сколько суровые, не выражающие эмоций лица.

В общем, ладно, я понял: не стоит извиняться перед незнакомцами в метро.

Однако, как выяснилось, я все-таки понял не до конца.

Несколько месяцев спустя, после небольшой ссоры, которая, как выяснилось, выросла из взаимного недопонимания, я заметил Ане, что желал бы услышать от нее извинения.

– Но я не чувствую себя виноватой, – парировала Аня.

– Виноватой? Но я не прошу тебя почувствовать вину, я просто отметил, что ты рассердилась на меня по ложной причине, так почему бы тебе не выразить то, что ты сожалеешь об этом?

Тогда Аня заметила:

– Мы выражаем сожаление, только если кто-нибудь умер, но ты же жив, о чем же я должна сожалеть?

– Что?!

– Да, сожаление означает, что мы выражаем сочувствие и соболезнования человеку в связи с его утратой.

– Что же вы говорите в том случае, если вы сделали другому человеку больно или же вышли из себя и наговорили глупостей, а впоследствии об этом пожалели?

– Мы говорим «пожалуйста, прости меня», – сказала Аня.

Вот это да!

Может быть, я немного преувеличиваю, но, как мне показалось, я вдруг понял, где проходит грань между традициями, отличающими русскую культуру, от того, что я, упрощая, называю культурой европейской. (Я, конечно же, знаю, что между европейскими странами есть большие расхождения в системе ценностей и культурных кодах, но у нас есть и набор общих, ключевых ценностей.)

Прежде всего, для меня как для европейца существует большая разница между словами прощения и фразой «I’m sorry». Слово «sorry» довольно затертое: мы с легкостью бросаем его направо и налево с тем, чтобы окружающие чувствовали себя комфортно, чтобы убедиться, что никто не обижен, и что таким образом наши тылы прикрыты. Мы можем сожалеть о мириадах незначительных вещей и ситуаций без побуждения к излишнему самокопанию. Однако попросить у кого-то прощения означает признать серьезность своего проступка и при этом еще перенести ответственность за активный выбор на другого человека.

Вы не признаете собственной вины, и у вас нет побуждения к раскаянию. «Обиженный» человек в таком случае вынужден принимать решение, прощает он вас или нет. В экстремальных ситуациях человек может стать жертвой насилия, и насильник же будет просить прощения. Все это в конечном счете ляжет дополнительным бременем на плечи жертвы, потому что ее же, против ее воли и внутренних желаний, как будто толкают сказать: «Да, я прощаю тебя».

Я считаю, что просить прощения можно только у Бога.

Я предполагаю, что русские не очень и стремятся просить прощения, поскольку интуитивно ощущают, что есть риск услышать «нет». Это всегда унизительно – признавать свою неправоту, и еще более унизительно, если человек, с которым вы только что ссорились, скажет вам «нет». Вы передаете всю власть над ситуацией другому.

Между прочим, православные христиане каждый год перед началом Великого поста в последний день масленичных гуляний собираются в церкви на Прощеное воскресенье – попросить друг у друга прощения. Эту традицию переняли и неверующие, и раз в год все родственники и друзья просят прощения друг у друга.

Возможно, это лучше, чем ничего, и такой способ может быть довольно эффективным. Просить прощения у Бога и у окружающих раз в году сразу за все!

Думаю, мне удалось понять, почему из русского человека так трудно вытянуть слова извинения. Кажется, что в этой культуре сожаление, прощение и извинение смешаны с чувством вины. Кстати сказать, русские очень боятся быть в чем-либо обвиненными. Возможно, это результат российской истории – истории обвинений и наказаний.

Для Ани это обсуждение тоже стало откровением: оказывается, извиниться совсем не то же самое, что быть обвиненным или виноватым. Так мы разобрались в одном из наших ключевых расхождений. Сейчас Аня лучше понимает, почему я часто говорю «sorry» даже при весьма незначительных поводах, а мне понятно, почему раньше ей это было так трудно, почти невозможно сказать.

7. Ты счастлива?

В начале наших отношений у нас всегда находился повод для праздника. Например, когда Аня получила свои швейцарские водительские права или когда у нее появился свой автомобиль, мы все это отмечали. Как это водится в Европе, я спрашивал ее: «Ты счастлива?» Она обычно отвечала: «Я не знаю». Меня это расстраивало. Мне казалось, что она неблагодарная, или же у нее чаще, чем мне хотелось бы, меняется настроение.

Но я ничего не говорил, никак не комментировал. Однажды она спросила меня: «Почему ты все время спрашиваешь, счастлива ли я? Что такое счастье? Люди не могут быть счастливы. И уж наверняка не могут быть счастливыми постоянно!» Что ж, ладно. Я никак не ожидал подобного всплеска эмоций, особенно если учесть, что у нас был настоящий повод для праздника! И мне казалось, это была вполне достойная причина нам обоим почувствовать себя счастливыми. И к тому же каждому человеку хочется знать, что его партнер счастлив. Всем нам важно знать, что все, что мы делаем для партнера, ему на самом деле нужно и важно.

Этот эпизод заставил нас с Аней поговорить о том, что такое счастье. Я заметил, что вовсе не ждал, что она будет счастливой постоянно. Это невозможно, и ей не нужно чувствовать себя виноватой из-за того, что она не испытывает непрекращающегося счастья. Но ведь не позволять себе быть счастливым тоже неправильно!

Аня же мне объяснила, что никто никогда не задавал ей этого вопроса в России.

– Может, я и исключение, – заметила она. – Но все же я уверена, что русские не задают друг другу такого вопроса. Почему? Возможно, потому, что у нас не так уж много поводов для счастья, но скорее все же потому, что это стало частью культуры. В определенный момент совсем недалекой истории выглядеть слишком счастливым могло быть опасно. Отношение к жизни было серьезным, и политика пронизывала каждый ее аспект. Более того, все эти западные штучки про «ощущение счастья» на первый взгляд кажутся неестественными, неискренними, не идущими из глубины сердца. Со стороны кажется, что улыбки «натягиваются» на лицо, и разные «приятности» говорятся друг другу не от всей души, а просто от желания понравиться. Желание притворяться счастливым – часть вашей культуры.

Ничего себе! Это был совершенно неожиданный поворот. Должен отметить, что это довольно-таки странный подход к счастью.

По правде сказать, я согласен с тем, что в западном мире слишком много энергии тратится на поиски счастья. Я могу допустить, что мы боимся заскучать и стремимся переживать взлеты настроени я как можно чаще. Но перескочить от этого к мысли, что, спрашивая человека, счастлив ли он (или же делясь с ним своим счастьем), мы делаем это неискренне, не от чистого сердца… Это уж слишком.

Во всех международных опросах по поводу счастья (например, индекс счастья ООН) высоких показателей достигают одни и те же страны. Обычно это Скандинавия, Швейцария, Канада… Россия всегда ближе к концу списка.

Но что же значит счастье на уровне государства? Конечно, это сложный вопрос. Я считаю, что важны такие факторы, как доверие, уважение, предсказуемость (без которой не может быть доверия), надежда, социальное равенство и справедливость. Если всего этого в обществе недостаточно или же все эти факторы имеют отрицательные показатели, это сказывается на показателях уровня счастья. Если счастья в масштабах страны не хватает, то это будет весьма заметно отражаться на уровне отдельной личности, на каждом конкретном человеке. Так и зарождается культура несчастья.

Также существует такое явление, как «формально несчастные народы»: у них упомянутые ранее факторы отсутствуют, но люди, тем не менее, умудряются чувствовать себя счастливыми, например, в кругу своей семьи или друзей.

В этих странах, как правило, слабо развиты государственные институты, которые не вмешиваются в частную жизнь, и люди сами решают свои проблемы с помощью социальных контактов, друзей и родных. Иными словами, люди уверены, что они сами могут справиться со своими проблемами. У них на личностном уровне сохраняются рычаги контроля над ситуацией, что, как мне думается, много дает для ощущения счастья.

Ничто так не расстраивает человека, как ощущение беспомощности, когда он оказывается лицом к лицу с проблемой, своей или чужой, и при этом не может совершенно ничего предпринять, чтобы хоть как-то исправить ситуацию.

Гораздо сложнее сберечь ощущение счастья там, где сильнее чувствуется влияние неэффективно организованной государственной машины (даже несмотря на ее слабую функциональность), которая своим бюрократизмом и непредсказуемостью вмешивается в частную жизнь.

Как сказала Аня, в России трудно чувствовать себя счастливым, потому что ты ничего не можешь изменить. И вполне возможно, что несчастным может себя чувствовать даже тот, кто принадлежит элите, поскольку доминирующим чувством становится страх. Страх лишиться своих привилегий, страх ослабления своего положения в обществе из-за изменений в законодательстве, экономических кризисов, валютных ограничений и т. п.

Непредсказуемость – вот вероятная причина российского пьянства: пьют не для того, чтобы отметить радостное событие и не с целью дополнить вином хорошую еду, а, скорее, чтобы утопить свои проблемы. Если люди видят проблеск счастья, только когда они пьяны, алкоголизм легко может превратиться в заразную болезнь, как это и произошло в России.

8. Семья + друзья = российская система безопасности

Русские помогают друг другу. Они могут проделать долгий путь – и это не фигура речи! – чтобы помочь едва знакомым людям. Даже финансовые проблемы разрешаются с помощью дружеских личных связей. У Ани есть подруга, которой на поздней стадии беременности установили, что ее еще не родившийся ребенок страдает расщеплением позвоночника (spina bifida).

Это очень серьезный дефект, который мог бы иметь весьма печальные последствия для ребенка. Женщина выяснила, что существует возможность прооперировать еще не рожденного ребенка за два месяца до его появления на свет. Операции проводятся в Цюрихе, в Швейцарии (кстати сказать, сейчас их делают и в России, но все же не так успешно, как в Швейцарии).

Серьезным препятствием, тем не менее, оказалась цена в 85 тысяч швейцарских франков, или в 6 миллионов 300 тысяч рублей (пребывание в швейцарской клинике в течение нескольких месяцев и роды там же). Деньги необходимо было внести до операции, и до истечения срока оставалось всего несколько дней. Это не та сумма, которой обыкновенно располагает человек, особенно в нынешней России во времена кризиса. Что могла поделать умная и предприимчивая будущая мама?

Она разместила информацию во всех социальных сетях, а одна из самых читаемых в России газет вышла со статьей, рассказывающей ее историю. Статья была на редкость трогательной, ее тоже растиражировали в социальных сетях. Через трое суток необходимые деньги были собраны!

Совершенно незнакомые люди присылали ей значительные суммы. Ей даже пришлось просить прекратить отправлять деньги, потому что их оказалось больше, чем требовалось. Возможно, подобные массовые пожертвования существуют и в других странах, мне просто о них неизвестно, но я убежден, что это типично русский способ решения проблем такого рода. И среди Аниных знакомых такой способ вполне распространен.

Отсутствие эффективно функционирующей системы социального обеспечения заставляет людей самостоятельно развивать эту чрезвычайно важную общественную структуру. На деле такая взаимная страховка означает: «Я помогу тебе, когда это потребуется, потому что ожидаю, что когда мне будет нужно, ты тоже придешь мне на помощь».

Подобная практика должна быть организована либо через систему социальных органов, либо с помощью частного страхования, однако в России оба варианта слабы и неразвиты, поэтому людям приходится самостоятельно искать решение.

Если бы в Скандинавии человеку пришло в голову просить денег на операцию через фейсбук, то, вероятно, у него ничего бы не вышло. Во-первых, там функционирует система социального здравоохранения, а большинство людей к тому же имеет частные страховки. Но важнее всего, что в Скандинавии подобные действия рассматривались бы как социально неприемлемые.

Система социальной помощи базируется на идее равных прав для всех, независимо от личного экономического статуса или ситуации. Богат ли человек, беден ли – права одинаковые. Эта идея (или идеология, если угодно) восходит к ранним стадиям благосостояния государства, когда люди подвергались общественному порицанию и унижению, если им требовалась помощь для решения их социальных проблем или же проблем со здоровьем, и если при этом они получали в какой-либо форме социальную помощь.
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
3 из 5

Другие электронные книги автора Шетил Сандермоен