Не спи под инжировым деревом

– Чё э я напишу?! Я не умею писать. Только матом.

– Напиши матом, ничего, в данной ситуации это даже уместно. Представь себе, что я действительно покончил с собой.

– Тебя раскусят в два счёта!

– Не раскусят, если мы сомкнём ряды.

– Ты больной, упоротый е…н! – одарил меня комплиментом на прощание Джонни и сердито дал отбой.

Конечно, через месяц-другой я собирался остановить этот макабрический танец и живым и здоровым объявиться среди своих не-друзей. Но всё обернулось совсем не так, как я планировал, потому что действительность иногда бывает интереснее, чем мы ожидаем.

Потом меня настиг скандал от Сайки. Она редко устраивает скандалы, чаще просто обижается и дуется, пока ей не купишь что-нибудь прикольное в утешение, но в этот раз от её крика у меня чуть не заложило уши, а ведь она кричала всего лишь в телефон.

– Кто вообще это придумал?! Что за идиотская шутка! Нельзя так делать! – повысь она голос ещё чуть-чуть – и услышать её смогут только летучие мыши. – Ты подумал обо мне?

– А что ты? – издевался я, озадаченный её реакцией. – Имидж вдовы будет тебе к лицу.

– Ты мне не муж, – иногда она бывает чрезвычайно занудной и дотошной. – И смерть – это не повод для шуточек!

– Разве? – удивился я, с ходу вспомнив несколько десятков чёрных комедий и забавных книг, в которых чья-нибудь смерть играла не последнюю роль. – А знаешь, однажды Зарифа поругалась с одной из своих подруг, так та пустила среди общих знакомых слух, что сестрица моя того… преставилась. Вот она злилась! Пришлось всех лично обзванивать и каждому сообщать, что она не…

– Хватит! Я сейчас напишу у тебя на странице, что всё это враньё и ты жив!

– Погоди… Ты хочешь большой концерт и чтобы было много зрителей?

На том конце раздалось громкое, многозначительное молчание.

– А при чём здесь это? – спросила наконец Сайка.

– При том. Спроси у Джонни, он тебе объяснит. Ты меня разозлила. – Я дал отбой. Сайка метнула мне вдогонку сообщение с оскорблениями, но оно не сразило меня. Смерть сделала меня неуязвимым.

Комментарии и публикации на моей странице множились и росли, как колония бактерий в чашке Петри. Кое-кто даже лайкнул страничку нашей группы.

Читая элегии «на смерть себя», я с изумлением узнал, как, оказывается, все любили меня, и каким талантливым считали, и как дорожили мной. Никому не хотелось брать на себя ответственность за смерть многообещающего молодого музыканта, ещё бы! Кто-то предположил, что на меня нашло временное помутнение разума или я узнал, что болен какой-то страшной экзотической болезнью. Я забавлялся, пока мне не начало казаться, что от моего ноутбука исходит запах гнили, и тогда я перестал читать.

Вдохновлённый шквалом посмертной лести, я писал очередную песню, когда ко мне, как всегда без стука, вошла сестра. Она уже успела причесаться и заплести длинную косу.

– Почему тебя похоронили на Фейсбуке? – поинтересовалась она без особых эмоций.

– Это такой пиар-ход, понимаешь?

– А, о’кей, – только и сказала Зарифа и вернулась к себе. Я был благодарен ей за понимание, хотя оно и объяснялось не столько тонкой душевной организацией, сколько безразличием к моей персоне. Осталось лишь предупредить маму. У неё нервная работа и широкий круг знакомых. И ужасное давление.

– Мам! Если вдруг тебе позвонят и начнут выражать соболезнования по поводу моей смерти, ты изобрази, пожалуйста, скорбь, хорошо? И не пугайся, – сказал я, заявившись в кухню, где уже было убрано и витал аромат гренок.

– Что? Ты что такое говоришь? – испугалась мама, картинно схватившись за сердце.

Я терпеливо объяснил ей, в чём дело, но она не желала меня слушать и снова раскричалась, да так, что из окон, выходящих во двор, повысовывали головы соседи, точь-в-точь змеи из нор.

– Как я, по-твоему, должна изображать из себя это… не знаю что?!

– Ты же притворяешься, когда звонишь поздравлять знакомых с праздниками, – я повысил голос, передразнивая лицемерные интонации мамы: – «Джаночка, дорогая, всего тебе всего самого-самого, люблю-у-у-у, целу-у-у-ую», а сама потом проклинаешь их, когда они просят взаймы. Прояви хоть раз свои актёрские способности во благо!

– Ой, хватит! Глупости какие говоришь! Хочешь совсем опозорить нас? Мало развода мне было?! Покончил с собой, ещё чего! В море утопился?! Я тебя что, зря в секцию плаванья таскала?

– А я связал за спиной руки и надел камень на шею, к тому же был сильный ветер, а в Бильгях ты же знаешь какое море…

– Да пошёл ты! Не буду я ничего такого изображать!

И тут я применил тайное психологическое оружие:

– А я тогда женюсь.

Мама растерянно уставилась на меня, очевидно, пытаясь уловить связь между моим мнимым самоубийством и женитьбой.

– На Саялы своей? – Мама её не очень одобряет (а, что там скрывать, считает шлюхой), но инстинкт самосохранения бережёт её от попыток радикально повлиять на наши отношения. Лишь однажды она откопала где-то «девочку из очень хорошей семьи» и так пробурила мне мозг этой девочкой, что я согласился встретиться с ней, лишь бы только мама оставила меня в покое. Девочка приходилась дочерью одному известному азербайджанскому писателю – настолько известному, что даже мне доводилось слышать его имя, – и маминой институтской подруге, преподающей в вузе. Как это принято, наши матери устроили нам «деловую» встречу под каким-то совершенно идиотским предлогом, как будто мы оба были умственно отсталыми и не знали, по поводу чего все эти дикарские пляски. Перед встречей мама дала мне столько напутствий, словно я не на свидание шёл, а уезжал из родной деревни для того, чтобы поступить на службу к королю.

– Надень сорочку нормальную, а не эти свои майки с черепами. И смотри, не болтай лишнего. Ляпнешь что-нибудь, как я потом на её мать смотреть буду. Она девочка из очень приличной семьи, не позорь меня.

Встретившись в кофейне, мы начали неохотно узнавать друг друга. Девочка из хорошей семьи выглядела странно. Кажется, ей отрезало нос, бедняжке, а на губы наступил кто-то крупный, вроде медведя. В целом было похоже на то, что её со всего размаху приложило плохим фотошопом. С первой же минуты я потерял интерес и поэтому почти ничего не говорил, а только пил свой кофе, бросал виноватые взгляды на её обезображенное народной хирургией лицо и слушал, как она рассказывает о себе:

– Да, мой папа писатель. Я тоже люблю писать. Но не какие-нибудь там романы. А чисто конкретные стихи.

Тут я, можно сказать, встрепенулся. «Чисто конкретные стихи» могли сделать мой приход на свидание ненапрасным. Совершенно искренне я попросил её дать прочитать мне что-нибудь из нового. Как и ожидалось, она согласилась. И вот что я узрел:

Завистникам

Завистники из под тяжка глядят
И поиметь все жизнь мою хотят.
Ночей не спят, ворочаясь в аду
Как мертвые вставают поутру
Консилером замазав синяки
На жалкую работу прут они!
Мечтают, чтоб я здохла в нищите
Но я скажу, мечты у вас не те!
Глазеют день и ночь в мой Инстограм
На них без слез не взглянешь без стограмм
А в нутрии у них лиж пустота.
Им не дает покоя красота.
Завидуйте. А я, буду летать
Как бабочка среди цветов пархать,
Вы ядом захлебнетесь отрадясь
А я, буду цвести, собой гордясь.
Ваш глаз дурной повыпадает из глазниц
А у меня – триумф средь колесниц!
И если позавидуйте что еду я в Европу
То Бог вас проклянет и всех отправит в…опу!

Кажется, такого удовольствия от чтения стихов я не испытывал никогда! В полном восхищении я перечитал эту Песнь песней несколько раз, чтобы запомнить наизусть и дать возможность остальным насладиться тоже.