СССР 2010. Жить стало лучше, жить стало веселее!

– Здорово, орлы! – я распахнул дверь в каморку за актовым залом, где обычно репетировал школьный ансамбль, а сейчас ее превратили в гримерку. – Готовы вжарить рок в этой дыре?!

– Идьи на хрен, Чобот, пожалуйста-а, – весьма неласково встретил меня фронтмен, Иво Ванагс. – Бе-ес тебя тошно.

– Вау, остынь, горячий финский парень, – я понимал причину, но грубость спускать не собирался. – Охолони чутка.

– Я не финн, я латыш, – Иво осознал, что был неправ, и не стал лезть в бутылку.

– Да мне хоть мордвин, – я плюхнулся на ближайший свободный стул. – У нас дружба народов и все равны. Главное, не нервничай. Чего бледные сидите, деятели культурки?

– Ты реально не понимаешь?! – вскинулся ударник, Леха Кузнецов, над которым за его увлечение не шутили только малолетки, предлагая дать вместо палочек молот. – Там люди из райкома партии будут!!!

– И… чего? – я пожал плечами, действительно не понимая причин для истерики. – Ну, будут. Выйдете, выступите. Играете вы прилично. Музыка отличная. Слова, без лишней скромности, тоже. За аморалку вас не притянут ни в каком виде. Так чего вы истерите, я не въезжаю?

– А если мы облажаемся?! – наконец выдали музыканты причину своего состояния. – Это же позор на весь город!

– Так вы не лажайте, – я даже удивился, что им в голову не пришел такой простой выход. – Вы, блин, уже пару лет этим составом где только можно выступаете. Сыгрались уже так, что друг друга наизусть знаете. Так чего суетитесь? Ну, подумаешь, песни новые. И чего? Собрались, выдохнули и слабали так, чтобы у этих из райкома от восторга волосы под мышками дыбом встали. Вы ведь можете это сделать, я точно знаю. Иво, можете же?!

– Я не зна… – замялся латыш.

– Можете! – припечатал я. – Так не хрен сиськи мять! Вы комсомольцы или кисейные барышни, впервые член увидавшие?! А ну собрались, мать вашу! Тряпки!

– Нэ надо маму, – угрюмо поднялся с места клавишник Армен, обычно спокойный, даже немного индифферентный, но если впадавший в буйство, становящийся безумным берсерком. – Не надо.

– Тогда возьми яйца в кулак и отработай на сто двадцать процентов, – я ничуть не испугался, уставившись ему прямо в глаза. – И я первый ей цветы принесу, за то что сына настоящим мужиком вырастила. Ну что, слабо?

– Не слабо! – повелся на разводку Армен, но, к счастью, его энергия ушла в нужное русло. – Не слабо же нам, мужики?!

– Да сделаем в лучшем виде! – вслед за другом вспыхнул и бас-гитарист, казах Чингиз. – Что мы лохи какие-то, что ли? Чобот, рахмет за песни. Мне, когда сказали, что это ты написал, я не поверил.

– И правильно сделал, – я ухмыльнулся. – Потому что мои только слова. А все остальное Лена сочинила, так что можно сказать, главный создатель – это она. Так что не подведите девчонку, пацаны, а то будет стыдно ей в глаза смотреть. Давайте, порвите зал!

– Сделаем это, пацаны!!! – подскочил Иво, у которого даже легкий акцент пропал. – Порвем зал!!!

– Да! – поддержали его остальные участники ВИА, а я, похлопав фронтмена по плечу, вышел из каморки.

Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Да и не верил я, что ребята сильно налажают. Да, песни новые. Репетировали не так долго, как хотелось бы, но и играют не «Лунную сонату». На уровне школьной самодеятельности и так сойдет, хотя, честно говоря, то, как ребята переживали за выступление, мне прям очень понравилось. Никакого наплевательского отношения, мол, и так сойдет. Полная отдача, и это при том, что, насколько я знал, ни один из них в дальнейшем не думал становиться музыкантом.

Армен планировал поступить в медицинский и стать стоматологом, как родители. У тех был частный кабинет, и очередь в него обычно была расписана на пару недель вперед. Несмотря на то что энергеты могли буквально за десять минут вырастить и приживить зуб так, что не отличишь от родного, на всех таких специалистов не хватало. Оно и понятно, учитывая, что подобные техники были доступны только Мастерам. Зато материалы и лекарства с использованием возможностей энергетов были куда более доступны, чем обычные врачи с удовольствием пользовались.

У остальных участников также имелись свои соображения насчет будущего. Иво хотел рвануть в Ленинград. Там у него жила бабушка, там же планировал поступать в вуз, стать инженером-проектировщиком. Хотел делать машины. Чингиз, наоборот, собирался стать зоотехником, но при этому никуда уезжать не хотел. Но оно и правильно, у нас и сельхозуниверситет один из лучших в стране, да и работы хватает. И лишь Леха Кузнецов собирался продолжить заниматься искусством, но не музыкой, а стать оператором и устроиться работать или на киностудию «Сибирь», или куда-нибудь на телеканал, благо только местных имелось около десятка. Но при этом даже не планируя в дальнейшем профессионально заниматься музыкой, ребята старались играть как можно лучше, переживая не столько за себя, сколько за новые песни. Это трогало.

Естественно, со мной ребята особо не откровенничали, поскольку я для них все еще был хулиганом Чоботом, который доставал их на танцах и концертах, требуя слабать «Мурку». Но Зосимова с энтузиазмом, достойным лучшего применения, регулярно таскала меня на репетиции, заодно посвящая в подробности биографии музыкантов и их родни. Нужен я ей был, чтобы оценить результат и сказать, так оно было у меня в голове или нет. И то, что я не могу отличить ноту «ля» от «си», ее не волновало.

Честно говоря, именно поэтому я от нее и бегал. Ну что сказать человеку, который ждет от тебя чуда? Мелодии и так звучали отлично, пусть немного по-другому, но ничуть не хуже. А может, даже лучше, кто знает. Я в оценках искусства несилен. Что и пытался донести до упертой девицы. А когда не помогло – начал прятаться. Правда, и оставить ребят без поддержки не смог, вот и зашел к ним, когда Ленка выскочила куда-то. И сейчас с чувством выполненного долга нашел свободное место в зале и плюхнулся, полностью расслабившись и собираясь насладиться зрелищем. Все-таки в этой жизни в первый раз попал на концерт, пусть даже школьной самодеятельности.

И знаете что? Мне понравилось! Пусть местами было наивно, а местами уровень скатывался уж совсем в дикую и развесистую клюкву, особенно когда дело касалось изображения западного образа жизни. Меня всегда умиляло, как Голливуд показывал советскую действительность, а вот сейчас довелось посмотреть, как советские дети представляют себе жизнь при загнивающем капитализме. И надо сказать, зашоренности здесь было не меньше.

Притом я-то точно знал, что все, чем пугали людей отечественные пропагандисты, правда, но выглядит все это немного по-другому. И буржуи-капиталисты – это не толстые пузыри в старомодных фраках, а зачастую молодцеватые, подтянутые, спортивные и хорошо выглядящие люди с яркими улыбками, одетые нарочито небрежно. Футболки, водолазки, простые с виду джинсы, короче, ничего помпезного. А вот измученные работой негры в рубище, те, наоборот, и работать особо не любили, да и одевались так, что скулы сводило от безвкусной роскоши. Хотя, конечно, везде имелись свои исключения, но я именно так запомнил Америку из поездок по ней. Правда, это было в прошлой жизни.

Ребята выступили неплохо. Зал, конечно, не зажгли, но тут виновата скорее атмосфера концерта и тематика песен, но даже так можно было сказать, что дебют удался. Хлопали ВИА «Поющие гитары» искренне и с воодушевлением. Хотя я не отбрасывал версию, что оно было вызвано тем, что концерт наконец закончился и можно было идти заниматься своими делами. Но вот представители райкома партии и ВЛКСМ возбудились по-настоящему, хоть и не в том смысле, что обычно подразумевают под этим словом.

– Прекрасно, просто прекрасно, – вещала некрасивая тетка с претензией на моду и жуткой пергидрольной химией на голове. – Очень хорошо! Конечно, песни лучше подошли бы на День комсомола, но и так вышло замечательно. Комсомол – это кузница кадров партии! И слова хорошие. Как там… любовь, комсомол и весна. Замечательно!

– Но все же я считаю, что выбор композиций не соответствовал сути Первомая, – то ли из вредности, то ли потому, что затаила злобу, но старая знакомая из районного управления комсомолом не собиралась нам петь дифирамбы. – Первая – «Здравствуй, товарищ труд» – действительно подходит. Но остальные… Если про продолжающийся бой еще можно принять в свете борьбы с мировым капитализмом и буржуазией, то при чем тут любовь и весна, товарищи?

– Ой, прекратите, – отмахнулась тетя с химией и вздохнула с явно ощущаемой грустью. – Любовь всегда при чем. Очень хорошая песня. К тому же авторы – школьники из нашего района. Тут не палки в колеса ставить надо, а наоборот, помочь, чем можем. Например, со вступлением в Союзы писателей и композиторов.

– А не рановато? – поморщился полный, лысоватый дядечка, из-за духоты обильно потевший и то и дело протиравший лысину платком. – Песни, конечно, хорошие, но, как мне кажется, рановато для столь серьезного шага. Пусть школу сначала закончат. А вот в остальном поможем. Даже диск издать можно. Только надо сначала комиссию в Минкульте пройти. Вот этим мы вполне можем заняться.

– Диск из трех песен? – скривилась комсомолка. – Это несерьезно.

– Почему трех? – удивился директор. – Леночка, ты же говорила, у вас больше материала?

– Конечно, – закивала Зосимова, – как минимум двенадцать песен готовы, правда, у некоторых еще нет аранжировки. Но, если Гульнара Исламовна поможет, мы за неделю управимся. У меня самой пока еще плохо получается.

– Неправда, – оборвала ту наша учительница музыки. – Не слушайте ее. Лена потрясающе талантлива, я бы даже сказала, гениальна. Ей обязательно надо идти в музыкальное училище, получать профильное образование. А затем в консерваторию. Уверена, что музыку, которую напишет Лена, будет слушать весь мир.

– Да, да, конечно, – закивал дядька. – Но у вас же еще и автор стихов есть? А он где? Не пришел?

Тут я понял, что пора валить. Я люблю, когда меня хвалят, но тут как бы не за что. Да и не хотел я встречаться с комсомолкой, она с прошлого раза на меня волком смотрит. Хотя, казалось бы, чего такого, сама начала там понтоваться, возьмем, не возьмем. А как сверху шикнули, мигом притихла. Так что я поднялся и тихонечко побрел в сторону выхода, стараясь прятаться за спинами других школьников. Но не прокатило.

– Семен! – Зосимова, хоть и ростом не удалась, зато обладала не только острым слухом, но и не менее верным глазом. – Семен, постой! Погоди!

Если бы в дверях не было пробки из младшеклассников, старающихся побыстрее оказаться на свободе, я бы сбежал. Вот честное слово, дернул бы, сделав вид, что не услышал. А так пришлось оборачиваться и идти к счастливо скривившемуся при моем виде директору. Ну да, я тоже вас люблю на расстоянии. Чем дальше, тем крепче.

– Вот познакомьтесь, – Иван Сидорович обнял меня за плечи и потряс. – Наша гордость! Семен Чеботарев, девятый «а» класс. Юниор, имеет грамоту от КГБ за помощь в задержании опасного преступника и пишет прекрасные стихи.

– Наслышан, наслышан, – протянул мне руку мужик. – Это ведь ты в парке отличился? Молодец, спас район от позора. А то и весь город! И стихи пишешь хорошие, я прям молодость вспомнил! Отличные стихи! Марина Никаноровна, может, мы поможем молодому дарованию? У нас какие-нибудь литературные премии присуждают? Кто этим занимается? Зимовский?

– Не-не-не, не надо мне премию! – я тут же принялся открещиваться от такой радости. – Спасибо, но не считаю себя достойным.

– Это еще почему? – всплеснула руками пергидрольная. – У тебя талант!

– Да нет у меня никакого таланта, – я был честен с собой, и даже перспектива получения определенной денежной суммы меня не соблазняла, потому как в дальнейшем эта премия могла сыграть весьма негативную роль. – И стихи эти, они как бы не совсем мои.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился райкомовец. – Хочешь сказать, ты их у кого-то украл?!

– Я неверно выразился, – пришлось шустро шевелить мозгами, чтобы выкрутиться, впрочем, рабочая версия у меня уже была заготовлена. – Просто понимаете, как бы объяснить. Вот, Лен, ты, когда музыку сочиняешь, сидишь, поди, мучаешься. Ищешь формы, созвучия там, вот это вот все. То есть не бац – и мелодия готова, а работаешь, тяжело и упорно, так?

– Ну… да, – кивнула Зосимова. – Бывает, что что-то не идет, приходится с нуля переписывать.

– Вот! – я наставительно поднял палец. – А у меня всего этого нет. Я не пропускаю эти стихи через себя, не рожаю их в муках, если хотите. Я их вообще не пишу. Просто у меня, как у энергета, есть небольшое отклонение от нормы. Я при медитации впадаю в сатори. Знаете, что это такое?

– Болезнь какая-нибудь? – комсомолка отодвинулась от меня, обдав презрительным взглядом.

– Нет, это… – начал объяснять я, но меня перебили.

– Просветление, – учительница музыки таращилась на меня, словно видела в первый раз. – Очень редкое явление. Способность отрешаться от всего, сосредотачиваясь лишь на одной мысли. Я слышала, что такое иногда бывает, но ни разу не видела человека, способного на это.