Глава клана

Кстати, именно такое вот «Зелёное Пламя», как у меня, и цвет глаз – ничто иное как прямой признак близости к главной ветви правителей Изначального Селения. У других древних ипокатастим его цвет мог отличаться, разделялась же сама суть «эго» и способные видеть в темноте светящиеся глаза. Шли они чаще всего на юг, север и восток, что было как-то связано с зарождающейся религией Древа, на западном же направлении, где солнце садится за горизонт, и откуда пришли их предки, до определённого времени стояло табу!

Как я понял, в какой-то момент случился то ли сильный голод, то ли ещё что-то, но примерно во времена «Великого Жора», уничтожившего Константинополь, было сделано какое-то «Великое пророчество», следуя которому тогдашний Глава Клана поднял главную зеленоглазую ветвь и, оставив Изначальное Селение Совету Старейшин и немногим, не пожелавшим уходить, направил свои стопы именно на запад, в сторону, которую указал пророк.

Прошло несколько веков, сгинул старый Совет Старейшин, потерялись или исчезли ушедшие ранее ипокатастимы, а зеленоглазые всё бродили по свету, выполняя то самое пророчество. От руин Эпохи Сказок к заброшенным подземельям Эпохи Легенд, выискивая нечто ведомое одному только Главе, знание о чём он передавал исключительно своему наследнику. Тогда ли был найден тот самый «Игнис» или его забрали из Изначального Селения – неизвестно. В книге «Codex: Qui sumus est», которую Новгородцы оставили Ольге Васильевне, а та передала мне, была лишь сказка про «Хозяйку подгорных чертогов». Зато говорилось, что все нынешние зеленоглазые Бажовы, где бы они сейчас ни жили, – это потомки «новых ипокатастим» выделившихся из странствующего клана. Неизвестно так же, почему в один прекрасный день безрезультатные поиски неизвестно чего, ставшие смыслом жизни членов Главной Ветви, вдруг прекратились, а ветвь осела где-то возле уже образованного полиса Москва, построив новый посад.

Клан продолжал расти и дробиться, организовал Совет Старейшин во вновь найденном месте, которое предположительно было легендарным Изначальным Селением, а затем, уже в этом веке, последний передо мной глава Бажовых принял судьбоносное решение влиться в Московский Полис. Клан к этому моменту в очередной раз уменьшился, ушло разу несколько ветвей, так что осталось всего две, а учитывая падение рождаемости и многочисленные потери, мои родственники не могли более оставаться тем стволом, от которого будут рождаться всё новые и новые ветви. Так что решение самим стать московской ипокатастимой, по мнению авторов кодекса, было совершенно оправданным шагом. Тем более что это не Бажовы пришли в Полис с протянутой рукой, а сами Князья и Княгини долгое время просили их присоединиться.

Заканчивалась же общая часть не такой уж и толстой книги, явно написанной как справочно-историческая брошюра для подрастающих поколений новгородских зеленоглазых подростков, тем, что в один день московская ипокатастима, бывшая главная, просто исчезла. С ними безрезультатно пытались связаться, но какая-либо информация о них из Москвы просто не поступала, попытки же расследования не дали никаких результатов.

Далее шла информация пропагандистского толка на тему новгородской ипокатастимы, которую я прочитал в основном ради интереса. О том, какие холмгарёрские Бажовы-Александровичи сильные и хорошие, а также о том, что именно их Главная Ветвь должна занять освободившееся после исчезновения москвичей место в общей иерархии всех Бажовых. Их молодой лидер, книга датировалась позапрошлым годом, естественно, лучший правитель из возможных. И уже сейчас фактически выполняет роль Главы всего общего клана, так «доколе ещё нам, холмгарёрцам, терпеть подобную ситуацию?!»

Далее в пространных измышлениях автор обосновывал эти притязания на власть над остальными новгородскими Бажовыми и простыми запоминающимися лозунгами вбивал в головы читателей одну простую мысль: мы лучшие! А также сокрушался, что пошёл уже четвёртый десяток лет, а Совет Старейшин всё никак не может определиться с выбором достойнейшего и сделать единственный верный вывод в пользу холмгарёрцев.

В общем, если смотреть на новгородскую книжонку «Codex: Qui sumus est» непредвзято, можно было догадаться, почему, узнав о возрождении в Москве клана Бажовых, а ещё точнее, обо мне, Бажовы-Александровичи рванули сюда со всех ног довольно крупной торгово-боевой группой. И почему Ольга Васильевна, с которой, пытаясь найти меня, связались перехваченные кланом Ланских зеленоглазые, резко пресекла любые мои возможные контакты с ними, обменявшись сообщениями с представителем их главы. За что, собственно, и пыталась извиниться, из-за нервов выбрав не самое подходящее время.

У меня никаких моральных сил не было не то, что озлиться, а даже обидеться на неё в тот момент. А затем я отошёл, прочитал книгу и сам осознал всю ситуацию: всё-таки я был не совсем дураком, как то утверждал старик-предатель.

Я был нужен новгородцам как потерянный Осколок старшей семьи главной ветви. Статус, который подтвердил убивший Мистериона отступник. Потому как таковы традиции общности всего клана. Но вот в роли признанного, пусть даже чужаками в Москве, Главы Клана уже представлял определённую опасность для их лидера. А в благородство незнакомых людей в нашем мире верят разве что идиоты.

В конце-то концов, даже если меня не стали бы убивать напрямую! Ну право слово, мы же чародеи, и уж подстроить ситуацию, при которой я останусь жив, но согласно неизвестным мне традициям не смогу претендовать на своё наследие, не так уж и трудно. А провернуть что-то подобное, если перед тобой доверчивый человек, вообще раз плюнуть!

Сейчас, почти три месяца спустя, когда прошёл весь декабрь, январь и заканчивался февраль, я куда чётче, чем в те дни, осознавал нависшую тогда надо мной угрозу. Нет, мне не капала на мозги опекунша. У меня просто было время хорошо всё обдумать и оценить варианты. Однако, лёжа на госпитальной койке, я уже сам пришёл к определённым выводам и не винил ни в чём Ольгу Васильевну, наоборот, даже проникся к ней ещё большим уважением.

Но вот она тогда, видимо, видя не самое разумное поведение, которое я демонстрировал в те две недели, явно боялась неадекватной реакции. Да и, что уж там говорить, за несколько дней до этого я действительно мог вспылить. Вот только не из-за того, что мне не дали пообщаться с внезапно проклюнувшимися Бажовыми, а из-за того, что она решила всё сама, не то что не посоветовавшись, а даже не поставив меня в известность. Хоть тут был замкнутый круг, и со своего небоскрёба Ольга явно опасалась, что я, внезапно воспылав родственными чувствами, мог наплевать на голос разума, как поступил в вопросе с «Игнисом», и сам отправиться к ним.

Всё-таки эта долбаная артефактная печать, поставленная, как оказалось, попытавшимся похитить меня стариком Божиевым, элементы которой рассчитал и создал другой экс-Бажов Качарин, натворила дел, резонируя с ядрами Бажовых. Елизавета находилась в перманентной и углубляющейся тихой истерике.

Пусть Ольга Васильевна и считала, что основные проблемы были именно у меня (из-за особой чувствительности, вызванной своеобразной «антенной», как она это назвала по примеру теле и радиотехники, в виде материализованной и кристаллизованной души на груди). Но на самом деле хуже всего пришлось моей новой подопечной из-за деградировавшего за долгие тридцать лет простоя ядра, покрывшегося мягкой псевдо-оболочкой.

Эффекту, фактически противоположному той патологии, которая раньше была у меня. Когда общая оболочка, образовавшаяся после рождения вокруг моих противоборствующих ядер, за пятнадцать лет зарубцевалась и уплотнилась, почти не пропуская даже ту живицу, которая всё же могла быть использована, а не самоуничтожалась в противоборстве Ледяной Воды Карбазовых и Зелёного Пламени Бажовых.

Легче всего печать перенесли мелкие, особенно Юрик со Славиком, потому как были ещё очень маленькими, и природа энергетики одарённых сама защищала детей от подобных воздействий. Алёна же и Катя постоянно пребывали в депрессии, будто находились под психологическим давлением. Причём последней было полегче, опять же сказывался возраст, а вот бывшая посадская девушка, заполучившая чуть ли не одномоментно взрослое ядро, просто не понимала, что с ней происходит, слава Древу, умная девочка догадалась в итоге пожаловаться Ольге Васильевне.

Ну и, конечно, я, глава всего этого дома сирых и убогих! Зациклившись на «Игнисе» и регулярно впадая в едва сдерживаемую ярость, вообще ничего не замечал вокруг. Особенно того, что происходило с якобы моим кланом. Даже любовью с Алёной не занимался, почти забросив её и усугубляя и без того не лучшее состояние девушки.

Как результат, после госпитализации пришлось отрабатывать за все пропущенные дни. Впрочем, тут грех жаловаться, потому как занятие это было приятным, да и довольное личико девушки, значительно посветлевшее, с тех пор как я в первый раз увидел её, очнувшись в госпитале, тоже стало достаточной наградой.

К сожалению, подобная постельная терапия была совершенно неприемлема для других Бажовых. Особенно хреновая ситуация складывалась с Елизаветой. Женщина была откровенно потеряна и совершенно не знала, что ей дальше делать и как жить. Всё чаще и дольше она засиживалась на кухне со стаканом остывшего чая в руках, глядя неживым взглядом в окно и словно пребывая в другом мире, только Катенька или маленький требовательный Славик могли её хоть как-то расшевелить.

А вся проблема состояла в том, что память её была фактически исковеркана, перепахана, разровнена и вновь вскопана, так что большая часть воспоминаний вообще находилась под большим вопросом. Она даже в личности своей сейчас не была уверена, тем более что по ночам после воздействия печати её начали посещать повторяющиеся сны о рабском прошлом. Но вовсе не о том, которое она помнил.

В них Елизавета, выращенная женщинами клана Золотниковых, не была какой-то там простой рабыней! Она являлась высококлассной, хорошо обученной куртизанкой клана, которую иногда не гнушался посещать сам Глава, а также виднейшие из мужчин-старейшин! И была очень даже довольна своей жизнью, вовсе не заперта в четырёх стенах, имея возможность покидать небоскрёб! Правда, особых дел за его пределами у неё не находилось.

Днями напролёт другая она предавалась блаженному безделью, неге и развлечениям. Когда же случались праздники и приёмы, женщина участвовала в них в роли красивой куклы в шикарных нарядах, разнося напитки и раздавая улыбки богатым мужчинам в дорогих костюмах. Однако чаще всего танцевала и пела, играла на арфе, развлекая почтенную и высокопоставленную публику, собравшуюся в огромном роскошном банкетном зале.

А после подобных выступлений к ней в будуар приводили кого-нибудь из особо почётных гостей, и она развлекала его разговорами за искристым вином с «особенными» добавками и полунагими танцами, плавно переходящими в затейливые любовные игры. Заодно женщина тщательно запоминала всё, о чём они говорили в постели, а затем пересказывала особому человеку из Золотниковых, имени которого не знала.

Той Елизавете из снов нравилось заниматься сексом с разными мужчинами. Несколько раз ей приказывали перестать принимать специальный эликсир, препятствующий беременности, заменив его другим зельем, повышающим шансы успешного зачатья, и родить ребёнка от выбранного для этого гостя. Однажды таковым оказался даже сам Глава клана, что для её текущего статуса значило очень и очень много.

Что же до детей, ей до них не было ровным счётом никакого дела. И вовсе не потому, что Елизавета была бесчувственной особой или просто плохой женщиной. Просто с самого детства специалисты Золотниковых растили, воспитывали и учили её именно как элитную куртизанку, у которой просто не может быть каких-то там радостей материнства. Единственной её задачей, помимо выполнения основных обязанностей, было, когда на то укажут евгеники, зачать, выносить и родить, что воспринималось как неизбежное зло и определённая плата за роскошную жизнь. Что же дальше делать с получившимися младенцами, она даже не представляла, тем более что из-за специальных настоек у той Елизаветы никогда не было грудного молока, и её бюст всегда сохранял идеальную форму.

Пересказывая эти сны, женщина, по словам Ольги Васильевны (потому как меня как мужчину просто не пригласили), откровенно рыдала. У реальной Бажовой, оказывается, тоже не было молока, так что поначалу к Славику приставили кормилицу, а уже здесь, у нас, моя опекунша принесла Маргарите Васильевне рецепт какой-то хитрой и очень полезной для детей его возраста смеси, которой и кормили мальчика.

Главным же тёмным пятном в жизни той Елизаветы, приходящей к настоящей в снах, был регулярно посещавший её дортуар полный мужчина старше среднего возраста, которого она звала как Надворного Советника Золотникова Виталия Юриевича. Хотя вне небоскрёба он носил свою старую фамилию Окин, скрывая от Княжеского Стола принадлежность к чародейскому клану, дабы не потерять свой высокий пост. Он неизменно вызывал у женщины стойкое отвращение, был груб и жесток в постели, каждый раз она теряла сознание, а когда приходила в себя, его уже не был в спальне, но ещё несколько дней она чувствовала себя усталой и разбитой.

В общем-то, информация об Окине так же подтверждалась допросами предателя Качарина. Когда-то этот человек носил имя Семёна Павловича Бажова, и он, как и трактирщик, вследствие ошибки юности его матери, не прислушавшейся к клановому евгенику и нашедшей недолгую и несчастливую любовь с бесклановым чародеем со стороны, был очень слабым одарённым. Обладателем вторичного аспекта, суть которого никому не была известна, но он считался практически простецом. Какое-то время будущий Окин тоже учился на кудесника, вследствие чего и сошёлся со своим будущим подельником, Качариным, однако стезя артефактора его никогда не прельщала.

Семён Бажов желал известности, богатства и власти, его привлекала стезя политика, так что молодого мужчину совершенно не устраивало его положение в нашем клане. Тем более что пусть наверх ему был перекрыт не только и не столько в связи с отсутствием каких-то сил, но и из-за дурного характера и того факта, что как-то проявлять себя и работать на благо клана будущий Окин совершенно не желал.

Именно его Качарин называл главным манипулятором, а также идейным вдохновителем и автором плана по низвержению Бажовых. Который появился и оформился, когда Окин сильно сдружился с таким же амбициозным, как и он сам, но к тому же очень сильным чародеем Всеволодом Бажовым, основная беда которого состояла в том, что он родился в одной из младших семей побочной ветви. А потому в своём пути наверх вынужден был сталкиваться с множеством конкурентов, в том числе и куда более сильных, происходящих из главной ветви клана.

К тому же уже бывший Надворный Советник Окин оказался единственным из переживших последние тридцать лет предателей, которого не смогли покарать новгородцы. Словно дикий зверь, почувствовав опасность, он укрылся от мести Бажовых в небоскрёбе Золотниковых. А когда, узнав с подачи Ланских подноготную этого человека, Княжеский Стол потребовал от этого клана его выдачи как преступника, оказалось, что он опять умудрился удрать, на этот раз на локомотиве Перевозчиков, давно ушедшем в Киев, с планами отправиться затем во Львов, а следом в Варшаву. Что, впрочем, не значило, что холмгарёрцы не будут искать отступника и там.

Основной же проблемой, из-за которой мы просто-напросто не могли с ходу помочь Елизавете с её бедой, было то, что трудности с её памятью оказались связаны не с чарами, алхимией или даже «эго» ментальной направленности, которые можно было бы постараться преодолеть без особого ущерба для женщины. Ольга Васильевна, тщательно обследовав её, диагностировала длительное, проводимое более двух лет, регулярное воздействие гипнозом. С помощью которого формировались не только поддельные воспоминания в голове женщины, но и, похоже, новая личность, которая, однажды проснувшись, выполняла заранее заложенные гипнотизёром установки. Что делало Елизавету чрезвычайно опасной для окружающих.

Гипноз – это, можно сказать, уникальная техника, поскольку доступна она даже простецам, однако оказывает очень грубое воздействие на сознание человека. Работу менталиста можно было бы сравнить с кисточкой мастера, превращающего холст в картину. Специализированные и далеко не всегда разрешённые чары – с молотком и зубилом, высекающими скульптуру их куска мрамора, а алхимические средства – с мастерком и шпателем, фигурно наносящими штукатурку на стену. А вот гипноз был паровым трактором, разравнивающим поле, чтобы потом своим ковшом в одном месте вырыть ямы, а в другом насыпать горки. Причём получившийся ландшафт вполне мог быть очень даже сложным и затейливым, но как ни ровняй горы грязи, ему никогда не сравниться с настоящими произведениями искусства, в то время как сопутствующий ущерб для местности колоссален.

Ольга Васильевна знала, о чём говорит! Она сама владела этой техникой, я же не далее, как год назад, мог в полной мере прочувствовать на себе жутковатую подчиняющую силу такого воздействия. Впрочем, я быстро сбрасывал с себя нанесённые установки, но это были разовые и очень кратковременные сеансы, последствия от которых никак не могли закрепиться ни в сознании, ни в подсознании.

Естественно, что всё это мы узнали втайне от Елизаветы Всеволодовны. Совершенно непонятным было, оставил ли гипнотизёр какие-нибудь особые закладки, и как они среагируют на подобное разоблачение. Тем более что были все основания подозревать, что именно Окин внёс все эти изменения, а Качарин перед своей смертью на допросе Бажовых утверждал, что это очень опасный, жестокий, коварный и мстительный человек.

Сны, как и сама Елизавета, хором подтверждали тот факт, что этот человек регулярно посещал её в бытность у Золотниковых, принуждая к соитию. Так что можно было предположить, что те постоянные обмороки, о которых она упоминала, были не чем иным, как затёртыми сеансами гипноза. Тем более что плохое самочувствие после таких вторжений в сознание – вполне нормальная самозащита организма, предупреждающая человека о том, что недавно с ним происходило «что-то не то».

Правда, непонятно было, случался ли в реальности во время их встреч сам процесс соития. Он мог быть наведёнными воспоминаниями, призванными оправдать проведённое в обществе женщины время. А негативные эмоции – реакцией подсознания. Тем более что сейчас, получив от новгородцев образцы ДНК и живицы убитого в канализации отступника, мы знали, что именно этот Всеволод Бажов и был родным биологическим отцом Елизаветы. Он же, похоже, и спас её в ночь уничтожения клана, после чего то ли продал, то ли просто отдал девочку Золотниковым с какими-то условиями.

Однако самое отвратительное во всём этом оказалось то, что Славик был сыном этого же человека, не погнушавшегося взять собственную дочь. Так что Окин вполне мог и в реальности регулярно жестоко насиловать женщину, получая особое удовольствие от того, что она дочь его лучшего друга. На это же указывало и её к нему отношение, ведь, по словам Ольги Васильевны, сильные эмоции приоткрывают сознание для гипнотизёра, однако куда разумнее навеять любовь и обожание, нежели ненависть и отвращение. Так что, похоже, мужчине было просто всё равно, и не затирал он свои визиты только ради правдоподобности, ведь Золотниковы могли бы заподозрить неладное, если бы куртизанка регулярно не помнила своего клиента. Но, вполне возможно, его просто заводило чувство беспомощности и злость Елизаветы, испытываемые ею в процессе соития.

Как вывод, к которому мы пришли: если сны женщины были о её реальном прошлом, то многое вставало на свои места. Скорее всего, резонирующая печать, вызвавшая у нас – зеленоглазых – тремор ядра, расшатала живицу Елизаветы, и непривычный, неровный ток её к мозгу как-то повлиял на установки, оставленные гипнотизёром. Плюс Ольга призналась, что, услышав про «Игнис», волнуясь за меня, использовала последовательно два особых алхимических снадобья, чтобы выяснить у Бажовой подробности, а затем затереть следы о себе в памяти. Так что есть вероятность, что зелья смешавшись, добили гипноз, и он «пополз», позволяя прошлой личности, запрятанной далеко в подсознании, начать прорываться на поверхность. В частности, в снах.

В общем-то, это объясняло многие моменты в ранней истории, рассказанной Елизаветой. Освещая вопросы о покалеченной девушке Кате, которой, судя по всему, никогда не существовало и которой Золотниковы по какой-то причине позволяли учить ребёнка клановым премудростям Бажовых. О том, почему красивая женщина была вначале презираемой рабыней, зачастую выполнявшей чёрную работу, но при этом состояла в личном гареме самого Главы клана. А затем вдруг ни с того ни с сего была отдана на поругание всем желающим, но при этом по ней совершенно нельзя было сказать, будто она привычна к тяжёлому труду или замучена жестоким отношением, что раньше вызывало определённые подозрения Ольги Васильевны. Ну и то, что её старшая дочь Катя, хоть и видно, что испытывала к ней определённую любовь, до сих пор посматривала на женщину с некоторым удивлением и неверием, а Юра, вроде как отобранный ещё во младенчестве, знал о ней и относился с презрением.

Но самое главное, это отвечало на вопрос: как она, проведшая всю сознательную жизнь в заточении, смогла вывести детей из небоскрёба, а затем ещё и добраться до нас! Трудно поверить, что бесправная рабыня способна сделать нечто подобное и остаться в живых. А довольно-таки уважаемая в клане куртизанка, которую никто не держит и которая знакома с Полисом – совсем другое дело! Никто просто не обратил внимания на то, что она делает, пока не стало слишком поздно!

Одно непонятно: как клановые евгеники позволили родиться явно незапланированному и непросчитанному ими Славику, оказавшемуся чистокровным Бажовым, пусть и плодом инбридинга! Впрочем, как я думаю, если бы у нас было больше информации, и этот факт получил бы своё объяснение.

Естественно, этими мыслями и выводами мы с Елизаветой Всеволодовной не поделились. Женщина и так была в шоке и ужасе от того, что прошлое из снов может быть её реальной жизнью, о чём она догадалась сама. А вот то, что её память подделана, объяснить пришлось, уж больно она зациклилась на том, что я непременно вот-вот умру, если каким-то чудом не завладею «Игнисом».

Так что сейчас она была в таком состоянии, что Ольга Васильевна даже приставила к ней постоянное наблюдение, небезосновательно опасаясь, что та наложит на себя руки. Тем более что, пусть Храмы Древа в последние лет сто активно не одобряют как обычные, бытовые, так и ритуальные самоубийства для одарённых, какого-либо реального табу так и не было установлено. В отличие от простецов, сводить счёты с жизнью которым было строжайше запрещено ещё при Князе Горохе из-за настоящих эпидемий массовых самоубийств в особо тяжёлые годы.

Впрочем, проблемы членов моего собственного маленького клана, хоть и были важны, но не отменяли моих собственных! И их было также немало. Начиная от того, что моих родителей, оказывается, убили, в то время как считалось, что они погибли при несчастном случае, заканчивая тем фактом, что часть сознательной жизни мною как-то манипулировала группа свихнувшихся стариков, исполняя страстное желание одного из них заполучить в свои руки таинственный артефакт старшей семьи всех Бажовых, называемый «Игнисом».

Может быть, потому что трактирщик и Надворный Советник были вполне довольны своей новой жизнью, они особо не лезли в мою, а потихоньку реализовывали свои планы, удерживая особо ретивого дружка от активных действий. В конце концов, как я понял, только «Уважаемый колбасник с Калашного ряда» так и не получил от предательства того, чего страстно желал. Один из бравой клики предателей вообще сдох во время бойни, ещё двое преставились в следующие пятнадцать лет. Чем жил и о чём мечтал бывший Бажов, принявший кличку Скоморошка, не знал никто.

Впрочем, этого человека вообще остальные предатели считали немного двинутым на голову и не совсем понимали мотивы, побудившие его примкнуть к их заговору. Хотя шпион и соглядатай он был отменный. К тому же именно он вновь нашёл мою мать и навёл на нашу семью остальных экс-Бажовых. О «странностях» же его говорило хотя бы то, что Скоморошка оказался, пожалуй, единственным чародеем за всю историю Полиса, умудрившимся случайно погибнуть под тяжёлыми цилиндрическими колёсами медленного парового дорогоукладчика примерно год назад.

Непосредственный исполнитель убийства моих родителей, некто Батурин, хотя спланировал катастрофу и всё организовал Окин, как и мечтал, пробился в лидеры одной из наёмничьих Ассоциаций. Этот погиб тихо и мирно на одной из тёмных улочек Дна. Пусть он и был чародеем, но это не спасло его от «случайного падения на нож». Почти сорок раз. Спиной. Трактирщик Качарин, постоянно расширявший сеть принадлежавших ему забегаловок и клепавший артефакты теперь исключительно для себя, тоже не жаловался, медленно обрастая огромной семьёй, в которой он безраздельно правил.

Семён Бажов же, освободившись от сдерживающего его амбиции клана, отныне стремился к вершинам полисной власти в Москве. Как минимум к тому максимуму, что был доступен для простецов. На свою беду, он уже был одарённым, пусть и катастрофически слабым, а не являлся ни простецом, ни феноменом вроде Клары, так что не мог усилиться, съев хрустальное яблоко с чужим извлечённым ядром. Этот жуткий ритуал с хрустальными деревьями душ, жертвой которого я чуть было не стал в прошлом году, оказывается, до сих пор практиковался Бажовыми, разделявшими очень древнюю и ортодоксальную веру в Древо. Так что найденные мною в катакомбах плоды, были, скорее всего, извлечены в связи с особой нуждой из умирающих бойцов, но к деятельности «Садовников» это никак не относилось.