Белокурая бестия. Игра по волчьим законам

– И что же он пел, шарфюрер? – иронически улыбаясь, спросил Диц.

– Извините, господин лейтенант, он произносил нехорошие слова.

Кригер был инструктором по физкультуре в гитлерюгенде и не мог красиво выражать свои мысли. У него было теплое место в Гамбурге, и он мог отсидеться в родном городе до завершения военной кампании, но его отправили на фронт за несвоевременную выплату партийных взносов; такова была официальная формулировка, а на самом деле он был позорно уличен в краже продуктов из курсантской столовой, что не пристало делать ветерану национал социалистической партии принимавшему участие в разгроме рёмовских оппозиционеров.

– Что вы ломаетесь как уличная девка, – строго сказал, лейтенант, – или мне вам сказать, какие это были слова?

Кригер молчал. Он хорошо знал значение доносившихся с неба слов, но, будучи трусом в душе не решался воспроизвести их в присутствии флегматичного лейтенанта, который представлялся ему настоящим исчадием ада готовым пристрелить человека за малейшую провинность. Он цацкался лишь с этим русским подростком, который безнаказанно палил во все стороны и убил вчера обозную лошадь, возившую полевую кухню, оставив караульных без обеда. Кригер мог спокойно прикончить мальчишку, но этот хладнокровный убийца решил еще немного поиграть с ним в прятки. Лейтенант, впрочем, был всегда подчеркнуто вежлив с подчиненными и никого вроде не собирался расстреливать, но Кригер нутром чуял в нем страшного хищника, не ведающего слова жалость. Со Штайнером было проще: тот жил сам и другим не мешал жить, а с этим… ведь ни за что отстегал кнутом, педераст. В город к проституткам не пускает, а здесь запретил приставать к женщинам, поскольку мы оказывается «Не воюем с гражданским населением» Накатать на него анонимку, что ли в штаб дивизии, чтобы знал, дерьмо, как поднимать руку на ветерана партии. Два дня после этого позора он не мог сидеть на стуле: мягкое место горело, словно вымазанное скипидаром.

Лейтенант догадывался о значении «непозволительных» слов, которые выпытывал у этого красномордого дебила, но хотел услышать подтверждение своим догадкам от Кригера.

– Может быть, он сказал «Дурак» на известную особу?

– Нет, господин лейтенант, хуже, он сказал непозволительное слово.

– На кого?

– На известную особу.

Диц встал, подошел к портрету, висевшему на стене и, вглядываясь в изображение сурового человека в парадном мундире, строго спросил:

– Как это понимать Кригер, возможно, Иван хочет освободить пленных?

– Никак нет, господин лейтенант, Ивану наплевать на гномов, он мстит вам за дочь Симакова, которая была его кралей.

– Откуда вам это известно?

– Об этом говорят все сельчане. Они называют его звереныш и считают оборотнем.

Диц опустился в кресло и закрыл глаза.

– Вы поэт, Кригер?

– Никак нет, господин лейтенант!

– Я думаю, что вы болван и вам надо выбирать выражение, прежде чем что-либо сказать.