Николаев из кармана форменной рубахи достал удостоверение. По его растерянному виду я понял, что оно потекло. Младший милиционер молча протянул свое удостоверение старшему.
– О! Тут расстрелом не отделаешься! – обрадованно заявил Ефремов, – Тут поляна! Не меньше.
Вернулась Марина с пожилой полной санитаркой в белом халате и с белой косынкой на голове. Они принесли две заношенные полосатые пижамы и безразмерные кожаные тапки без задников.
– Переодевайтесь, – распорядилась врач.
Было не очень комфортно раздеваться перед всеми догола, но я смотрел, как и что делает Николаев и повторял за ним. Мы переоделись и сразу стало тепло. Мокрую одежду и обувь мы побросали тут же на полу.
Санитарка притащила покоцаный эмалированный таз, покидала туда наше мокрое барахло и утащила куда-то. Вернулась со шваброй, с ведром и принялась старой мешковиной подтирать за нами. Полоскала и отжимала тряпку она голыми руками! Я немного зазевался и больно получил деревянной шваброй по косточке голеностопа. У меня слёзы брызнули из глаз! А санитарка даже не ойкнула. Только глянула на меня сердито.
У согревшегося Николаева стали сильно кровоточить руки и кровь с ладоней обильно стала капать на пол.
– Что с руками? – устало спросила Марина.
– Об лёд порезался. Боялся, что нас под лёд утянет, когда этого шизика доставал. – оправдывался Николаев, показывая врачу ладони. – Река только с краёв замёрзла, а посередине такое сильное течение! Я шапку из-за него форменную потерял в реке. И ксиву испортил.
Произнеся это, Николаев вдруг покачнулся и начал заваливаться на сторону. Ефремов живенько подскочил к нему и подхватил под руки. Врач помогла усадить Николаева на стул, осмотрела его глаза, поинтересовалась, не болит ли голова и не двоится ли в глазах. Получив отрицательный ответ, чему-то кивнула мысленно и сказала, показав на руки:
– Тут шить надо. Сестру позову.
А потом добавила:
– В больнице вас пока оставлю. Понаблюдаем. Похоже, что помимо порезов на руках, у вас еще небольшое сотрясение мозга. Завтра на обходе главврач посмотрит и все решит.
– Держи руки над тряпкой! – рявкнула недовольная санитарка и бросила мокрую мешковину под ноги Николаеву. Он, как ни в чём не бывало, послушался.
– Ты и меня не помнишь? – между тем спросил меня Николаев. – Я с твоей сестрой в одном классе учился.
Я пожал плечами и отвернулся к окну. В отражении я увидел юного парнишку среднего роста, субтильного, большие глаза, нос с горбинкой. И лопоухий до безобразия. В огромной пижаме не по размеру он похож был на Пьеро. Только колпака не хватало.
Я усмехнулся про себя: не просто будет ему с такой внешностью девчонок кадрить.
А кто это, собственно? Я почувствовал, как у меня на голове зашевелились волосы.
Где-то на лбу неприятно саднило, я машинально дотронулся до головы.
Паренёк в отражении сделал то же самое.
Глаза у него начали ещё больше округляться. Я подошёл ближе к окну. И отражение приблизилось ко мне. Я помахал рукой отражению, и оно помахало мне в ответ… Сомнений нет: там, в окне – я.
Глава 2.
Среда, 10.02.1971 г. Святославская городская больница
Я стоял в полной прострации перед окном, глядя на своё отражение. Ещё полчаса назад я был шестидесятилетним дядькой. Как я мог оказаться этим прыщавым юнцом? Может, всё-таки, это галлюцинация?
Но все ощущения просто вопили о том, что это реально. Хотя этого просто не может быть! Убежденный рационалист и прагматик внутри меня упорно твердил, что всему происходящему есть разумное объяснение, и вот-вот ситуация прояснится, надо просто еще немного подождать. Однако минуты текли, а ничего не прояснялось, ситуация не менялась. Я все более отчетливо понимал, что произошло нечто необъяснимое, и я действительно нахожусь в теле этого молодого паренька, а время откатилось на несколько десятилетий назад.
Вернулась Марина и привела с собой медсестру средних лет и возрастного доктора – высокого, крупного, седого мужчину в роговых очках и с лысиной на макушке.
Марина с медсестрой увели Николаева в процедурную. Санитарка подтерла за ним капли крови на полу и ушла. Старший сержант беседовал с пришедшим доктором. Они долго шептались у меня за спиной. Краем уха я разобрал слова милиционера:
– Да точно Вам говорю! Он сам прыгнул.
Они ещё какое-то время постояли, обсуждая мою персону, а потом вдвоём подошли ко мне и встали на небольшом расстоянии сзади. Я уже подумал, что они сейчас набросятся на меня и свяжут как буйного психа.
Я все ещё находился в полнейшем ступоре от происходящего, не успел выработать стратегию своего дальнейшего поведения и продолжал стоять лицом к окну, наблюдая за ними в отражении.
– Ивлев! – обратился ко мне старший сержант. – Объясни нам с доктором, с какого перепугу ты сиганул с моста.
Я повернулся к ним, решив идти в несознанку:
– Не помню.
– Вот. Он даже фамилию свою не помнит, – сказал Ефремов.
– Он в воду упал? Не мог он там обо что-нибудь головой удариться? – уточнил доктор и подошёл вплотную ко мне. Он уверенно убрал мою руку от моего же лба.
– Это что за шишак? Синяка еще нет, только ссадины. Травма свежая. – констатировал он.
– Юрий Васильевич, честно сказать, я не видел, как он упал, – оправдывался старший сержант. – Там, куда он сиганул с моста, река не замерзла, это точно. Об лёд он удариться не мог. Если только под водой что-то было. Или там опоры бетонные у моста, его течением как раз на них потащило. Может и врезался. У него что, эта? Как её? АмнЕзия?
АмнЕзия! Цирк! Но легенда для меня сейчас оптимальная. Пока не пойму, что здесь происходит, будет очень удобно все казусы объяснять потерей памяти.
– Не знаю. Будем наблюдать, – ответил доктор. – Полежит у нас недельку. Может, вспомнит, что его на этот «подвиг» толкнуло. Да? Ивлев!
Я молча кивнул. Мне сейчас передышка ой как нужна.
– Еще пригласите мне его родителей, – попросил доктор старшего сержанта. – Как, значит, его зовут?
– Вроде, Пашка. Николаев мой точно скажет. Он его знает, на одной улице живут.
– Хорошо. Пойдём, Ивлев, – сказал доктор, бесцеремонно развернул меня за локоть и, пихнув ощутимо в спину, подтолкнул меня в сумрачный коридор, в который Марина увела Николаева.
Мы прошли мимо нескольких закрытых дверей и подошли к открытой двери с надписью «Процедурная». Доктор уверенно зашёл туда. Я вошёл за ним и скромно встал у входа.
Николаеву, по-видимому, уже зашили порезы на ладонях. Лицо его было очень бледным. Сестра бинтовала ему правую руку, левая была уже забинтована.
– Противостолбнячную сразу поставь ему, – сказал доктор Марине.
– Хорошо.
– Что тут?
– Переохлаждение. Шесть швов на правой руке, четыре на левой. Первое время даже ложку держать не сможет ни той, ни другой рукой. И еще у него головокружение довольно сильное. Возможно, ударился головой.
– Так, и этот тоже с ушибом головы! Возможно, и правда в реке там что-то есть. Ну ничего! До свадьбы заживёт! Но недельку пусть полежит, понаблюдаем.