От Фарер до Сибири

Вернувшись на судно после полудня, я встретил г-на Знаменского, высокопоставленного городского чиновника, правую руку губернатора. Во время моей первой остановки в Тобольске я уже его приветствовал. Я с ним переписывался еще до отъезда из Швеции.

В 18.30, одевшись в элегантный новенький фарерский национальный костюм, я отправился в город во исполнение приглашения. Две изящные дамы собрались со своими семьями в назначенном доме, и было бы излишним говорить, что встречен я был очень любезно и гостеприимно. Там было в изобилии все, что свойственно цивилизованной светской жизни. Поздно вечером я опять пришел на судно. В моей голове еще звучали веселые песни, исполненные юной красавицей под аккомпанемент фортепьяно, что позволяло мне не обращать внимания на неудобную, жесткую койку, в которую я лег спать.

Я провел в этом городе три дня. Было тяжело на сердце и грустно, когда настал час расставания с милым Тобольском. Благодаря моему веселому лицу и простому нраву у меня там появилось много друзей.

В крестьянской избе

Накануне отплытия, после того как на борт были подняты последние товары и провиант, а также наняты караваны для рыбного промысла на станциях (караваны – люди с сомнительным прошлым, из низов)[32 - У автора – Karavanerne. Автор использует слово «караван» в значении «грузчик на судне». Учитывая, что одним из первых значений этого слова было «вьючное животное», его трактовка становится понятной.], к нам с визитом пришли исправник[33 - Исправник – глава полиции в уезде, подчиненный губернатору. – Прим. ред.] (в Сибири – самое высокое должностное лицо после губернатора) и городской врач. Они совместно проверили провиант, ради чего врач подверг экипаж и караванов досмотру – если кто-то страдал какой-либо формой инфекции, его надлежало снять с борта.

3 июня, в очень погожий день, мы отшвартовались и с приспущенными парусами пошли по течению. Севернее от города над рекой на высоте приблизительно 500 футов возвышался крутой обрыв, к северу он снижался. У большой деревни в четверти мили от города ширина реки была небольшой. По обрыву ходили люди, занятые каким-то делом. С палубы шлюпки до них доносились песни и музыка. Матросы и караваны были достаточно пьяны и крайне веселы. В первый день капитан не мог и заикаться о дисциплине – команде разрешили пить и делать на палубе все, что заблагорассудится. На судне не было ни одного трезвого человека кроме меня и юноши, стоявшего у штурвала. Но на следующий день о пиршестве уже никто и не вспоминал, почти все были трезвы, и большинство тех, кому было чем заняться, уже были погружены в деятельность: некоторые из караванов скрепляли бочки, в которых на рыбных станциях должна была солиться рыба, другие приводили в порядок сети и лески.

У матросов забот было меньше. Погода была спокойной, поэтому от парусов не было никакого проку.

День оставался хорошим и безветренным. Поскольку судно шло исключительно за счет силы течения, у меня часто была возможность выплывать на своем каноэ к затопленным паводком кустарникам или приставать к берегу и идти на охоту. Судно тем временем продолжало свой путь на север, но за несколько часов я его всегда догонял. Благодаря моей охоте экипаж снабжался свежей птицей. Но тут я должен признать, что, когда я натыкался на диких уток, которые вели безнадежную борьбу за жизнь в силках, установленных русскими охотниками на пологих песчаных островках, я обычно прекращал страдания птиц и, как правило, прибирал эту добычу к рукам.

Мы прошли множество деревень, которые были окружены ровными зелеными вспаханными полями. В ряде мест мы бросали якорь. Я, естественно, тоже сходил на берег. Дома были сделаны из круглых бревен (бревенчатые избы), которые ни снаружи, ни изнутри не были обшиты досками или панелями. Обычно внутри них была одна или две комнаты, гостиная и кухня. В гостиной на расстоянии ? локтя от потолка находилась антресоль, которая зачастую расположена у входа, так что входящий должен нагибаться, пока он не дойдёт до центра комнаты. Такая антресоль (полати) также есть в норвежских избах, где она может использоваться как спальное место. В сибирской деревенской избе нередко можно услышать реплики, идущие как бы ниоткуда, – их произносят люди, которые лежат и отдыхают на таких полатях, где температура заметно выше, чем внизу. На полати можно забраться по узкой лестнице, которую, когда она не используется, прикрепляют к стене. Лишь в немногих домах есть кровати. Русские предпочитают лежать на теплых полатях, на печи или просто располагаться на полу, на который, как правило, предварительно кладут овечью шкуру или какие-нибудь куски материи. Люди обычно идут спать полураздетыми. Если в избе есть кровать, она ночью, как правило, стоит пустой, а днем на ней хранятся ковры, шкуры и материи, которые используются для настила на полу.

Гостиная не очень велика. Утварь состоит из нескольких простеньких стульев, тяжелого прямоугольного стола из сосны, пары сундуков и ткацкого станка. Маленькие окна украшены красивыми ухоженными домашними растениями в горшках. Так же как и в некоторых удаленных деревнях в Вестланне на западе Норвегии, детские колыбели вешают на высокий гибкий шест, толстый конец которого упирается в потолок. Если несильно потянуть за веревку, привязанную к колыбели, та благодаря гибкости шеста начинает двигаться вверх и вниз. Колыбель висит на высоте нескольких локтей от пола; ее покачивания усыпляют ребенка. Это оказывает гораздо менее вредное влияние на его душевное состояние, чем в случае обычных колыбелей, стоящих на полу. Старательные домохозяйки ткут грубое полотно для верхней одежды мужчин и серо- коричневое сукно для мужских зипунов – своего рода верхней куртки. Разведение льна, которое здесь широко распространено, так или иначе создает женщинам очень много работы.

Непритязательность русских хорошо известна. В деревнях у Оби люди кормятся почти исключительно чаем, хлебом и огурцами, солеными или свежими. В одном из домов, куда я нанес визит, я купил у хозяйки несколько куриных яиц, которые она мне сварила и подала с сухим черным хлебом домашнего приготовления. Масло или другие добавки к хлебу там не существуют в принципе. К яйцам я получил плохо заваренный листовой чай. Домочадцы сели за стол со мной. Внутрь зашло несколько односельчан, которые приветствовали сидящих: «Здравствуйте! С чаем, с сахаром!» Среди простого народа обычно принято говорить «приятного аппетита!». Если вы встретили человека за обедом, то тогда надо говорить: «Хлеб и соль!» или «Приятного кушанья!».

После примерно двухнедельного плавания мы достигли грузового порта Самарово[34 - Совр. Ханты-Мансийск. – Прим. ред.] у места слияния Иртыша с Обью, не испытав потребности в использовании парусов, потому что все это время был полный штиль.

Глава V

На реке Обь

В Самарове живут 500 человек. Это охотники, чье главное занятие весной – добыча гусей. Для охоты используются манки, каждый из которых помогает поймать от 5 до 10 птиц. Мы причалили к берегу у деревни. Кок сошел на сушу для пополнения провианта, принеся по пути обратно свежее молоко, несколько тушек гусей по 30 копеек за штуку, а также откормленного теленка, стоившего 80 копеек (160 эре). На широте Самарова заканчивается зона культивирования зерновых культур, поэтому здесь выращивают капусту и другие овощи, свеклу, картофель, а также траву. Почва вокруг города очень глинистая и песчаная. После шестичасовой остановки мы поплыли дальше. Это было 13 июня 1890 года. Погода была прохладной, дул северо-западный ветер, а во второй половине дня выпал мокрый снег. В нескольких верстах от Самарова нас догнала лодка-плоскодонка, в которой гребли двое мужчин, а третий на корме управлял ходом при помощи весла. Лодка шла по направлению к нам и остановилась у правого борта. Из люка в передней части сводчатой надстройки посреди лодки показалась голова священника, который поднялся на судно и сообщил, что следовал по пути из Тобольска в Обдорск, но очень устал от дороги, и поинтересовался, не могли бы мы взять его со спутниками на борт до Обдорска. Г-н Миккельсен тут же ответил отказом на его просьбу, так как каюта была слишком мала, чтобы вместить трех человек. Опечаленному священнику поэтому пришлось покинуть судно. Я почувствовал к нему жалость, но в любом случае он бы добрался до места назначения быстрее, чем мы.

Во время дрейфа (паруса постоянно были приспущены) мы проследовали мимо множества остякских[35 - Остяки – совр. ханты.] юрт (деревень), состоявших из нескольких десятков избушек (низкие, неприглядные бревенчатые дома). Во многих из этих домов в окна было вставлено маленькое стекло или телячий желудок, растянутый на деревянной раме. Остяки, постоянно проживающие в районе Оби, почти все крещеные – в некоторых деревнях мы видели небольшие часовни.

15 июня мы находились на 64° с. ш., ночи уже начали становиться белыми. В течение нескольких недель мы с нетерпением ждали того момента, когда солнце будет светить целые сутки. Мы проходили мимо множества барж, пришвартовавшихся у пологих песчаных берегов, где занимаются рыбным промыслом, бросая невод. Первая рыбная баржа находилась неподалеку, к северу от Самарова.

Левый берег Оби по большей части низкий и часто затапливается, тогда как на правом много высоких обрывов или живописных песчаных отмелей, за которыми следуют луга, как правило, находящиеся рядом с русскими, вогульскими[36 - Вогулы – совр. манси.] или остякскими деревнями. Местные жители летом ловят рыбу, а также в разные времена года охотятся на лосей, медведей, белок, лисиц и др. Во многих деревнях, которые я посетил, на стенах домов сушились растянутые лосиные шкуры. По обе стороны реки – густые леса, практически непроходимые даже для охотников. Путешественникам, интересующимся охотой и рыбалкой, можно порекомендовать совершить поездку в северные районы Сибири, где можно поохотиться на тюленей и дельфинов, а затем осенью южнее – на медведей, лосей, куропаток, уток и т. д., имеющихся в изобилии в сибирских лесах и озерах.

В 300 верстах к югу от Обдорска Обь разделяется на два рукава. Наконец-то подул попутный ветер, мы проплыли через естественный канал из более крупного и более широкого рукава в более узкий, называемый Малой Обью. В устье этого узкого рукава находилось остяцкое становье, состоявшее из трех чумов. В ста верстах далее к северу рукава соединялись в одно русло, усеянное множеством островков самых разных размеров. Местами на берегах виднелись куски льда, а в ложбинах у берега – сугробы. На северо-западе пред нами предстало величественное зрелище Уральских гор. Погода стояла ясная, благодаря чему отчетливо были видны контуры покрытых снегом вершин на фоне чистого синего неба.

19 июня мы оказались в 75 верстах к югу от Обдорска, где из-за тумана нам пришлось причалить к берегу. На следующий день опять установилась ясная погода. Мы проплыли еще какое-то расстояние, а после обеда встали, найдя укрытие от ветра рядом с одним из островков в паре верст от Обдорска.

Судно не было видно с суши – капитан совершенно не хотел, чтобы его посетили представители местных властей, не желая иметь с ними никаких дел.

Иногда бывает трудно вести дела с полицией и таможней. Я с капитаном и двумя матросами направился к суше на лодке. В маленьком отдаленном городке Обдорск находится много красивых домов, а также деревянная церковь. Во время нашего прибытия там как раз велась работа по возведению большой и красивой каменной церкви. Руководителя строительных работ, немца, выписали из Лифляндии. В Обдорске живет много богатых купцов, их деревянные дома с внешней стороны нередко украшены орнаментами.

Мы посетили нескольких купцов – нас угощали наилучшим образом. В Обдорске обитают различные аборигенные народы – остяки, вогулы и юраки (юраки-самоеды). Их землянки, шалаши из еловых веток и чумы находятся неподалеку от берега на окраине города. Мы увидели много представителей местных народов на улицах, гулявших в задвинутых на затылок капюшонах, пришитых к меховым курткам. Когда мы покинули город на лодке, пред нами предстал прекрасный вид, где в вечернем багрянце над другими зданиями возвышалась красивая обсерватория.

На берегу, где еще оставалась узкая полоска снега, уже прыгала пара вестников лета – красногрудых певцов[37 - Автор, скорее всего, имеет в виду снегирей. – Прим. ред.]