Умоляй, ведьма. Часть 2

Бертран поклонился, а следом за ним склонили светлые головы и остальные волшебники в белых мантиях, испещренных солнечными звездами.

Минуло короткое мгновение, и воздух наполнился словами древнего заклятья, сорвавшегося одновременно с губ сильнейших светлых магов королевства.

«Мое слово омоется кровью,
Мое тело оденется в свет,
Солнце сядет в изголовье,
А в изножье – рассвет…»

– «Черная эпитафия», – расширив глаза от удивления, произнес Дрейгон, мгновенно узнавая колдовство, которому его когда-то обучали наставники.

«Мое слово станет смертью,
Мое имя – наказаньем,
Моя плоть сроднится с твердью,
Станет шепот предсказаньем…»

Нет, никогда в жизни Дрейгон не слышал, чтобы кто-либо использовал эту магию. Не было и такого, чтобы молодому принцу случилось потренироваться в подобном волшебстве.

Однако, несмотря ни на что, Дрейгон прекрасно знал, в чем заключается смысл этой страшной магии.

«Бриз морской – моя душа,
Сердце – штормовые волны,
Перестану я дышать,
Но твою мечту исполню».

То была предсмертная записка колдуна, который собирался отдать свою жизнь во имя чего-то…

И они отдали.

Шестеро Верховных светлых колдунов королевства и еще шестеро тех, что должны были стать их преемниками. Всего двенадцать человек синхронно полоснули волнистыми кинжалами вдоль вен, начертив глубокую красную полосу, из которой тут же полилась кровь.

Такую рану было бы непросто залечить. Но никто из них и не собирался этого делать.

Как только слова черной эпитафии отзвучали, мощный поток энергии хлынул от белых колдунов к Джоксару Лютоглавому. Столб кроваво-красного света, в котором сгорали двенадцать Искр жизни, должен был исполнить одно его желание.

– Смерть Дрейгону из рода Ранвидаль! – четко произнес тот, не отрываясь глядя через Магическое око в глаза своему брату.

И магия начала работать, устремив смертоносный кровавый поток в сторону колдуна, который осмелился бросить вызов королю.

Дрейгон должен был умереть в тот день.

Он не мог оторвать ответного взгляда от брата, зная, что ему вот-вот придет конец. Черную эпитафию невозможно остановить или заблокировать. Тем более тогда, когда она наложена дюжиной волшебников. Дюжиной человек, отдавших свои жизни…

Да, вот этого Дрейгон предусмотреть не мог.

Так они и смотрели друг на друга. Два брата – Дрейгон и Джоксар. Старший, по глупости лишивший себя большей части души, и младший, который слишком хотел править.

«Ты сам во всем виноват», – прошептали губы короля, словно этим он пытался обелить себя за братоубийство. Перед самим собой.

Дрейгон не ответил.

Все то время, когда черная эпитафия звучала в воздухе, он искал выход из сложившейся ситуации. Он не хотел умирать. И пускай из его жизни исчезла большая часть красок, смерть не стала казаться ему более привлекательной.

– Жизнь – это высшее благо, не так ли? – спросил он тогда у Джоксара, уловив в последний момент, как тот удивленно приподнял бровь.

Во взгляде короля читалось: «И что же еще ты можешь сделать, черный колдун, чтобы сохранить свое высшее благо?»

Действительно. Что еще он мог сделать? Ведь слова смертоносного желания уже прозвучали:

«Смерть Дрейгону из рода Ранвидаль…»

Антрацитовый принц улыбнулся, а затем в самую последнюю секунду перед тем, как кровавый поток магии накрыл его, ударил ладонью по той самой каменной горгулье на перилах балкона и произнес:

– Крыльями и ветром,
Медью и пеплом,
Кровавым договором
Проклинаю: отныне я – ворон!
Пока цепь не сомкнется,
Договор не разорвется!

А когда убрал ладонь, на его коже осталась кровавая полоса, оставшаяся от пореза об острые бока статуи. В тот же миг каменная горгулья очнулась.

А багряный поток убийственной магии остановился в сантиметре от удара.

– Принимаю твою клятву, безымянный ворон, – низко и рокочуще проговорила статуя, поднимая коготь и в ответ прочерчивая на своей каменной ладони разрез, из которого тут же хлынул огонь. – Ты станешь человеком вновь, когда вернешь мне Искру Огня.

А затем пламенно-желтые глаза каменного существа снова погасли, превратив ее обратно в часть диковинного украшения замка.

Дрейгон повернулся последний раз к Всевидящему оку и улыбнулся брату, который смотрел на него широко раскрытыми глазами, полными бешенства.

Он видел, что кровавый поток остановился на крошечном расстоянии от удара. А теперь и вовсе начал развеиваться.

– Но ка-а-ак?! – закричал король, вцепившись в волосы и вытягивая их в стороны. – Какого дохлого дракона ты еще жив?!

Он даже оглянулся на собственных колдунов, чьи тела сейчас лежали разбросанными вокруг него в нелепых, неестественных позах. Как будто сомневался, что они действительно мертвы.

Но уж тут вариантов быть не могло: алые разводы на белоснежной одежде говорили сами за себя. Как и крупные лужи крови, от которых уже было некуда деться.

Но Джоксар словно не замечал, как его ноги хлюпают в липкой жиже, продолжая топать и кричать:

– Почему, раздери тебя дракон Рока, ты еще жив?!

А Дрейгон вдруг поднял руки, на глазах начинающие чернеть и вытягиваться. Опустил голову, взметнув водопад черных как ночь волос, превращающихся в перья. А когда вновь взглянул на своего брата изумрудно-зелеными глазами ворона, хрипло каркнул так, что его голос разнесся на всю округу, сотрясая стены Антрацитового замка:

– Я больше не Дрейгон из рода Ранвидаль. Я – ворон. – Взмахнул огромными мощными крыльями и взмыл в небо.

И в тот же миг магия черной эпитафии окончательно развеялась.

Двенадцать колдунов погибли напрасно.