Мексиканская готика

– Мы зашли в тупик. Я не думал, что он поменяет решение, но сегодня вечером, когда ты была у Тунонов, пришла телеграмма. Вот, прочитай ее.

Отец взял со стола листок бумаги и передал Ноэми. Ее приглашали навестить Каталину. Поезд останавливался в Эль-Триунфо не каждый день, но по понедельникам – да, и они направят водителя на станцию, чтобы забрать ее.

– Я хочу, чтобы ты поехала, Ноэми. Вирджиль писал, что Каталина спрашивала о тебе. К тому же я считаю, что лучше с этой проблемой разобраться женщине. Может оказаться, что все это преувеличение и проблема кроется в их отношениях. Твоя кузина всегда была склонна к мелодраме. Возможно, она просто старается привлечь внимание.

– В таком случае, почему мы должны участвовать в этой мелодраме? – спросила Ноэми, хотя и считала, что со стороны отца вешать на Каталину ярлык мелодраматичной барышни не совсем правильно. Кузина рано потеряла родителей, но она тем не менее была нормальной, веселой девушкой. Разве что излишне романтичной, что для ее возраста вполне обычно.

– Письмо Каталины очень странное, – продолжил отец. – Она утверждает, что муж травил ее… еще она пишет о каких-то видениях. Не скажу, что я эксперт в медицине, но этого хватило, чтобы я разузнал о хороших психиатрах в городе.

– У тебя есть письмо?

– Да, вот оно.

Ноэми было трудно прочитать слова, а уж тем более понять смысл предложений. Почерк был неразборчивым и неряшливым.

…он пытается отравить меня. Этот дом чахнет от гнили, воняет разложением, переполнен злом и жестокостью. Я пытаюсь сохранять рассудок, чтобы держать подальше от себя это зло, но не получается, и, кажется, я теряю счет времени и мыслям. Пожалуйста, пожалуйста… Они жестоки и грубы и не отпускают меня. Я перегораживаю дверь, но они все равно приходят, шепчутся в ночи, а я так боюсь этих неупокоенных мертвых, этих привидений, бесплотных существ. Змея пожирает свой хвост, под ногами гнилая земля, лживые лица с лживыми языками, паутина, по которой бродит паук, заставляя нити вибрировать. Я – Каталина, Каталина Табоада. КАТАЛИНА. Ката, Ката, идем поиграем. Я скучаю по Ноэми. Молюсь, что увижу тебя снова. Ты должна приехать ради меня, Ноэми. Ты должна спасти меня. Я не могу спасти себя, как бы ни хотела, я связана, стальные нити пронизывают мой разум… Оно там, в стенах. Оно не отпускает меня, поэтому я должна просить тебя освободить меня, оторвать это от меня, остановить их. Ради Бога…

Поспеши!

Каталина

На полях кузина нацарапала какие-то слова и цифры, нарисовала круги. Это сбивало с толку.

Когда Ноэми в последний раз говорила с Каталиной? Наверное, прошли месяцы, а то и год. Супруги провели медовый месяц в Пачука-де-Сото, и Каталина звонила им, даже отослала пару открыток, но после этого они почти не общались, хотя телеграммы все еще приходили, в правильные дни поздравляя с днем рождения членов семьи. Наверное, приходило и поздравление с Рождеством, потому что были рождественские подарки. Или Вирджиль написал то рождественское письмо? В любом случае оно было пресным.

Они все решили, что Каталина наслаждается жизнью новобрачной и у нее нет ни времени, ни желания много писать. К тому же в ее новом доме, кажется, не было телефона, что не так необычно для сельской местности. В конце концов приедут Каталина и ее муж навестить их в Мехико, не будут же они вечно торчать в этой глуши.

Письмо в ее руках было странным. Оно было написано от руки, хотя Каталина предпочитала пишущую машинку. Вдобавок оно было пространным, а Каталина всегда излагала мысли кратко.

– Да, действительно очень странное послание, – признала девушка.

Она собиралась заявить, что отец преувеличивает, а может, пользуется возможностью оторвать ее от Дуартэ, но, кажется, все не так.

– По меньшей мере, – кивнул мистер Табоада. – Теперь, прочитав его, ты понимаешь, почему я написал Вирджилю и попросил объясниться. И почему я был так поражен, когда он фактически обвинил меня в попытке вмешаться.

– А что ты ему написал? – спросила Ноэми, думая, что отец был груб. Как человек настойчивый, хорошо знающий, что ему нужно, он мог ранить людей своей бесцеремонностью.

– Ты должна понимать, что мне не доставит удовольствия упрятать племянницу в место вроде Ла Кастанеды…

– Ты это написал? Что отправишь ее в психиатрическую больницу?.. – ахнула девушка.

– Я всего лишь упомянул о такой возможности, – ответил мистер Табоада, протягивая руку. Ноэми вернула ему письмо. – В Ла Кастанеде у меня есть знакомые. Каталине может понадобиться профессиональная помощь, которую не найти в их деревне. Если на то пошло, только мы можем позаботиться о ее интересах.

– Ты не доверяешь Вирджилю?

Отец сухо рассмеялся:

– Твоя кузина слишком быстро вышла замуж, Ноэми, можно сказать, опрометчиво. Я не отрицаю, что Вирджиль Дойл хорош собой, но кто знает, можно ли на него положиться?

Он был прав. Обручение Каталины было чуть ли не скандально быстрым, и у них почти не было возможности присмотреться к жениху. Каталина поставила всех перед фактом. Если бы Ноэми не пригласили в качестве свидетельницы перед гражданским судьей, она бы и не ведала, что кузина выходит замуж.

Такая спешка не нравилась отцу Ноэми. Но еще больше ему не понравилась скрытность племянницы. Он позаботился о свадебном угощении, но Ноэми не сомневалась: отец был оскорблен. Да и ей самой было неприятно. Кузина влюбилась? Разве это не стоило обсудить? Вот еще одна причина, почему ее не волновало отсутствие общения с Каталиной. Ничего, думала она, ближе к декабрю Каталина приедет в Мехико на рождественский шопинг, и все наладится. Всего лишь вопрос времени.

– Должно быть, ты поверил, что она говорит правду и Вирджиль действительно обижает ее, – сделала вывод девушка, пытаясь вспомнить свои впечатления о женихе. На свадьбе они едва обменялись несколькими дежурными репликами. На ум пришли два слова – красивый и вежливый. – Каталина в своем письме утверждает, что он не только травит ее, но что и какие-то привидения ходят сквозь стены. Ну что за чушь?!

Мистер Табоада встал, подошел к окну и, скрестив руки на груди, выглянул на улицу. Из кабинета открывался вид на дорогие ее маме бугенвиллеи – взрыв цвета, ночью оплетенный тьмой.

– Она не в порядке, это очевидно. Но очевидно также, что ее муж останется без денег, если они разведутся. Я наводил справки – состояние его семьи практически исчерпано. Но пока они состоят в браке, у него есть доступ к ее банковскому счету. Ему было бы выгодно держать Каталину в глуши, даже если ей лучше в городе или с нами.

– Думаешь, он такой корыстный? Ставит финансовые интересы выше благополучия жены?

– Я не знаю его, Ноэми. Никто из нас не знает. Вот в чем проблема. Он незнакомец. Утверждает, что о ней хорошо заботятся и ей лучше, но вполне возможно, что Каталина сейчас привязана к кровати и ее кормят кашей.

– А еще говоришь, что это она склонна к мелодраме, – вздохнула Ноэми, изучая орхидеи на корсаже.

– Не иронизируй. Я знаю, каким может быть больной родственник. У моей мамы был удар, и она оказалась прикована к кровати на долгие годы. Я также знаю, что семья не всегда хорошо справляется с подобными проблемами.

– Тогда чего ты хочешь от меня? – спросила девушка, изящно складывая руки на коленях. – Чтобы я стала сиделкой?

– Я уже сказал: хочу, чтобы ты поехала. Оцени ситуацию. Определи, нужно ли отправить Каталину в город, и попытайся убедить Вирджиля, что это лучший вариант, если это действительно так.

– Ха! Как мне это удастся?

Мистер Табоада улыбнулся. Ноэми не была похожа на отца, но она унаследовала от него эту располагающую улыбку и умные темные глаза.

– Ты переменчивая. Сначала ты хотела изучать историю, потом театр, а теперь переключилась на антропологию. Ты занималась разными видами спорта и не остановилась ни на одном. Два раза встретившись с парнем, ты перестаешь звонить ему.

– Это не имеет ничего общего с моим вопросом, папа.

Ноэми не стала вступать в дискуссию, поскольку отец был прав. Она никак не могла определиться с занятиями, регулярно меняла ухажеров и вполне могла за один день сменить четыре наряда.

Не было смысла говорить отцу, что ей всего-то двадцать с небольшим. Он возглавил семейный бизнес в девятнадцать. По его стандартам, она медленно шла в никуда.

– Потерпи, я уже подхожу к нему. Ты переменчивая, но ты упрямая, если дело касается чего-то неправильного. Может, пришло время использовать это упрямство и энергию, чтобы сделать что-то полезное? – Мистер Табоада замолчал и пристально посмотрел на нее.

Девушка вздохнула:

– Хорошо, папа, буду рада навестить их через несколько недель…

– В понедельник, Ноэми. Вот почему я выдернул тебя с вечеринки. Утром в понедельник ты сядешь на поезд в Эль-Триунфо.

– Но скоро концерт… – ответила она.

Это была слабая отговорка, и оба знали это. С семи лет она брала уроки игры на фортепиано и дважды выступала на концертах. От воспитанных девушек больше не требовалось виртуозного владения инструментом, как это было пару десятилетий назад, но умение играть классические пьесы по-прежнему ценилось в высшем обществе. Кроме того, Ноэми нравилось музицировать, но еще больше выступать.

– Концерт… Скажи лучше, что ты не хочешь терять шанс надеть новое платье. И к тому же ты побаиваешься оставлять Хьюго одного.

– Тебе стоит знать, папа, что я собиралась пойти в юбке, причем не новой – я была в ней на коктейльной вечеринке Греты, – ответила Ноэми, оставив без внимания вторую часть. – Послушай, дело не в концерте. Он любительский, и будут другие. Правда в том, что через несколько дней у меня начинаются занятия. Я не могу просто так уехать.