Творения преподобного Симеона Нового Богослова. Слова и гимны. Книга третья

Имея намерение сказать вам малое нечто о безмолвии, которое есть совершеннейшая из подвижнических добродетелей, прошу вас, дайте мне внимательное слушание, вы, которые желаете совершенства ее и приготовляетесь взойти на высоту ее посредством преуспеяния и усовершенствования себя на пути прочих добродетелей – прошу внимания к словам моим, чтоб из настоящего слова моего научиться, в чем состоит делание безмолвия и затем употребить усилие сделаться достойными того, чтоб воспринять сей подвиг (безмолвия) и проходить его как должно, если желаете стать на высоте его и обогатиться богатством его.

Кто убезмолвился и один живет в келлии своей, тот пусть будет как первомученица Фекла. Она, оставя все мирское, забыв и самые потребности телесные, сидела у окна и внимала учению святого Павла. Повествование о ней говорит, что она не выходила из своей комнаты и, будто прикованная к окну, не отходила от него даже для того, чтоб принять пищи или утолить жажду, но лишь слушала Павла, который поучал, и только когда уже он удалился из того места, побежала и она, одна, вслед его и стала искать его – оставила и родителей, и жениха, обручника своего, и искала только святого Павла с великою любовию, о другом ком и думать не хотела, а думала только о святом Павле; и такая сильная овладела ею любовь к святому Павлу, что она чтила как священное то место, где сидел святой Павел и учил, и целовала землю, на которую ступала нога его. Не подумай, что я сказал это не к делу и что ничто такое не приложимо к безмолвнику. Нет, таково именно должно быть и делание безмолвника. Если ты этого не видишь, поищи и найдешь.

Безмолвник, если желает быть таким, как следует, пусть будет и как блудница, о коей упоминает Евангелие – пусть емлется и он за ноги Господа нашего, целует их и омывает слезами своими и ни на кого другого не смотрит, кроме Его единого, могущего отпустить грехи его. Пусть будет и как невеста – пусть и засыпает с Женихом Христом, чтоб и просыпаться с Ним, чтоб потом возбудиться с Ним и к вечной жизни, или, лучше сказать, пусть всегда пребывает в Нем и Его всегда имеет пребывающим в себе. Пусть будет, если может, и как один из тех вельмож, которые предстоят земному царю и дружески беседуют с ним втайне, в его внутреннейшем покое царском, и пусть беседует с Владыкою Христом лицом к лицу.

Кто убезмолвился, тот пусть будет и как три апостола, которые восходили со Христом на гору Фавор и видели сияние, облиставшее Его, и изменение одежд Его, и просвещение лица Его и которые, увидев светлое облако и услышав глас Бога и Отца, свидетельствовавший свыше и говоривший: Сей есть Сын Мой возлюбленный, стали вне себя и пали ниц на землю, чтоб и он мог сказать, подобно Петру: добро есть нам зде быти, сотворим три сени – для Тебя, и для Отца Твоего, и для Духа Святого, единое Начало и единое Царство, то есть сотворим три новые обиталища – ум, душу и тело, очистив их сокрушением, слезами, покаянием, молитвою и исповедью, возведем строение их повыше и украсим всяким убранством добродетелей, да обитаете в них вечно.

Кто безмолвствует, тот пусть сидит в келлии, как сидели апостолы в иерусалимской горнице, ожидая свыше силы Всевышнего Духа, чтоб восприять и благодать Святого Духа, как восприяли ее апостолы, и потом быть почитаему плотскими людьми за пьяного, за возносливого и самохвала по той причине, что он станет тогда предлагать новые догматы, инако некако излагать древнее учение, говорить иным языком и опровергать слова тех, которые имеют противное понятие о духовном учении.

Пусть будет он еще и как Моисей, да взыдет на верх горы, да внидет и он внутрь облака и скроется там от очей других. Если он соделается таковым, то не только задняя Божия узрит, но сознательно предстанет пред самое лицо Божие и, видя Самого Бога, и видим будучи от Него, и слыша глас Его, сначала сам научится тайнам Царствия Небесного, потом преподаст законы его и другим; сначала сам просветится, потом просветит и других светом ведения; сначала помилован будет Богом, потом и сам станет миловать других; прежде он взыщет у Бога и получит, а когда получит, станет и сам сообщать другим, которые взыщут у него; прежде он разрешится от уз грехов его, потом и сам станет разрешать других.

Добрый безмолвник пусть будет и как апостолы, которые, по Воскресении Господа, сидели в горнице дверем заключенным страха ради иудейска, чтоб сподобиться и себе увидеть Христа вошедшим или, лучше сказать, видеть Его непрестанно присущим, видеть, что Он внутри вместе с ним и дает мир, который и да взыщет, и да приимет от Него. Если при сем Господь дунет и на него, как дунул на апостолов, со словом: приими Дух Свят, да приимет то со страхом и трепетом. Да углубляется также в точнейшее созерцание Господа и да осязает Его руками ума своего и чувствами души своей, чтоб увидеть и познать, что Он есть истинный Бог всяческих. Если и к Самому Господу обратится он при сем с вопросами, Он не вознегодует на него, но, похвалив похвальную его боязнь (впасть в ошибку), скажет ему такие слова: «Что смущаешься и почто помышления входят в сердце твое? Мир тебе! Аз есмь, не бойся. Виждь славу Божества Моего. Осяжи Меня и познай, что это Я самый. Вкуси и виждь. Диавол, который есть тьма и преобразуется в Ангела света призрачно, а не истинно, не имеет сам и тебе не может сообщить ни благонастроения и сладости, ни радости и свободы, ни мирного состояния или чувства умного и просвещения души, которые Я, как видишь, имею Сам и тебе даю».

Безмолвник долг имеет всячески смотреть, чтоб все сказанное нами выше не говоримо было только о нем по роду его жизни, но чтоб самым делом все то происходило в нем каждодневно. Если же он сидит в келлии своей, но не в таком устроении держит жизнь свою, то что пользы от того, что он тело свое заключил в стенах? Ум невеществен и бестелесен и не удерживается стенами, но удерживается благодатию Духа Святого и стоит неподвижно в естественном своем чине и беседует с Богом. Если сидящий в келлии уединенно не знает точно того, что мы сказали, и не имеет того постоянным своим духовным деланием, то какое же другое дело имеет он делать? Кто оставил труд делания по заповедям, и прекратил дела по заповедям, и прекратил дела телом, по сему совершаемые, тот если не знает, как делать делания духовные, то, конечно, пребывает в бездействии, оставя оба рода дел – и телесных, и духовных. Если теперь бездействие худо, то несомненно, что тот, кто сидит в бездействии, грешит. Тот, кто умеет делать делания духовные, тому это не мешает, при делании духовном, совершать и дела по заповедям, телесно делаемые. На них он получает от духовного делания великую помощь и делает их с большой легкостью. Но кто упражняется только в телесных делах подвижничества, тот, когда упразднится от них, не может еще по тому одному делать и духовные делания. Он носит еще в руках своих орудие видимого действования и вещество для работания ими, то есть заповеди и добродетели, телом совершаемые. Но он еще неопытен и не обучен художеству духовному и не может сего вещества обделать в дело духовное и явить его совершенным, но делание его является слабым и бесплодным.

Чтоб тебе лучше понять, что я сказал, объясню тебе это другими примерами. Сколько людей плакали, как блудница, но не получили прощения грехов своих, как она? Сколькие восходили на гору Фавор, но не видели там преобразившегося Христа, не потому, чтоб там не был присущ Господь наш Иисус Христос и Бог (ибо, конечно, Он и там есть, яко везде сый), но потому, что сами были недостойны того, чтоб увидеть Божество Его? Сколько евреев перебывало в том доме и в той горнице, где сидели апостолы, но никто из них не получил благодати Святого Духа? Сколькие изъясняли Божественные Писания, но не познали Того, Кто есть глаголяй в них? Сколькие померли на горах и в пропастях, но не были достойны паче всего мира, так чтоб мир весь не был их достоин, но и они (дивны суды Твои, Господи!) поставлены наравне со всем миром и сопричислены к нему? Сколькие безмолвствовали и безмолвствуют доселе и не знают даже и того, что значит самое имя безмолвия, а не только того таинства, которое совершается в безмолвии? Ибо познание Бога (спознание с Богом) не порождается внешним безмолвием, как иные думают, ошибочно толкуя изречение пророка Давида, которое гласит: упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог (Пс. 45, 11); но, напротив, безмолвие порождается познанием Бога (спознанием с Богом) в том, кто добре и законно подвизается. Если назовем сим упразднением устранение от дел и скажем, что безмолвие есть бездействие, и предпочтем устранение от дел и бездействие деланию заповедей, то как можем явиться исполнителями закона Христова, который говорит: якоже хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде (Лк. 6, 31); и в другом месте: аще Аз умых ваши нозе, Господь и учитель, и вы должны есте друг другу умывати нозе (Ин. 13, 14); и опять: хотящий в вас быти первым, буди из всех последнейший, вам раб и служитель (Мф. 20, 26, 27; Мк. 10, 43, 44); также заповеди апостола Павла, который говорит: аще не хощет кто делати, ниже да яст (2 Фес. 3, 10); и в другом месте: вся сказах вам, яко тако труждающимся подобает заступати немощныя (Деян. 20, 35); и еще: требованию моему и сущим со мною послужисте руце мои сии (Деян. 20, 34)? Святые апостолы и богоносные отцы, после них бывшие, не предпочитали безмолвия богоугождению, которое бывает чрез добрые дела, но, показав веру свою чрез исполнение заповедей Божиих, они сподобились познать Бога и возлюбить Его; и так как по сем возжелали пребывать с единым Богом, то вышли из поприща мирского и от беспокойств, причиняемых тамошними бранями, и убезмолвились. И теперь еще подвизающиеся законно уходят из мира и шума его и убезмолвливаются, чтоб вкусить от плода трудов своих, не будучи смущаемы ничем земным: ни приятным, ни скорбным. Когда же насладятся они ненасытно, вкусив всех благ безмолвия, и получат удостоверение в чувстве, что, как говорит апостол: недостойны страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8, 18), тогда не довольствуются уже они теми подвигами, какие подъяли прежде, но, по отдохновении от них в таком утешении и услаждении, подаемом в безмолвии, выходят опять на подвиги в исполнении заповедей Христовых и в добродетелях, телесно являемых, не с тою целью, чтоб сделать добро для самих себя, не спасения ради своего – хотя это, конечно, будет во спасение – но с тою целью входят они опять в такие подвиги и начинают подвизаться в них, чтоб делать угодное Богу, Коего любят и Коим любимы (действовать по воле Его, бывая в руках Его благопокорливым орудием). Они уже более не борются с диаволом, как боролись прежде – терпели от него удары и сами наносили их, но враги, как только увидят их, приходят в страх и убегают. Еще и тех, которые бывают изранены врагами, они тотчас берут на свое попечение, помазывают елеем раны их, обвязывают и вылечивают; вылечив же, научают, как надобно вести брань с этими врагами, какими орудиями и машинами.

Всего сказанного нами, если не знает добре тот, кто убезмолвился, или тот, кто стал настоятелем над другими, или кто взялся быть учителем других – в таком случае ни убезмолвившийся не есть безмолвник, хотя думает, что безмолвствует, но сидит только в келлии один, запертый телом, не зная цели безмолвия; ни тот, кто взял на себя настоятельство, не есть воистину настоятель, но идет путем, сам не зная каким, или, лучше сказать, блуждает вне пути настоящего и находится в опасности ввергнуть в бездну вечного мучения и себя, и тех, которые последуют ему; ни тот, кто взялся учить других, не есть истинный учитель, но лживый и заблудный, потому что не имеет в себе истинной премудрости Господа нашего Иисуса Христа. Но что сказать о власти вязать и решить, какой пользуются и таковые, когда даже те, которые имеют в себе Духа Святого, разрешающего грехи, или суть духоносны, страшатся и трепещут, как бы не сделать чего-либо несообразного с волею Святого Духа, Который обитает в них и изрекает чрез них волю Свою? И как можно доходить до такого умоисступления и такой дерзости, чтоб, не получив благодати Святого Духа, говорить или делать дела Святого Духа – делать дела Божии без воли на то Божией? Увы и горе тем, которые дерзают поступать так, потому что они будут осуждены на вечное мучение в день Суда, в который Господь наш Иисус Христос, непогрешимый и нелицеприятный Судия, воздаст каждому по делам его, по его помышлениям и словам. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, со безначальным Его Отцем и Всесвятым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Слово восемьдесят шестое

1. Душеполезная повесть об одном послушнике, получившем Святого Духа молитвами отца своего духовного.

2. О действиях Святого Духа и созерцании таин Его.

1. Один юный рассказывал мне, что был он послушником у одного старца благоговейного, равного по добродетелям великим святым, и, слыша, как он часто говаривал, что на тех, которые подвизаются, свыше приходят Божественные озарения и множество света, в каковом состоянии бывает и собеседование Бога с человеками, удивлялся сему, и такое, говорил он мне, возымел я желание получить и себе такое благо, что от жаждания того забывал все и земное, и небесное – забывал пищу и питие и всякий телесный покой. Старец же мой, будучи великим святым, имел и дар прозорливости и, видя, что я без размышления исполнял все его повеления, между тем не ел и не пил, а был весь погружен в свои мысли, приказал мне есть, потому что имел великое и безмерное ко мне сострадание и благоутробие. Я ел и нехотя, ибо боялся греха преслушания. Но сколько ел, столь паче разгоралось во мне пламя внутри. Невыносимо было мне насилие, какое делает мне старец; слезы текли у меня как река, и, плача так, вскакивал я часто из-за трапезы, думая, по малосмыслию, что он полагает препоны доброму моему стремлению, не зная, какую чрезмерную боль и тяготу ношу я в сердце своем. В один день пошли мы в город, близ которого он жил, для посещения духовных детей его и пробыли там весь день. Вечером возвратились мы в келлию, от большого труда и жара алчные и жаждущие, ибо старец не имел обычая где-либо есть или отдыхать; было же тогда лето, и старцу – годов с шестьдесят. Когда сели мы за стол, я не ел, потому что очень утомился и думал, что если поем и попью, то совсем не смогу стать на молитву и с обычным жаром испрашивать желаемого. Так думал я и сидел, как бы находясь вне себя. Тогда святой мой, смотря на меня и, по дару прозорливости, зная причину, по которой я не ел, и какими мыслями занята голова моя, возымел жалость ко мне и сказал: ешь, чадо, и пей и отныне оставь всякую печаль; потому что если бы Бог не хотел явить милость, то не благоволил бы Он привести тебя ко мне. Итак, поели мы и напились паче нежели вдоволь; ел и он, снисходя к моему изнеможению. Когда потом убрали мы трапезу, говорит мне он: ведай, чадо, что Бог не благоволит много ни к посту, ни к бдению, ни к другому какому телесному труду, ни к какому другому доброму делу и не являет Себя никому другому, кроме только смиренной, непытливой и благой души и сердца.

Слыша это, я удивился слову и наставлению святого и, горя сильным внутренним огнем и все грехи свои во мгновение ока приведши на мысль, облился весь слезами, текшими из очей моих, и, падши к ногам святого и обняв их, сказал: молись о мне, святче Божий, да обрету милость по твоему ходатайству, так как из тех добрых расположений, о коих сказал ты, я не имею ни одного, да и ничего доброго, кроме только грехов моих многих, которые знаешь и ты. На это святой мой показал мне такое сильное соболезнование, что сам заплакал, и, велев мне подняться с земли, сказал: «Имею веру, что Бог, такие богатые явивший ко мне Свои милости, дарует и тебе сугубую благодать, ради одной веры твоей, какую имеешь ты к Нему – Богу и ко мне, последнейшему и худейшему». Это слово я принял так, как бы слышал его от Самого Бога, и, помышляя о сугубой благодати, какую получил Елисей чрез пророка Илию, уверовал, что, хотя я и недостоин, но человеколюбивый Бог скоро очень творит волю боящихся Его, и, с поклоном испросив молитвы, пошел в келлию свою. Отпуская меня, старец дал мне заповедь – прочитать на ночь лишь Трисвятое и лечь.

2. Вошедши туда, где имел я обыкновение молиться, и начав: Святый Боже, и вспомнив слово святого старца, я вдруг заплакал и в такие пришел слезы, и в такой пламень к Богу, что не могу выразить того словом, ни той радости и сладостного утешения, какие были тогда во мне. Падши затем лицом наземь, я увидел нечто дивное, ибо се – воссиял мысленно во мне великий свет и взял к себе весь мой ум и всю душу. Изумился я такому чуду внезапному и стал как вне себя, забыв и место, в котором стоял, и что такое я, и где я – вопиял только: Господи, помилуй, как догадался, когда пришел в себя. Впрочем, отче мой, кто был тот, кто говорил во мне и приводил в движение язык мой, не ведаю, Бог то весть, не ведаю и того, как соединился я с тем светом, в теле ли быв или вне тела. Ведает сие тот самый свет, который изгнал и из души моей всю тьму и всякое земное мудрование, отъял от меня всю вещественность и тяжесть тела и произвел в членах моих великое расслабление и изнеможение. Это изнеможение и расслабление членов моих и нервов было так сильно от крайнего напряжения, что мне казалось, будто я слагаю с себя бремя тления. В душе же моей он произвел радость великую, чувство умное и сладость, высшую всякой сладости чувственной. Сверх того, он даровал мне дивно свободу и забвение всех помыслов, кои в мире, и открыл самый способ исхождения из настоящей жизни, потому что все чувства ума и души моей прилеплены были тогда к единому неизреченному веселию и радости от того света. Но когда безмерный тот явившийся мне свет мало-помалу умалился и наконец совсем стал невидим, тогда я пришел в чувство и познал, какие дивности внезапно произвела во мне сила того света. Почему, испытав удаление его и видя, что он опять оставил меня одного в этой жизни, я столь много опечалился и душа моя так сильно возболезновала о том, что не могу выразить тебе, как следует, великой скорби, которая как огонь возгоралась тогда в душе моей. Если можешь, отче мой, сам вообрази и болезнь разлучения того, и высоту великого оного благодеяния, и безмерную любовь, явленную мне и возгоравшуюся во мне, а я не могу ни языком сказать, ни умом понять безмерность оного видения.

Я сказал ему: нет, всечестный отче и брате! Ты изобрази мне действия того света, который явился тебе. И он, сладкий, исполненный Духа Святого и сподобившийся такого видения, ответил мне кротчайшим и медоречивым гласом: о, отче! Свет оный, когда является, веселит, а когда скрывается, оставляет рану и болезнь в сердце. Приходя или нисходя на меня, он возводит меня на небеса, одевая и меня светом. Он является мне как некая звезда и есть невместим для всей твари; сияет как солнце, и мне понятно, как вся тварь держится силою его. Он показывает мне все, что есть в творении, и повелевает мне не заходить за пределы человеческого естества. Меня объемлют кровля и стены, а он отверзает мне небеса. Поднимаю чувственные очи мои, чтоб посмотреть, что есть на небе, и вижу, что там все так же есть, как было прежде. Удивляюсь этому – и слышу свыше глас, таинственно говорящий мне: «То, что видишь теперь, есть таинственное предызображение будущих благ, которых, совершенно как они есть, не увидишь, пока носишь плоть. Но возвратись в себя самого и смотри, чтоб не сделать чего-либо такого, что может лишить тебя благ, которые сподобился ты получить. Если же и погрешишь когда, в научение смирению, позаботься не бегать покаяния; потому что покаяние вместе с Моим человеколюбием изглаждает и прежние, и настоящие грехи».

Слыша такие слова юного оного, я едва не стал вне себя и вострепетал весь, помышляя, на какую высоту созерцания и ведения востек он от одной любви и веры, какую имел к духовному отцу своему, и сколь великие блага сподобился увидеть и получить в самом начале, как бы отложивши всякую немощь человеческую и ставши из человека Ангелом. Почему прошу вас, братие мои, отринем и мы далеко от себя всякое пристрастие и заботу относительно того, что касается жизни настоящей; возненавидим плотские удовольствия, удобрение тела, его покой и бездейственную негу, по причине коих обыкновенно тело восстает на душу; возымеем чистую веру в Бога и в отцов и учителей наших, кои по Богу; стяжем сердце сокрушенное и смиренное мудрование души; очистим сердце свое от всякой нечистоты и от всякого осквернения греховного слезами покаяния – да сподобимся и мы достигнуть некогда в полную меру совершенства христианского, да увидим и восприимем еще в настоящей жизни неизреченные оные блага Божественного света, хотя не вполне, но сколько можем вместить, по степени очищения нашего. Ибо сим образом мы соединимся с Богом и Бог с нами – и соделаемся мы светом и солью для ближних наших, на всякую им пользу духовную, во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава во веки веков. Аминь.

Слово восемьдесят седьмое

О тех, которые сами собою делаются учителями, отцами духовными и руководителями других и, не имея Божественной благодати, руководят и учат других, и о том, что не должно никому, прежде чем рожден он будет и просвещен от отца духовного, руководить или учить других.

Желал бы я, возлюбленный брате, так умертвиться миру сему, чтоб меня не знал ни один человек, но чтоб мне проводить жизнь как истинно мертвому и жить неявно, сокровенной во Христе жизнью, коею други, любители Божии, знают Бога и знаемы бывают от Бога только, держа себя неразлучно в живом единении с Ним во всякое время и на всяком месте. К такой жизни горел я желанием сначала, к такой горю им и ныне. Но так как мы, по слову святого Павла, не сами собою управляем, куплени бо есмы Пречистою Кровию Христовою, и так как должны искать не своей только пользы и угождать не самим только себе, но и ближним нашим во благое, то всячески необходимо и мне со всем усердием творить повеления Владыки моего Иисуса Христа, искупившего меня. Ибо если рабы, купленные людьми, имеют неотложный долг творить повеления господ своих и, когда преслушают, их наказывают, не тем ли паче мы должны, даже до смерти, творить веления Господа и Бога нашего Иисуса Христа, искупившего нас собственною Своею Кровию? К тому же за то, что делать получают повеление от господ своих рабы и что делают, они или совсем никакой не получают платы, как бывает большей частью, или если получают иногда, то она бывает крайне невелика и ничтожна – и опять наказания, какие даются рабам за ослушание господ своих, как бы ни были велики, все суть временные. Но заповеди Господа нашего имеют воздаяние бесконечное и вечное, так как в тех, кои исполняют их, вселяют жизнь бессмертную и такие подают им блага, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша; и напротив, наказания, какие ожидают преступающих их, суть вечны и нескончаемы и потому более страшны, нежели всякое другое наказание, какому подвергаются рабы, преступающие волю господ своих. И что я говорю о рабах, тогда как и те, которые богаты и почтены достоинствами, и они не всегда бывают там, где им желательно, и не то одно делают, что им угодно, но где и что повелевает им царь, там и то делают они с полною покорностью велениям его?

Итак, что же? Рабы господам своим и начальники царю своему имеют долг оказывать всякого рода покорность и послушание, а мы, ставшие воинами Царя царей и Бога богов и обещавшиеся во Святом Крещении быть рабами Его, не имеем долга слушаться повелений Его и исполнять заповеди Его? И какое извинение можем мы получить, когда вознерадим об этом? Но горе мне, что, говоря сие и указуя другим путь спасения, ведущий в Царство Божие, сам судим бываю всеми людьми, не только мирянами, но осуждаюсь, приговариваюсь к наказанию и ненавидим бываю как нечистый даже монахами, и иереями, и архиереями. И о, когда бы это было без причины, по одному подозрению и действу диавольскому, действующему в сынах противления, на пагубу им!

Но се говорю то, что узнал из опыта, что если бы демоны не имели людей содейственниками злобе своей, то, наверное, совсем (дерзаю так сказать) не могли бы они отдалить от заповедей Божиих тех, которые таинственно возродились через Святое Крещение и соделались сынами Божиими по благодати. Я верую, что младенцы окрещенные освящаются и соблюдаются под кровом Всесвятого Духа, что они суть овцы стада Христова и агнцы избранные, поколику запечатлены знамением Животворящего Креста и освобождены совсем от тиранства диавола. И если бы диавол не находил пригодных орудий злости своей к совершению того, что желает, или в родителях детей, или в кормилицах, или в тех, которые с ними обращаются (как в начале – в змее и жене), то, наверное, не мог бы он похитить и себе присвоить ни одного из них. Ибо, как свидетельствует действительность, эти сказанные нами лица учат их с детства всякому злу и лукавству, срамословию, чревоугодию, плясанию, щегольству и всяким другим худостям – сребролюбию, тщеславию, славолюбию, гордости, и к этим худостям они приучают их с детства и воспитывают в них. Почему прежде еще, чем дети придут в познание себя и начнут сами рассуждать, они через научение их означенным худым навыкам и расположениям предают их диаволу в рабы, лишая их, несчастных, благодати сыноположения и полученного ими освящения, сами не зная, что делают, как несмысленные.

Из отцов нынешнего века никто почти не воспитывает детей по-христиански и не обучает их правилам и заповедям Христовым, но все почти воспитывают их в обычаях мирских и нравах эллинских. О чем-либо христианском и заботы им нет, и не говорят они с Иовом: негли когда сынове мои согрешиша и в мысли своей злая помыслиша противу Бога (Иов. 1, 5). Не страшатся они и не трепещут при мысли, не сделали бы дети их что-либо неуместное и не отпали бы чрез то от рабства и сыноположения Христа, заклавшегося для спасения нашего, и не сделались опять рабами врага нашего, тирана – сатаны – и не были осуждены на смерть и вечное мучение в огне. Один страх обдержит их всех за детей своих, и одна у них забота относительно их – как бы сделать их показными пред людьми, славными и блестящими не добродетелью и целомудрием и не равнодушием к пышностям и утехам мирским, но раззолоченными сбруями лошадей, щегольскими одеждами и рабами, предшествующими и последующими им. От этого и дети их привыкают к славолюбию, к пышности, к богатству и возношению. Так родителями своими дети вводятся во всякий вид страстей и без искушения бесов, а нередко, по их же (родителей) влиянию, впадают они в срамные дела и дают вход в себя диаволу, отцу зла, чрез нарушение обетов, данных во Святом Крещении. Будучи таким образом воспитаны и выросши среди таких худых влияний, они внедряют в душу трудноизгладимую привычку к худому, которая со временем превращается в природу и делается уже неисправимою. По сей причине иные из них (детей) остаются в злых навыках своих до смерти, не имея сил оторваться от похотей, страстей и удовольствий плотских, с коими так и умирают; другие же приходят несколько в чувство, познают возгосподствовавшее над ними зло и стараются освободиться от него. Но если они не отделятся совсем от злых учителей своих (так следует их называть, а не родителями), то невозможно им будет освободиться от укоренившихся в них злых навыков. И сие-то провидя, Бог взывает ко всем нам: аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего и матерь, и братию, не может Мой быти ученик (Лк. 14, 26). Ибо по другой какой причине несправедливо ненавидеть родителей, как сознавши душевный вред, причиняемый ими. Кто восчувствует этот вред, тот уже не смотрит более на родителей и родных как на друзей, но естественно ненавидит их, как наветников души своей и бегает сообращения с ними, стараясь всячески прежде совсем отделиться от тех, которые сделались причиною для него толиких зол, чтоб потом свободнее подвизаться и об освобождении души своей от оных устарелых злых навыков и от самых похотей и страстей. Прежде же всего этого ему надлежит облегчить совесть свою от бремени грехов через покаяние и исповедь.

Теперь послушай, честный отец, что я имею намерение сказать тебе. Которые из таковых отрекаются от мира и не имеют духовных себе отцов и старцев, те, конечно, не сделались и чьими-либо духовными чадами. Но которые не сделались чадами, те и не родились; которые не родились, те не пришли в бытие; которые не пришли в бытие (духовное), тех совсем нет в духовном мире. Как те, которые не родились телесно, не находятся в видимом мире, так и те, которые не родились духовно, не находятся в оном умном мире и не входят в оный дивный свет, в который вводит Бог верующих в Него. Еще, как те, которые не родились телесно, совсем не существуют, так и те, которые не родились духовно, не существуют духовно. Но о, когда бы были они совсем не сущими, а не существующими. Но дело не так есть, ибо родившихся телесно, но не родившихся духовно ожидают тьма, огнь и мука вечная, по определению Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, рекшего: аще кто не родится свыше, не может видети Царствия Божия (Ин. 3,3). Рождением называет здесь Господь наш благодать Святого Духа, как Сам сказал апостолам: Иоанн крестил есть водою, вы же имате креститися Духом Святым (Деян. 1, 5). Так вот что есть духовное крещение и духовное рождение, и невозможно сему быть иначе.

Надобно нам теперь узнать причину, по которой иные не знают, что они родились духовно. Какая же этому причина? Невежество и слепота очей души их. И внимай поусердней. Как детям рождаемым невозможно засемениться и родиться без отца, так невозможно родиться свыше, то есть принять благодать Святого Духа, и тому, кто не имеет духовного отца, рожденного свыше. И как плотской отец рождает и детей плотских, так и отец духовный тех, которые желают быть чадами его, делает чадами духовными. Но тот, кто сам еще не родился или родился, но еще дитя есть, то есть не достиг еще совершенства, тому как возможно быть отцом других? Нет, невозможно. И тому, кто не соделался сыном Света, с чувством и сознанием того, с опытным удостоверением и духовным созерцанием, тому как возможно знать и видеть Отца светов? И как возможно ему руководить других к Свету или научить их, что есть Свет, который пришел в мир, чтоб просвещать сидящих во тьме? Сам он слеп и не видит, как же может он показать путь другим? Кто не видит света, тот всеконечно ходит во тьме, спотыкается непрестанно и имеет нужду в путеводителе: как же путеводить ему других? И если станет он путеводить их, то наверное будет для них виновником пагубы. Ибо Господь говорит: слепец слепца аще водит, оба в яму впадут (Мф. 15,14) – в ров неведения или пагубы.

Итак, все те, которые видят только телесными очами и только этот чувственный свет, слепы суть; и им ни о чем другом не должно заботиться, кроме как о том, чтоб отверзти умные очи души своей и увидеть невечерний Божественный свет. Ибо как слепой не может видеть никаких вещей мира сего, ни различать золота, например, от серебра или меди, хоть они пред ним находятся, он не видит, и многоценные камни и маргариты, если они брошены на пол, попирает, как прах; и самого себя не видит и не знает, какая на нем одежда: белая или черная, чистая или измаранная – так и тот, кто слеп умными очами, не может знать самого себя, ни состояния своего; тем паче невозможно ему увидеть и познать Бога. Открываются же умные очи и прогоняется духовная слепота благодатию Святого Духа. И никто из святых, от века бывших, не делался святым, не познавал Бога, не становился рабом и другом Его, если прежде ум его не бывал просвещен от Святого Духа, если не получал от Него ведения, слова и силы и не был Им доведен до познания хотений и велений Божиих. Кто не просвещен Духом Святым, тот не только не знает себя самого и ближних своих, но и заповеди Божии, кои суть как маргариты, и веления Божии, кои суть как камни многоценные, и живодательные словеса Его, кои суть как монеты, имеющие на себе пречистый образ Его – все это попирает ногами, как ненужный прах, нимало не чувствуя ни их, ни того, как относится к ним, потому что не может чувствовать. Никто убо, братия мои, да не прельщает вас, говоря, что видит то, о чем я сказал, тогда как очи души его не просвещены Божественным светом.

Итак, если всякий ученик есть духовное чадо учителя своего, то всячески тому, кто ищет духовного отца, должно искать человека, который родился духовно и сознательно знает Бога и Отца своего, чтоб он родил духовно и его и сделал воистину сыном Божиим. Если теперь ученик оный нуждается и ищет такого духовного отца (ибо, как говорит Писание, добрых учителей – добры и учения, от злых же семян злые бывают и порождения), то, с другой стороны, есть в настоящей жизни и добрые учители и отцы истинно духовные, такие, как мы сказали выше. Но подле них есть и такие, которые еще не родились свыше и еще не познали себя самих, а не только Бога; которые, однако ж, сами себя выставили учителями и отцами других и всякими способами стараются привлечь к себе всякого, отрекшегося от мира и, как мы сказали, ищущего духовного себе отца; и если заметят, что он хвалит кого-либо из истинно духовных отцов, тотчас спешат эти несчастные представить нехорошим того духовного, чтоб соблазнить душу юноши и помешать ему пойти к нему. Спрашивается теперь: если юный сей, обманувшись, пойдет к тем, которые его обманули, и лишится таким образом пользы, какую имел бы получить от того духовного отца, то кто виновен в потере его, равно как и всех тех, которые таким же образом лишаются пользы от духовных отцов и учителей, будучи соблазняемы словами оных самозванцев? Не виновны ли в этом эти соблазнители, которые сами себя поставили в руководители и отцы и всех отдаляют от добрых учителей, не допуская их дойти до них, чтобы получить от них настоящее руководство и войти по нему в Царствие Небесное? Всеконечно они виновны в этом, и от рук их взыщется кровь соблазненных ими, как сказал Господь. Они, будучи обладаемы тщеславием и гордостью и думая о себе, что суть великие некие, хотя ничто суть, делаются отцами, учителями и апостолами, сами себя рукоположив, между тем как ни благодати Святого Духа не получили, как апостолы, ни светом ведения не просветились, ни Бога, Коего проповедуют, не видели, чтоб Он открылся им, как обетовал: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам; и опять: Аз и Отец Мой к нему приидем и обитель у него сотворим (Ин. 14, 21, 23); и еще: ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь во Мне пребывает, и Аз в нем (Ин. 6, 56); также: аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет: веруяй в Мя, якоже рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы (Ин. 7, 37, 38); опять: всяк пияй от воды сея (естественной) вжаждется паки: а иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки: но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник воды текущия в живот вечный (Ин. 4, 13, 14). Итак, кто явно не видит, чтоб все такое было в нем действительно и совершилось самым делом, тот еще слеп. Ибо кто не соблюл Божественных заповедей, кто не видел Сына Божия явившимся ему, кто не возлюбил Его как подобает, кто не познал в чувстве души своей, что Отец и Сын во Святом Духе обитель у него сотворили, тот пострадал одно из двух следующих: или Бог оставил его и душа его пуста, или диавол, изгнанный из него во время крещения, опять возвратился к нему по причине греха; и это или прежде чем он стал монахом, или после того – и будут последняя человеку тому горша первых (Мф. 12, 45). Кто изгнал лукавого из души своей великими подвигами, смиренномудрием, многими болезненными трудами, плачем и слезами, а потом опять попустил себе обольститься его внушениями, и это прежде, чем заведомо ему возобитал в нем Христос, и прежде, чем стяжал он истинное, всуществленное смирение – тот опять принимает к себе самого диавола, который входит в него без ведома его по причине самомнения и гордости. Такой не может прийти в чувство и познать грехи свои и зло, которому подвергся. Ибо диавол закрывает очи души его и не дает ему познать гордости, которая властвует над ним. Тогда диавол не нудит его на плотские сласти, ни на чревоугодие, или сребролюбие и многостяжание (ибо эти страсти некоторым образом смирительны, наводят стыд и отнимают у совести побежденного ими всякое дерзновение, хотя бы его хвалил и величал весь мир, яко святого), но побуждает его держать посты, бдения, всенощные стояния, нестяжание, спание на голой земле, немытость и все другое, что, как знает он, может возращать страсть гордыни. Ибо такие дела, если не бывают построеваемы на основании христоподражательного смирения, высят душу до небес и тем низвергают ее в бездну. Она думает, что возвышается, на деле же бывает, что насколько она высится, настолько падает и низвергается долу, сама того не замечая. Как невозможно стоять дому без основания, так невозможно сказанным добродетелям быть твердыми, если они не имеют в основании своем смирения. Если оно не будет прежде положено в основание или, быв положено, будет потом похищено духами злобы, тотчас все здание добродетелей, назданное с такими потами и трудами, падает долу и уничтожается. Ибо Господь гордым противится, смиренным же дает благодать (Иак. 4, 6); и – нечист пред Господем всяк высокосердый (Притч. 16, 5). Между тем, кто имеет в себе сей источник и корень всех страстей душевных, тот почитает себя высшим и бесстрастнейшим всех людей и поверить не может, чтобы был кто-либо деятельнее и созерцательнее его; почему презирает всех и не верит дарам благодати, какие даются им от Бога, завидует им и осуждает их и всячески усиливается доказать, что одни из них (даров) ложны, а другие – невозможны. Этим способом он увлекает вслед себя и других, ввергая и их в свой собственный ров зависти, неверия и пагубы.

Кто вкушает Тело Сына Божия и пиет Кровь Его, тот, если не знает чувством и опытом душевным, что в Боге пребывает, а Бог в нем, поистине еще не причащался достойно Пречистых Таин. Ибо как возможно тому, кто соединился с Богом, не знать о том, хотя бы был он и не совсем чувствительного сердца? Также, если вкушающий Тело и пиющий Кровь Христову имеет живот вечный и на суд не идет, но прешел от смерти в живот, то явно, что кто не сознает, что имеет в себе живот вечный и прешел от смерти в живот, так же, как иной знает, что из темного дома перешел в светлый и блестящий – таковой не познал еще таинства Домостроительства Божия и не вкусил жизни вечной. И еще, если Господь наш обетовал, что верующим в Него будет подавать Духа Святого, чтобы Он был для них источником воды, текущей в живот вечный, и реками, истекающими из чрева их, то кто не видит, чтоб в нем совершалось это каждодневно, не видит и всего другого, что обещал Господь давать верующим в Него или совершать в них, тот как может называть себя совершенным верующим? Но, с другой стороны, если кто думает, что такое совершенство прилично только апостолам и древним святым, и говорит, что мы, сколько бы ни подвизались, не можем уподобиться древним святым, и надежды даже не имеем сделаться подобными им, то кто из знающих Бога и состраждущих братиям своим не восплачет о таковом от всей души своей? Ибо если Бог велегласно взывает: святи будите, яко Аз свят есмь (1 Пет. 1, 16), и в другом месте: подобны будьте Отцу вашему, Иже есть на небесех (Мф. 5, 48; Лк. 6, 36), и Павел: подобни мне бывайте, якоже аз Христу (1 Кор. 4, 16) – а этот противные сему пишет законоположения, то наивернейше он явный есть антихрист и богоборец. Ибо говорит, что иные были те, и иные мы – иначе тех любил Бог, сподобивший их великих даров Святого Духа, и иначе относится Он к нам; нас, говорит, Он едва милует – прощает только нам грехи наши и спасает нас, если покаемся, понесем какие-либо произвольные лишения и поплачем; быть же нам как апостолы или как древние святые никак невозможно. И тех, которые почитают сие возможным, называет он гордыми и хульниками, которых, говорит, не надо совсем слушать, и повелевает бегать от них. Какое пагубное заблуждение, чтоб не сказать, какое нечувствие и неверие! Говорящие и мудрствующие так надеются быть спасенными без приятия благодати Святого Духа и думают быть сынами Божиими, не имея сознательно Духа Святого, Который един творит верующих сынами Божиими. Они называют Бога Отцом своим, но говорят, что никогда не видели Его, и думают, что любят Его, не видавши Его. Даже слушая апостола Иоанна, который говорит: не любяй брата своего, егоже виде, Бога, Егоже не виде, како может любити? (1 Ин. 4, 20) – не приходят они в чувство и не понимают, в каком худом находятся состоянии, но завидуют, и ненавидят братий своих, и такие употребляют против них препрительные словеса, которых не мог бы никогда изобресть сам диавол, отец лжи и зависти. А пред иными они рисуются, будто говорят все сие с богоугодною и братолюбною целью, хотя между тем у всех людей посевают худое мнение об истинно святых мужах, и не подозревая, что, действуя так, они действуют против себя или тем самым себя обличают; ибо если кто не бесстрастен, тот не свят, то, конечно, и ты, говорящий так, таков, так как злое износится обыкновенно из злого сокровища сердца.

Страстные думают, что и все другие также страстны, и судят всех по себе, забывая, что есть Бог, рекший: не судите, да не судими будете (Мф. 7, 1) – есть Судия, имеющий воздать каждому по делам его. С таким тщеславием и дерзостью оговаривают и судят они братий; а не знают, что таковым не позволяется даже читать Божественные Писания, как говорит Сам Бог устами Давида: вскую ты поведаеши оправдания Моя, и восприемлеши завет Мой усты твоими, и потом, указывая причину такого приговора, прибавляет: седя на брата своего клеветал еси (Пс. 49, 16, 20). Если же таковому запрещается читать даже Божественное Писание, тем паче не должно бы ему было входить в храм Божий и стоять с верными. А он, несмотря на это, делается учителем с великою гордостью и дерзко восходит на престол апостолов (ибо достоинство и власть апостолов есть всеконечно учение, бывающее в Духе Святом). Какого после сего наказания и какой казни не заслуживает таковой? Кто не сделался еще учеником, как должно, а между тем восхищает достоинство учителей, тому следует наказание в тысячу раз большее, чем разбойникам и убийцам. Эти тело только убивают, а он убивает души. Как тот, кто взял бы у царя какой-нибудь многоценный камень или маргарит, чтоб на камне выделать изображение царя и при этом обточить его и обделать прилично, а на маргарите поделать отверстия и вделать его в корону или в одежду царскую – если б на камне не выделал сходного с царем изображения, обточил его неискусно и сделал ни к чему не гожим, а на маргарите не сделал ровных отверстий или бы расколол его и совсем испортил – не только не получит награды от царя, но еще подвергнется великому наказанию, в таком же точно положении находятся и учители, взявшиеся учить других истинному христианствованию. Если по нерадению кого-либо из них, или по неспособности, или по необдуманности, или по неведению и невежеству повредятся мысли какого-либо брата или развратятся дела и мудрования, если не сделает он каждого из слушателей своих рассудительным, мудрым и совершенным, с великим искусством, знанием дела, мудростью и рассудительностью воображая в нем, сколько возможно, Христа, так, чтоб Он виделся в нем воображенным и блистал, и не возведет его таким образом в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова – если, напротив, душу каждого из таких учеников сделает непотребною и искусного превратит в неискусного, честного в бесчестного, тогда как его не бе достоин весь мир, то таковой явно не награду получит за труд свой, но муку и наказание за тех, которых сделал непотребными учением своим. То же заслужит он, если кто-либо через учение его лишится чего такого, что способствовало бы спасению его, или не возможет по причине его достигнуть совершенства, могши достигнуть его под руководством других учителей.

Итак, отче духовный, надлежит тебе прежде сделаться учеником Христовым и добре научиться заповедям Его и таинствам и тогда уже браться учить других; надлежит тебе прежде подчиниться и последовать духовному отцу, который провел бы тебя путем, ведущим ко Христу, так чтоб ты достиг Христа или, лучше сказать, чтоб тебя обрел Христос; причем надлежит тебе заметить все повороты и все знаки пути, которым незаблудно проведет он тебя туда, где увидишь ты Христа благодатию Святого Духа – и тогда уже руководи и других ко Христу; надлежит тебе прежде самому просветиться истинным светом, а после того вводить и других в сей свет; надлежит тебе прежде самому получить христианскую свободу, а потом берись руководить к ней и других, ибо совершенно бессмыслен и буй есть тот, кто, будучи сам рабом, берется освобождать сорабов своих, восхищая власть господина своего.

Каким же образом можем мы сделаться учениками Христовыми? Послушаем Самого Христа, Который говорит: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет (Мф. 16, 24). Идти вслед Христа есть подражать Ему в делах Его и жить так, как жил на земле и Он, Господь наш, терпя с радостью искушения и поношения, чтобы получить благодать Святого Духа. Ибо ни бдение, ни уединение, ни пост, ни ничего неимение, ни труд телесный, ни другая какая добродетель не могут без Святого Духа доставить нам слова премудрости, или знания, или рассуждения, потому что все это есть путь, ведущий к свету, а не самый Свет. Почему если я и тысячу лет буду идти путем сим и не достигну Света (Который есть Дух Святой, от Отца исходящий и просвещающий в Сыне всякого человека, грядущего в мир), но и в конце жизни моей окажусь еще сущим во тьме, то что пользы для меня от этого? И апостол Павел, сказав, что иному дается слово премудрости, иному слово разума, иному дарования исцелений и прочее, потом прибавил: вся же сия действует един и тойжде Дух (1 Кор. 12, 11). Видишь, что без Духа никто не может ни сам научиться, ни других научить? Почему, если кто прежде получения Духа истины, Егоже мир не может прияти, яко не видит Его, ниже знает Его (Ин. 14, 17), дерзнет и покусится, еще будучи от мира, в мире взять на себя степень и достоинство учителя и стать духовным отцом и ходатаем за других перед Богом, то не достоин ли он несметного числа молнийных ударов и мук? Чтоб тебе видно было, что я ничего не говорю не находящегося в Писании, слушай, что говорит апостол Павел: аще же кто Духа Христова не имать, сей несть Егов (Рим. 8, 9). Видишь, что тому, кто не имеет Духа Святого, не только непозволительно учить других, но что ему невозможно даже быть от части Христовой? Ибо со Христом соединяет благодать Святого Духа; и кто не имеет Духа Святого обитающим в себе, заведомо тому невозможно иметь общения со Христом или видеть славу Христа сознательно. Он не может и Божественных Таин умно созерцать так, как бы видел Самого Христа и Бога, но видит только чувственно хлеб и вино, которые стоят на трапезе и видимы чувственно. И сие праведно страждут таковые, потому что не получившие благодати Святого Духа не могут видеть, ни познать Христа – Бога. Которые не испытали и не удостоились сего, те не суть и род Божий, или свои Богу, и не знают Его. Ибо Того, Кто есть выше всякого ума и помышления, как возможно познать уму нашему, созданному Им, если он не будет просвещен от Него и не соединится с Ним? Как от Него получил он бытие, так опять от Него же должен он сподоблен быть увидеть и познать Его знанием неведомым и созерцанием незримым. Те же, которые не сподобились стать такими, ни Духа Святого не имеют и не суть Христовы, и пусть они не обольщают себя. Когда получат они Духа Святого и станут Христовыми, верным и несбивчивым признаком того будет для них то, что сказал божественный апостол: идеже Дух Господень, ту свобода (2 Кор. 3, 17), где под свободою разумеет он совершенное освобождение от всех страстей и от похотей мирских и плотских. Почему в другом месте он же говорит: а иже Христовы, то есть рабы Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал. 5, 24), и еще негде: аще же Христос в вас, плоть убо мертва греха ради, дух же живет правды ради (Рим. 8, 10). Итак, кто не сознает, что сие и то, что сказано выше, бывает в нем явно, тот пусть сидит один и плачет о себе, что еще не сделался рабом Христовым, еще не стал причастен славы и Божества Христова и что состояние его еще неявно. Почему пусть наипаче печется о себе самом, до других же да не будет ему дела, потому что страстный не может рассуждать дел братий бесстрастно, как слепой не может видеть чувственных вещей, хотя бы держал их в руках своих.

Но моли, прошу тебя, отче, Бога о мне, бедном, если не по чему другому, то ради любви к Тому, Кто сказал: возлюбиши Господа Бога твоего и ближняго твоего яко сам себе. Помолись о мне, грешном, ненавидимом за любовь ко Христу, гонимом за то, что хочу жить благочестно о Христе, осуждаемом всеми за то, что чту отца моего духовного и учителя, оглашаемом всюду, яко еретик, за то, что учу всех искать свыше благодати и заведомого присутствия Духа Святого, потому что без сего не бывает отпущения грехов, что без благодати Святого Духа невозможно ни освободиться от страстей и бессловесных похотей, ни соделаться сыном Божиим, ни освятиться, и что те, которые сподобляются таких даров Духа, не только освобождаются от всех похотей, страстей и непотребных помыслов, но бывают и богами по благодати, пребывают близ Бога и бывают вне плоти и мира; и не только они сами святы бывают и как бы бестелесны в мире, но и всех других верных видят как святых, и не только как святых, но и как во Христа облеченных и соделавшихся христами; и что кто не стяжал еще таких душевных очей, тот явно не достиг еще света Христова и не просветился от него, ибо свет Христов даруется, да видим бывает тем, кои сподобились покаянием внити в него.

Кто достигнет в меру сию, тот всех любит и почитает их, как Христа, не презирает никого из тех, кои кажутся нам низкими и ничтожными, но и другого никого не ненавидит, не поносит, не осуждает и не терпит слышать, как другие осуждают кого. Такими да будем и мы с вами (говорю к этим осуждающим), братия. Ибо если не сделаемся такими, то невозможно нам будет внити в Царство Небесное.

Так вот, поелику я говорю все такое и проповедую, что отец мой духовный сделался таковым, то все осуждают меня за то, как гордого и хульника – и диавол поднял против меня служителей своих и ведет войну, чтоб заставить меня перестать проповедовать словом и исполнять делом евангельские заповеди и апостольские постановления, перестать стараться обновить евангельскую жизнь, которая некоторым образом одряхлела и забыта, чтоб люди в самовольной дерзости не помышляли, что могут спастись без получения благодати Святого Духа и без бесстрастия, не прельщались тем и не погибали, сами того не понимая. За это вместо того, чтоб благодарить меня, что говорю им и побуждаю их стремиться к совершенной добродетели, они паче осуждают меня и ненавидят, отвращаются от меня и предали меня на алчбу, жажду и смерть – за то, что я не обольщаю их и не говорю: дерзайте, все имеем спастися без трудов и болезнований, без покаяния и точного исполнения заповедей Божиих, каковыми речами те, которые говорят их, извращают все ученье Христа и апостолов Его.

Нам же не буди мудрствовать и говорить так, но да глаголем всем с дерзновением, что поелику веруем во Христа яко Бога истинного и приемлем апостолов яко учеников Его, то долг имеем всячески соблюдать и заповеданное ими, каяться и плакать с болезнью сердца о всяком преслушании и преступлении заповедей Господних, если желаем получить блага, обетованные нам от Бога, каковые когда бы сподобились получить и мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Коим Отцу и вместе Духу Святому подобает всякая слава, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Слово восемьдесят восьмое

О том, что желающий пасти словесное стадо Христово прежде должен рассмотреть и с точностью исследовать себя самого и свое состояние и тогда уже браться учить других.

Господь наш Иисус Христос ублажает не того, кто учит только добрым делам, но того, кто прежде творит их и потом научает им и других. Ибо говорит в Святом Евангелии: иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небеснем (Мф. 5, 19). Почему и божественные отцы Церкви нашей ни словом, ни писанием не учили никакому добру, которого не делали бы сами, прежде чем учить о нем. И те, которые слушают таких учителей, бывают более готовы на то, чтоб подражать им в добром, потому что не столько пользуют их слова, сколько пользуют дела, которые побуждают их делать и себе подобное же. Но горе нам, братия мои, что до такой великой дошли дерзости мы, монахи, что беремся пасти словесных овец Христовых, не имея благодати Христовой, и всячески домогаемся получить степень апостольскую (увы мне, треокаянному!) для довольства и упокоения тела, для выгод и чести человеческой, и даже за деньги покупаем сие достоинство апостольское, ни Бога не боясь, ни человеков не срамляясь. Хотя ни один человек не дерзнет приблизиться к царскому престолу без воли царя, хотя никто из неученых не посмеет взять на себя чин грамматика или ритора, хотя никто из неграмотных не согласится быть чтецом; но мы не таковы, и несмотря на такие примеры, ищем и берем на себя достоинство апостольское, не имея благодати апостолов и не видя в себе плодов благодати Святого Духа. И как допускаем мы себя даже подумать только о такой великой дерзости? Скажите мне, возлюбленные: если бы этот великий и многолюдный город, Константинополь разумею, встретив какого-либо человека странного, который никогда не входил в царские палаты и которого не знает ни царь, ни царские люди, стал просить его, говоря: мы делаем тебя меченосцем царевым, входи ты один в царские палаты и говори царю о нашем благе и проси его сделать для нас то и то, то странный тот человек захотел ли бы принять предлагаемое ему достоинство и пришло ли бы ему даже на ум, что он сможет делать такие дела? Все мы, наверно, в один голос скажем, что он никогда не поступил бы так, даже тех, которые предложили б ему это, осудил бы, обозвав их бессмысленными и сумасшедшими, и никак не согласился бы принять сказанное достоинство, видя, что оно доставило бы ему не честь, а скорее, бесчестие и царское наказание. Итак, если в человеческих делах не можем мы поступать так, то как же не страшимся мы и не трепещем брать на себя апостольское достоинство с такою дерзостью приближаться к неприступному свету Царя царствующих, Бога, и становиться посредниками между Богом и человеками? Или считаем такое покушение малым и ни во что ставим как ничтожное? Увы мне, братия мои! Страшно подумать, до какого крайнего дошли мы ослепления и нечувствия, что даже не знаем, сколь великие и страшные дела соглашаемся брать на себя. Ибо если бы знали, то никогда не могли бы дойти до такой дерзости, чтоб шутить Божественным и являть больший страх и большую честь земному, чем Небесному Царю Христу.

Будем же непрестанно себя самих рассуждать и постараемся, сколько можем, и других отклонять от покушения – искать и брать недостойно такую власть, чтоб и их избавить от осуждения, и самим пожить прочее безопасно. Кто, впрочем, исследуя себя с точностью, находит, что он свободен от всякого славолюбия и даже следа не имеет сластолюбия и плотской похотливости, чист также совершенно от сребролюбия и злопамятства, имеет безгневие и совершенную кротость, стяжал такую любовь к Богу, что лишь только услышит одно имя Христа, тотчас начинает гореть пламенем к Нему и проливать слезы, плакать при этом и о братиях своих, почитая грехи других собственными своими и от всей души имея себя самого грешнейшим паче всех, и, наконец, видит в себе благодать Святого Духа, просвещающую его богатно и делающую сердце его солнцем, видит, что в нем явно совершается чудо купины, так что он горит, поелику душа его соединена с неприступным огнем Божества, и не сгорает, поелику она свободна от всякой страсти, еще смиряется так, что почитает себя недостойным и недовольным для такой степени, зная немощь человеческого естества, но питает дерзновенное упование на Божественную благодать и силу, ею подаемую, и если с готовностью решается на такой шаг, то делает это, понуждаемый теплым веянием и мановением благодати, и с отвержением при сем всякого человеческого помысла и с желанием живот свой положить за братий во исполнение заповеди Божией и любви к ближнему; при всем же сказанном имеет еще ум обнаженным от всякого мерзкого воспоминания и одеян в светлую одежду смирения, так что ни к тем, которые содействуют ему по такому предмету, не имеет особенного расположения и любви, ни на тех, которые противятся тому, не держит ни малого зла в сердце и не ненавидит их, но равно относится ко всем с благорасположением, простотою и незлобием сердца – кто все такое имеет, тот пусть решается принять предлагаемое ему достоинство. Однако ж и при этом всем да не дерзает он приступить к сему без воли и разрешения отца своего духовного. Пусть смирится пред ним и решается на такое дело как бы по приказанию его и с молитвою его, приемля такой сан единственно для спасения братий. Впрочем, так следует поступать ему, если знает, что духовный отец его имеет явно благодать Святого Духа и сподобился приять свыше ведение и премудрость, чтоб не сказал ему при сем того, что противно воле Божией, но, по сущему в нем дару, сказал то, что Богу угодно и для души его полезно, дабы не оказалось, что он слушается человека, а не Бога. Если найдет он доброго содейственника и советника в духовном муже, то принятие им сана будет более безопасно и мудрование более смиренно.

Если теперь таковой смотря посмотрит на дело, то найдет истинным все, мною сказанное, гораздо же больше этого узнает он сам собою или, лучше сказать, научен будет от Самого Солнца правды, если сподобился когда-нибудь видеть сие Солнце. Если же начало сего дела таково, что так трудно познать, по Богу ли оно, тем паче трудно должно быть ведение его и исполнение. Сколько потребно терпения в перенесении искушений, какие имеют сопровождать его! Какое надлежит иметь тонкое рассуждение во время браней, какие всеконечно встретит он! Почему внимай добре, отче духовный, и тщательно смотри за сердцем своим, особенно же очисти око ума своего и храни его чистым и незапорошенным, потому что при помощи его ты можешь и за сердцем своим смотреть добре, и право обсуждать порученные тебе дела по настоятельству твоему и особенно потребности отцов и братий, чтоб все устроять как подобает. Ибо, как слышишь, собрание братий есть тело, а настоятель их голова. Как в теле прочие части каждая имеет свое одно дело: ноги, например, ходить, руки – брать и работать, а голова есть ссоюзение всего тела, так как в ней находятся все чувства, ум и самое слово – так в монастыре братия не все во всех добродетелях упражняются, но один в одной, другой в другой, почему ты с трудом найдешь в брате две или три добродетели в одно и то же время; и в этом ничего нет дивного, потому что братия суть уды от части (1 Кор. 12, 27); но настоятель должен иметь все добродетели, не душевные только, но и телесные, и вместе с сими добродетелями особенно надлежит ему иметь великие сокровенные дары благодати. Ибо как голова снаружи красивая и хорошо убранная, если не имеет в себе ума и всех чувств целыми и здоровыми, всеми считается ни к чему не гожею и недостойною почета, так и настоятелю мало быть убрану и краситься только телесными и душевными добродетелями, но надлежит при сем наипаче сиять духовными дарованиями. Ибо добродетели исправляются собственным старанием и усердием и приобретаются собственными нашими подвигами и трудами, а духовные дарования суть свободные дары милости, от Христа подаемые тем, кои подвизаются. Так, например, пост и воздержание есть добродетель, от которой увядают греховные сласти и похоти и замирает огонь плоти, и это есть дело собственного нашего произволения; но чтобы кто держал пост и воздержание без всякого чувства прискорбности и приболезненности сего подвига, и еще более, чтоб кто достиг чистоты и совершенного бесстрастия, сие есть дар Божий весьма высокий. Опять, удерживать гнев и серчание есть собственное наше дело и требует подвига великого и труда немалого; но чтоб совсем не смущаться и стяжать невозмутимость сердца и совершенную кротость, это есть дело в нас единого Бога и измена десницы Вышняго. И еще, раздать все имущество свое бедным и, став нищим, просить милостыню, в нашей состоит воле; но совсем ничего не желать и с радостью переносить горение в пещи бедности, это есть таинственное действие в нас Божие. Так и всякое доброе дело, бывающее по заповеди Божией, называется добродетелью. Но как в житейском быту земледелец, обрабатывающий землю и сеющий семена, трудится только, а чтоб семена проросли и дали плод, сие есть дар Божий, так бывает и в духовном порядке – делать добрые дела и сеять семена добродетелей с трудом и подвигом многим есть наше дело, но чтоб Бог оросил сие дождем благодати Своей и Своего человеколюбия и сделал бесплодную землю сердца вашего плодоносною, сие есть дар и милость единого Бога. Он Божественною благодатию орошает семя слова, посеянного в сердцах наших, проращает его и возращает, да будет в древо великое, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова.

Итак, надлежит тебе, пастырю овец Христовых, стяжанною иметь всякую добродетель и телесную, и духовную, так как ты – глава прочего тела братий, чтоб братия смотрели на тебя, как на первообраз добра, и отпечатлевали в себе самих добрые и богоподобные черты твои. При этом и труба твоя да не знает никогда покоя, но непрестанно да издает глас: одним братиям предсказывай меч, то есть гнев Божий, грядущий на упорных сынов противления, чтоб их исправить, или, если не послушаются, свою душу избавить от страшного гнева Божия; других вразумляй, учи и подвигай на всякое добро; но и тех, которые требуют обличения и укора, не оставляй без внимания, но обличай их благовременно и безвременно, запрещай им и всячески старайся отклонить их от недобрых поступков, как заповедует тебе божественный Павел. Милостивость свою являй равно ко всем братиям и любовь тоже одинаковую имей ко всем, но честь воздавай каждому по добродетели его, как подобает, и мужу добродетельному и духовному не предпочитай даже и того, кого первым имеешь по устроению монастыря. Эти строители дел монастырских состоят в чине седьми диаконов, о коих говорит книга Деяний апостольских; они же суть и как служебные духи, посылаемые в служение (Евр. 1, 14); и если исправляют свое служение верно, без всякого лукавства, как и оные семь диаконов, то получают от Бога великое воздаяние и в сей жизни, и в будущей. Но которые подвизаются в молитве и безмолвии и в учении словом и упражняются с терпением в добродетелях и добрых делах, те вместе с тобою состоят в чине апостолов. Этих братий тебе следует иметь помощниками в благовестии духовного учения своего и в восприятии на себя тягот братних, чтоб они облегчали труды твои, так как они среди братий суть как камение многоценное. Не ищи покоя телесного или какого-либо утешения. И ночи и дни иждивай на попечение о вверенных тебе от Бога душах, да не попадет какая-либо из них в зубы врага, быв побеждена или злою похотью, или неразумным гневом, или помыслами тщеславия, но соблюдай все свое стадо целым и безущербным, стараясь представить его Пастыреначальнику, Христу Богу, все плодоносным, исполненным добродетелей и просвещенным Божественным ведением, чтоб ни одной овцы не было, которая имела бы струпы и раны, или была лишена какого члена, или казалась захирелою. Если будешь всегда держать такое попечение о братиях, то спасешь многих, делая их совершенными, не имеющими недостатка ни в чем добром, и принося их Христу своему всех непорочными, всех чистыми от нечистых дел. За это сподобишься ты получить от Бога великое воздаяние, будешь вселен в скинию апостолов и пастырей Христовых и вечно царствовать с Самим Сыном Божиим. Посему жизнь твоя должна быть пред лицом братий и отцов как некий образец, чтоб братия брали с него пример. Не люби вещей, ни славы, ни удовольствий и утех, ни трапез с яствами многими и винами, ни щеголеватых одежд. Не будь тщеславен, гневлив, бранчив, злопамятлив и не воздавай злом за зло. Но будь нестяжателен, ненавидь показливость, почет и всякое удобрение плоти. Будь смирен, нищ духом, сокрушен, тих, кроток, безгневен, несребролюбив, умерен, покоен, благочинен, терпелив, воздержан, немногопопечителен, неусыпен, усерден, ревностен. Пекись о душах, кои имеешь под своим смотрением, как о собственных членах, и будь каждый день готов живот свой положить за них, если потребуется, и никакого дела мира сего не предпочитай любви к братьям. Так как ты всем другим предпочтен и поставлен пасти словесных овец Христовых, то надлежит тебе, по слову Господа, быть ниже всех мудрованием и смирением, еже по Богу, как сильному – носить немощи немощных, как врачу – врачевать болезни братий, которые заболевают душой, как пастырю – возвращать опять в стадо овча отбившееся и заблудшее – то, которое хорошо, старайся сделать преуспевающим в добродетелях, а которое паршиво и не подает надежды на уврачевание, то отдели от стада, чтоб не запаршивели и другие овцы. Подвизайся, чадо мое о Господе, со всем усердием умножать стадо Христово. Да не искусит тебя желание покоя и удобрения тела сокровиществовать монастырские вещи в собственное употребление, а не для братий. Не люби часто выходить из монастыря; довольно для тебя выйти однажды в месяц по крайне нужным потребам монастырским, прочие же пусть исправляют помощники твои, чтоб не иметь тебе развлечений, но беспрепятственно заниматься составлением поучений и наставлений братиям в попечении о душах их. Не готовь для себя разные избранные яства, а для братий какие похуже, ничтожные и без приправы; не делай также так, чтоб самому пить хорошее вино, а братиям подавать закисшее; но пусть будет у вас трапеза общая и для тебя, и для братий: или растительная, или рыбная, по воскресениям и праздникам, кроме разве когда случатся у тебя друзья или болезнь. Твоим послушанием да будет попечение о душах братий; прочие же послушания монастырские раздай благочестивым и богобоязненным братиям, испытывая их на всех послужениях, по преданию преподобного отца нашего Феодора Студита. Не гневайся на братий без какого-либо повода, причиняющего вред душе; лучше кротким словом учи их, как надлежит им держать себя в среде братства. Юным и новоначальным повелевай наипаче быть скромными, чтоб они не причинили вреда смотрящим на их продерзость и беспорядочные ребяческие дела. Тем, которые уже долгое время живут в подвиге, внушай терпеливо сносить искушения, смиренномудрствовать, плакать, прилежать молитве и служить добрым примером для других в исполнении заповедей. Иеромонахов учи благоговеинству, безмолвию, размышлению о Божественных Писаниях, изучению апостольских правил и преданий, точному познанию догматов веры, чистоте сердца, непрестанной молитве и сокрушению и тому, чтоб они с великим страхом стояли пред святым престолом, были для всех братий словом и делом, Божественной солью и светом и имели в себе слово жизни. Если иной раз нужно будет по благословной причине явить гнев против беспорядочных братий и вразумить их жезлом наказания, чтоб они отстали от худого какого-либо навыка, не худо и это и не необычно в Церкви Христовой. Свидетель слова сего Сам Господь Иисус, Который, сотворив бич от вервий, бил им непокоривых иудеев за то, что дом молитвы превратили в торжище, трапезы меняльщиков опроверг и пенязи рассыпал (Ин. 2, 14, 15). Ибо всякое дело, которое делается для того, чтоб или помешать злу и уничтожить его, или помочь добру и добродетели и защитить их, похвально и богоугодно. Монастырские вещи храни добре, как посвященные Богу, почему за самую малую имеешь дать отчет Богу. Родителям своим и родственникам помогай так же, как и другим бедным, доставляя им только потребное для жизни. Не пропускай без внимания и исправления ничего, даже малого, что бывает не по заповеди Божией и служит к извращению апостольских и соборных правил и постановлений, к осуждению и бесчестию евангельской жизни и к унижению монашеского чина, для того одного, чтоб показать себя кротким и чтоб люди похвалили за то; но, подражая Христу и Богу своему, ревностно, с жаром, но без страсти гнева, восставай против всего такого и защищай, сколько можешь, заповеди Божии и священные каноны.