Педагогика для всех

Мы не те люди, и не те у нас дети, и не то время на дворе, мы не можем бить детей, мы только портим детей битьем.

Нам кажется:

– Нечего мудрить, высечь его как следует, чтобы знал!

Это очень опасное заблуждение, будто можно заменить всю воспитательную работу одной сильной поркой. Невозможно!

Мы читаем нотации, говорим, и наконец приходится признать:

– Моему хоть говори, хоть не говори…

Тогда мы начинаем кричать, и вскоре:

– На моего хоть кричи, хоть не кричи.

Что ж, «нечего мудрить», начинаем бить. Результат предсказать нетрудно:

– Моего хоть бей, хоть не бей…

И мы чувствуем себя бессильными перед ребенком, мы приходим в отчаяние, мы теряем рассудок, видя, как он торжествует над нами, мы понять не можем, отчего это прежде люди били – и у них все было хорошо, а мы бьем – и ничего не получается.

Кошмарное чувство полной несостоятельности, полной беспомощности!

Но если решающей силой того воспитания, которое нам передано, является физическая сила, страх и угрозы и если этой силы не стало, нет ее, хоть жалей, хоть не жалей – нет! – то это значит, что нужно выработать совсем другое представление о воспитании, найти другие силы.

Ведь и дети другие!

7

На каждые условия должно быть свое воспитание.

Воспитание в нужде – одно, в достатке – другое, среди всеобщего достатка – третье. А еще чаще бывает теперь, что родители росли в нужде, а детей им приходится воспитывать в достатке. Воспитание в этом случае возможно лишь тогда, когда к материальной роскоши прибавляется и духовная, но это бывает очень редко. Обычно заботы по достижению достатка вытесняют заботы духовного ряда. Но родителям духовность заменяет их энергия, их успех, их стремление к успеху – какие-никакие, а люди. На долю же детей их не остается ничего – ни духа, ни энергии, ни собственного успеха, и они погибают душой.

При росте, при перемене благосостояния надо быть очень бдительными – как отразится эта перемена на детях?

Не лучше сейчас, не хуже, а по-другому. Но у многих из нас нет даже идеи о том, что воспитание может быть разным, что оно должно меняться.

8

Другими были цели воспитания – другими и возможности родителей.

В прошлые века родители вообще не занимались воспитанием детей в том смысле, в каком мы сейчас понимаем это слово. В обеспеченных семьях были няньки, бонны, гувернантки и гувернеры, мадам и мосье – по пушкинскому «Евгению Онегину». В простых семьях было много детей, и старшие воспитывали младших, нянчили их, ходили за ними.

Но ведь у мамы одна педагогика, у няни – другая, у сестры – третья, у гувернантки – четвертая. А нынешняя мама – и мама, и няня, и мадам, и кухарка, и служанка, да еще она, между прочим, работает…

Обычно думают, будто прежде воспитание было индивидуальным, а теперь стало общественным. Ничего подобного, дело обстоит прямо противоположным образом: было общественным, стало индивидуальным. Прежде ребенка поднимали всем селом или всем двором, он рос на виду у всех, на виду множества соседей – все знали, чей он, и каждый останавливал его, если он дурно вел себя, да и он не мог дерзить взрослым, потому что сталкивался не со взрослыми вообще, а со знакомыми людьми. Ребенок знал, что его все знают, у него было представление о чести семьи, и каждое слово отца подкреплялось не только его, отцовским авторитетом, но и общественным мнением: все отцы говорили своим детям одно и то же. Даже в моем детстве двор, в котором я рос, считался плохим двором – он был проходным. В проходном дворе, считалось, детей воспитывать труднее. Он опаснее для детей, чем обычный двор.

Что же сказать про города без дворов, про микрорайоны, в которых бегают неизвестно чьи дети-анонимы? Общество взрослых никак не влияет на них. Пространство между корпусами полно чужих людей, и все дети – чужие. Да и в коммунальной квартире – не хочу ее хвалить – были свои педагогические достоинства: с соседями не очень-то покапризничаешь. Многие важные требования выставляли соседи, а родители были заступниками – это большая разница. Школьник приходил домой с пятеркой, и мама хвалила его, сосед восхищался, другой сосед посмеивался, а третий говорил, что в детстве он стрелял в отличников из рогатки, – все эти разговоры весьма и весьма полезны. В отдельной квартире, в особой детской комнате жить куда лучше, чем в коммуналке и в одной комнате на восьмерых, но и воспитание должно измениться. То полезное, что давали соседи по квартире и по двору, теперь должны давать мы.

9

И, наконец, последнее: знаете ли вы, сколько времени общаются теперь родители с детьми?

По некоторым данным – двенадцать минут в день! Но это такая цифра, что и верить в нее не хочется. Пусть будет втрое больше – тридцать минут. Полчаса. Полчаса проводит мама с ребенком, да и то она в это время, скорее всего, готовит ужин.

Воспитание в полчаса! Воспитание между прочим!

Включите телевизор, откройте педагогические книги – всюду говорят и пишут, каким должен быть отец, и как играть с детьми, и как развивать их эстетически, и как…

Да кто, кто будет все это делать? Какое там еще эстетическое воспитание в полчаса?

Учительница пожимает плечами:

– Семейное воспитание? Это очень просто! Надо, чтобы детей было много, чтобы родители показывали хороший пример и чтобы они занимались детьми двадцать четыре часа в сутки.

Правильно! Но в половине семей Российской Федерации один ребенок. И не двадцать четыре часа на него у родителей, а тридцать минут… Что толку говорить? Что вздыхать о прошлом?

Надо научиться воспитывать в полчаса, если другого выхода нет; надо отказаться от представлений, созданных в других условиях, и использовать преимущества нового времени.

Все трудно. Но откуда-то берутся же хорошие дети и хорошие люди в наши дни – вон их сколько!

Условия воспитания стали хуже, если его целью является послушание сначала родителям, потом – жизни. Приучать ребенка к послушанию стало почти невозможно. Но условия воспитания сильно улучшились, если целью является самостоятельный человек, – и неправильно было бы не замечать этого и не ценить.

И действительно, огромное большинство людей незаметно для себя, неосознанно, перешли в другую, никем не описанную эффективную педагогическую веру. Она позволяет в новых условиях, пользуясь их преимуществом, растить хороших людей.

10

В этой книге одно действующее лицо – вы, читатель. Вам предстоит совершить важное действие в душе и, отбросив недоумения «как же так?», «ну как же тогда воспитывать?», «ну надо же детей воспитывать!», – неизбежные при смене убеждений, – согласиться с фактом, против которого не возразишь: воспитание в полчаса не может быть таким же, как круглосуточное.

Этот короткий рассказ поразил меня.

Товарищ мой, прекрасный человек, так ответил на вопрос о его воспитании:

– Отец мною совсем не занимался. Но когда бы я среди ночи ни проснулся, я видел щелочку света под дверью его комнаты. Он работал… Вот эта щелочка меня и воспитывала!

Другой мой товарищ, отличавшийся замечательным трудолюбием, готовностью прийти на помощь, когда я спросил, как его воспитывали, только усмехнулся:

– А меня никто не воспитывал… Родителям было не до меня. Мама – врач, отец – адвокат, и каждую ночь будили то маму, то отца – у кого-то беда… Может, эти звонки в дверь воспитывали?

Да ведь и многие очень хорошие люди говорят, что их вовсе не воспитывали, ими не занимались, родителям было некогда, «я рос сам по себе»…

Не воспитывали, не занимались, не обращали внимания – некогда было, а результат получился прекрасным. Само по себе вышло? Нет, видимо, есть какой-то секрет. Как это получается, что щелочка света воспитывает, воспитывают звонки в дверь, фотография отца-солдата – и вовсе не было его в живых, с войны не вернулся, а воспитывал?

А может быть, существует воспитание без воспитания?

11

Много лет назад один юноша прислал письмо, в котором спорил со мной о смысле жизни. Не помню сейчас, в чем состоял спор, но одну строчку из письма я словно вижу перед собой. «Только не приводите примеров, – писал девятиклассник, – примерами можно доказать что угодно».