Воспитание школы

Но учителю нужно и помочь, особенно такому, который вынужден кричать от слабости и беззащитности перед расшумевшимися детьми.

Опытный директор всегда поймёт психологические причины учительского крика, поможет учителю найти, в чём же его слабость. Иногда один-два дельных совета установят если не тишину, то мир в классе. Да и просто можно сказать, что тишина в классе не такая уж большая ценность. По мнению директора, если выбирать, то пусть лучше будет шум в классе, чем крик учителя.

Ведь очень часто бывает, что учитель кричит на детей, потому что боится директора.

Ещё хуже, когда директор сам кричит на детей и даже на учителей.

Вот место, которое должно быть начисто освобождено от крика, от раздражения, в котором не должен звучать даже повышенный голос, – это учительская и, конечно, кабинет директора.

…Молодой учитель был вызван в кабинет директора за какие-то грехи. В маленькой школе все на виду, все прислушивались, что будет дальше. И действительно, через некоторое время из-за двери раздались страшные крики. Когда раскрасневшийся директор вышел, кто-то из старых учителей заметил: «Что же вы кричите на учителя, Николай Иванович?». «Я кричу? Это он на меня кричал», – ответил директор. Все рассмеялись. Авторитет директора ничуть не упал, да и учителя простили: молодой и горячий.

Молодой ли, старый ли, горячий ли, раздражительный ли, больной ли, а тем более здоровый – никто не должен, никто не смеет кричать в святом месте – в школе.

    «Первое сентября», № 11, 1994 г.

Чёрная метка и день судьбы

Ученик может испортить учителю настроение. Учитель может испортить ученику жизнь

ДЕЛО ИДЁТ К КОНЦУ – к концу четверти, к концу учебного года, а для многих – к окончанию школы.

Ещё немного, и учителя начнут совещаться – кого перевести, кого оставить на второй год, кого принять в десятый, от кого постараться избавиться, кому дать выпускной документ, кому не давать.

Все принимаемые в конце учебного года решения – это решения о судьбе ребёнка: что с ним будет дальше? По прямому ли, по кривому ли пути пойдёт если не вся его жизнь, то во всяком случае юность?

Оставили на второй год – в семье ощущение беды, сам подросток чувствует себя несчастным, жизнь ему немила, и неизвестно, станет ли он учиться дальше, найдёт ли в себе силы приспособиться к нелёгкой жизни второгодника.

Не взяли в десятый – значит выброшен из ушедшего дальше поезда, где были свой вагон, своё купе, своё место. Человек без места, человек, не включённый в какой-то список, человек, за которого никто не отвечает, – легко ли ему?

Не дали должного аттестата, сорвали все планы, отметили на всю жизнь как худшего в классе – тоже не всякий справится.

Школа – коварное дело для иного ребёнка. Все вроде не страшно: прогулы, двойки, ещё двойки – подумаешь! Все вместе, всем весело, предупреждения учителей не кажутся серьёзными; но наступает мгновение, и учитель, который вчера ещё ничего не мог с тобой поделать и сам казался беззащитным, приобретает огромную власть над твоей жизнью, и теперь уже ты перед ним беззащитен, потому что на его стороне закон. И вот все остались вместе, классом, а ты один.

Но и учителю нелегко принимать трудные решения! Закон законом, да ведь учитель не судья, а ученик не подсудимый, не обвиняемый и даже не подозреваемый; он обычный, ни в чём не виноватый человек, который почему-то не хочет или не может учиться. К тому же всякого совестливого учителя одолевают сомнения: а сам ли мальчишка виноват в том, что плохо учится? Может быть, в другой школе, у других учителей судьба его сложилась бы иначе? А если ему тяжело в семье, то что же ему делать, за что же его теперь ещё и школа наказывает?

А с другой стороны, забота о чести школы, о будущих её учениках. Если во всём потакать двоечнику, если переводить его, ничего не знающего, из класса в класс, то что же будет со школой? Пожалели одного – другим соблазн: значит, можно и не учиться, всё равно переведут, всё равно выпустят, всё равно дадут бумажку. Дадут, никуда не денутся!

Слом судьбы, сама возможность такого слома, власть школы над будущим ребёнка и есть тот самый страшный страх, которым школа держит многих учеников во всё время учения. Двойка – ну и что двойка? Но она своего рода чёрная метка, предупреждение, напоминание о том конечном страхе, о котором – смотри не забывай! доиграешься! На этом страхе, пусть даже и глубоко запрятанном, миллионы детей выучивались и становились людьми; на этом страхе держится огромное число школ. Многие родители и ценят школу лишь по одному показателю: как она поддерживает в ребёнке страх перед будущим, страх за судьбу. Пугает – хорошая, крепкая школа; не умеет напугать – слабая школа, бесполезная, плохая.

Вся прежняя официальная педагогика требований и наказаний опиралась в конечном счёте лишь на одно человеческое чувство – чувство страха. А поскольку оно, это чувство, естественно, поскольку совсем уж бесстрашных людей на свете довольно мало, то педагогика эта давала видимые результаты, которые теперь преподносятся как достижения советской школы, чуть ли не лучшей в мире: учила! давала знания! наших учёных по всему миру расхватывают!

И у многих людей опасения: если мы начнём строить новую школу, в которой страх будет сведён до минимума, – получится ли? Не разрушим ли мы старую, устоявшуюся, дающую прекрасные результаты, лучшую в мире школу?

«Свобода? Что за чушь? – можно услышать сегодня не только от измученного детьми учителя, но и от крупного учёного – теоретика образования. – В обществе нет свободы, и значит, школа должна приучать к жизни без свободы, вот её назначение».

Все логично. Если школа не умеет учить без страха, приходится подыскивать теоретические оправдания для тотального устрашения детей, на то и теоретики.

И вот наступает день «икс» – день платы и расплаты.

Для большинства это счастливый день. Все труды позади, школа платит по этим трудам свидетельствами, дающими определённые права, благополучным переводом в следующий класс.

Но подумаем о тех детях, которые не справились с государственным уроком и теперь должны расплачиваться за прошлые свои грехи перед школой.

Как быть учителю?

Для иного педагога это день долгожданной мести. Сколько ты надо мной издевался, сколько ты мне крови попортил, сколько я с тобой мучилась, сколько раз я тебя предупреждала, что дело кончится плохо, – и вот получай.

Такие учителя непреклонны на педсоветах. Им необходимо, чтобы справедливость восторжествовала и виновный не ушёл от ответа. Сегодняшняя расправа поможет им входить в класс в будущем году. Им не кажется, что они мстят, нет, они поддерживают порядок, они укрепляют главную силу школы – страх. Жалость кажется им неуместной и опасной.

Иные, голосуя на педсовете, вообще ни о чём не думают. Ребёнок для них – один из многих, может быть, один из тысячи. Ребёнка нет перед ними, есть лишь сведения: столько-то двоек, столько-то прогулов, столько-то нарушений дисциплины. Список внушительный, а закон есть закон. Да и кому хочется заполучить в свой будущий класс второгодника?

Интересы школы многим кажутся важнее интересов одного ребёнка, его судьбы.

Отчего такие мучения, отчего учитель поставлен в дву-смысленное положение и должен делать тяжёлый выбор?

Причина во всём устройстве нашей школы, которая хороша лишь для успевающих, для подчиняющихся, для способных и совершенно не знает, что ей делать с ребёнком, который с тяжёлой (лучшей в мире!) программой не справляется.

В английской школе, тоже, кстати сказать, не самой плохой, выпускник в двух старших классах изучает лишь два предмета, выбранных им самим, и ещё два – как необязательные. У нас в выпускном свидетельстве – полтора десятка предметов, и по каждому – отметка. В виде особой милости разрешаются две двойки…

Что это – требовательность, забота о всестороннем развитии, подготовка к будущей жизни? Или жестокость, пренебрежение к судьбе подростка?

К счастью, школа добрее к ученикам, чем инструкции и законы. Надо уж очень сильно досадить учителям или директору, чтобы с тобой обошлись по инструкции. На каждый школьный закон есть определённая, хоть и не строго очерченная зона всеми принимаемого беззакония – беззакония в пользу ученика (а заодно и в пользу школы, которая таким образом сохраняет свою репутацию в глазах начальства).

Это невинное с виду спасительное беззаконие на самом деле не так уж и невинно. Именно с него начинается всеобщее неуважение к законам в государстве. Многие выносят из школы только один урок: всё не страшно, и законы не страшны, надо лишь ладить с людьми – сегодня с учителями, завтра с начальством.

Основы жизни без соблюдения законов миллионы наших детей получают в школе.

Так всегда и бывает, когда издаются законы, соблюсти которые невозможно, – они-то и подрывают всю законность в стране.

Но пока речь идёт просто о программах, иные из которых составляются самой школой, ещё куда ни шло. Однако надвигается стандарт – государственный, обязательный, имеющий силу закона. Стандарт этот будут обходить точно так же, как сегодня обходят программы, в этом смысле ничего не изменится. Но поле беззаконности увеличится во много раз, и если сегодня учителя мучит совесть, то завтра он будет преступником в глазах государства, да и в своих собственных глазах. Сегодня он может просто пожалеть мальчишку, завтра он скажет: «Ничего не могу поделать, государственный закон, государственный стандарт».

Приближается День судьбы. Будем милостивы к своим ученикам!

    «Первое сентября», № 42, 1995 г.

Кандидат на второй срок

Непременным следствием свободы должен быть настойчивый педагогический поиск. И особенно поиск в главном: в методах обучения и в программах, по которым учат детей

Перед концом учебного года, перед последним педагогическим советом учителя выдвигают своих кандидатов на второй срок обучения – кандидатов во второгодники.

Наступает решительная минута в жизни многих детей: переведут? оставят?

И для учителя это важно. Редко бывает, чтобы учитель просил перевести двоечника, а высшее начальство школы сопротивлялось. Чаще бывает наоборот: учитель просит оставить, администрация требует перевести.

Если говорить честно, все эти споры не от хорошей жизни, и правильного решения тут быть не может в принципе.

Второй год в одном и том же классе редко кому идёт на пользу, разве что ребёнку, пропустившему слишком много уроков. По большей части на второй год оставляют в виде наказания, чтобы и другим неповадно было, чтобы весь учебный год можно было держать ученика в страхе: «Смотри, ты у меня доиграешься».