Неразлучные

Я посмотрела на фотографию мадам Галлар: не верилось, что когда-то у нее было сердце молодой девушки.

– Отказывала?!

– Да. Находила его слишком суровым. Он любил ее и не отступался. И после помолвки она тоже его полюбила. – Голос Андре звучал не слишком уверенно.

Несколько минут мы молча это обдумывали.

– Мало радости проводить целые дни рядом с человеком, которого не любишь, – сказала я.

– Да ужас просто!

Ее передернуло, как будто она увидела орхидею, и руки ее покрылись гусиной кожей.

– На уроках катехизиса нас учат, что мы должны уважать свое тело. Значит, продавать себя в браке так же плохо, как продавать себя на улице, – заключила она.

– Можно же не выходить замуж.

– Я выйду, – ответила Андре. – Но не раньше чем в двадцать два года. – Она вдруг резким движением выложила на стол сборник латинских текстов. – Давайте позанимаемся?

Я села рядом, и мы погрузились в перевод описания битвы при Тразименском озере[9 - Битва при Тразименском озере – сражение между римлянами и карфагенянами во время Второй Пунической войны (217 г. до н. э.).].

Нас больше не звали подавать чай подругам Малу. Чтобы получить ответы на мучившие нас вопросы, определенно приходилось рассчитывать только на себя. Мы никогда столько не разговаривали, как в тот год. И, несмотря на свою тайну, которую я Андре не открывала, мы никогда не были так близки. Нам разрешали ходить вместе в театр “Одеон” смотреть классику. Мы открыли для себя романтизм: я была в восторге от Гюго, Андре предпочитала Мюссе, и мы обе восхищались Виньи.

Мы начинали строить планы на будущее. Я уже знала, что, сдав экзамены на бакалавра, буду учиться дальше, Андре надеялась, что ей тоже родители позволят поступить в Сорбонну.

В конце четверти случилась самая большая радость за все мое детство: мадам Галлар неожиданно пригласила меня провести две недели в их поместье в Бетари, и моя мама не возражала.

Я думала, Андре встретит меня на вокзале, но, выйдя из поезда, с удивлением увидела мадам Галлар. Она была в черно-белом платье, широкополой черной соломенной шляпе с маргаритками и с бантом из белого фая на шее. Она приблизила губы к моему лбу, но не коснулась его.

– Как вы доехали, дорогая Сильви?

– Прекрасно, мадам, но, боюсь, я вся черная от угольной пыли.

В ее присутствии я постоянно чувствовала себя слегка виноватой; у меня были грязные руки, наверняка и лицо тоже, но мадам Галлар вроде бы не обратила на это внимания, у нее был рассеянный вид; машинально улыбнувшись служащему на перроне, она направилась к двуколке, запряженной гнедой лошадью, отвязала намотанные на столбик вожжи и легко вскочила в коляску:

– Садитесь.

Я села рядом. Мадам Галлар опустила руки в перчатках, державшие вожжи.

– Я хотела поговорить с вами до того, как вы встретитесь с Андре, – сказала она, не глядя на меня.

Я похолодела. Какие наставления я сейчас получу? Или она догадалась, что я больше не верю в Бога? Но тогда зачем пригласила меня?

– У Андре неприятности, нужно, чтобы вы помогли мне.

Я тупо переспросила:

– У Андре неприятности?

Меня смутило, что мадам Галлар вдруг заговорила со мной как со взрослой, в этом было что-то подозрительное. Она дернула вожжи и цокнула языком, лошадь потихоньку тронулась.

– Андре никогда не рассказывала вам о своем приятеле Бернаре?

– Нет.

Двуколка выехала на пыльную дорогу, обсаженную с обеих сторон белыми акациями. Мадам Галлар молчала.

– Владения отца Бернара граничат с владениями моей матери, – заговорила она наконец. – Он из тех басков, что разбогатели в Аргентине, там он и живет основную часть времени с женой и другими детьми. Но Бернар – болезненный мальчик, он плохо переносил тамошний климат и все детство провел здесь со старой тетушкой и воспитателями. – Мадам Галлар повернулась ко мне. – Как вы знаете, после своего несчастного случая Андре прожила целый год в Бетари, и весь этот год она лежала пластом на доске, а Бернар каждый день приходил с ней поиграть. Андре было больно, скучно, одиноко, и потом, в их возрасте это ничего не значило, – сказала она извиняющимся тоном, что сильно меня озадачило.

– Андре мне ничего не рассказывала.

У меня сдавило грудь. Захотелось выпрыгнуть из коляски и броситься бежать, как когда-то я бежала из исповедальни аббата Доминика.

– Они встречались каждое лето, вместе катались верхом. Оба были еще совсем детьми. Но сейчас выросли.

Мадам Галлар попыталась поймать мой взгляд, в ее глазах было что-то похожее на мольбу.

– Понимаете, Сильви, не может быть речи о том, чтобы Андре и Бернар когда-нибудь поженились. Отец Бернара категорически против, так же как и мы. Поэтому мне пришлось запретить Андре с ним видеться.

Я пробормотал наобум:

– Понимаю.

– Она в ужасном состоянии. – Мадам Галлар снова бросила на меня взгляд, одновременно недоверчивый и умоляющий. – Я очень рассчитываю на вас.

– Как я могу помочь? – спросила я.

Слова слетали у меня с языка, но я не вкладывала в них никакого смысла, я не понимала и те, которые доносились до моего слуха, в голове у меня стояли грохот и мрак.

– Отвлеките ее, поговорите о чем-нибудь, что ее интересует. А потом, если представится случай, образумьте ее. Боюсь, как бы она не заболела. Но сама не могу с ней поговорить.

Она явно была встревожена и подавлена, но я ей не сочувствовала, наоборот, я возненавидела ее в тот момент.

– Постараюсь, – пробормотала я сквозь зубы.

Лошадь бежала рысью по аллее из красных дубов и наконец остановилась у большого особняка, увитого диким виноградом, – я видела его фотографию у Андре на камине. Теперь понятно, почему она так любила Бетари и прогулки верхом, о чем думала, когда у нее туманился взгляд.

– Здравствуйте!

По ступенькам крыльца спускалась улыбающаяся Андре. На ней было белое платье и зеленое ожерелье, стриженые волосы блестели как шлем; она выглядела настоящей взрослой девушкой, и я вдруг подумала, что она очень хорошенькая. Это была совершенно нелепая мысль, мы не придавали никакого значения красоте.

– Сильви, вероятно, хочется привести себя в порядок, а потом спускайтесь к ужину, – сказала мадам Галлар.

Я последовала за Андре через вестибюль, где пахло крем-брюле, свеженатертым полом и старым чердаком; ворковали горлицы, кто-то играл на рояле. Мы поднялись по лестнице, и Андре открыла одну из дверей: