Светорада Медовая

– Нет уж, сладость моя! Я по тебе с первой нашей встречи сохну. Да и общие тайны у нас. Отчего же не скрепить их еще одной тайной? Страстной…

Задыхаясь, он прижимал Светораду к себе все сильнее, тискал, оглаживая по бедру, почти опрокидывая и не обращая внимания на ее попытки высвободиться. Светорада была потрясена: этот не больно мощный с виду мужчина оказался на диво силен. Она только взвизгнула и, извернувшись в его руках, оказалась вдруг прижатой спиной к нему, а он тут же прислонил ее к стволу дерева и стал торопливо задирать подол. И руки его… быстрые… уже были там, где и не положено им быть. И уд твердый уже напирал.

Светораде стало по-настоящему страшно. Она брыкалась, разнимала удерживающие ее руки и стонала, отчаянно стыдясь закричать. Если их за таким застанут… Все ведь видели, как она ранее уединялась с Усмаром, когда дела свои обговаривали, вот и могли заинтересоваться зачем в лес пошла, когда он приехал.

Светорада резко мотнула головой назад, что есть силы ударив тиуна затылком в лицо. Как раз в нос попала, он охнул, ослабил хватку, и княжна тут же вывернулась. Сбежать хотела, но он настиг, и с такой силой тряхнул, что у нее с головы спал повойник. Узел ее золотистых волос растрепался, а Усмар, схватив их в кулак, запрокинул ей голову и стал заваливать на землю. В какой-то миг увидел на шее женщины блеснувшую каплю сверкающего алого кулона, и ему даже показалось, что это ее кровь, и он, словно схвативший добычу волк, заурчал, впиваясь в её горло. Они оба рухнули, да так что, Усмар смог оказался сверху, рывком раздвинул ноги Медовой, стал наваливаться… Но тут что-то произошло и тиун понял, что что-то ему мешает, удерживает.

Он чуть скосил глаза… и остыл сразу, увидев пригвоздившее к земле полу его накидки острие копья.

Усмар все еще наваливался на Свету, когда оглянулся через плечо и увидел пробиравшегося к ним сквозь заросли Скафти. Конь самого Усмара, оставленный ранее на тропе, был довольно далеко, а светловолосый варяг с искаженным гневом лицом совсем рядом.

Но Усмар не растерялся. Вскочил, рванув полу накидки, и, схватив копье, резво повернулся, направив острие на Скафти. Светорада только слабо ахнула, ужаснувшись тому, что сейчас может произойти. Однако Скафти был умелым воином, и когда тиун сделал резкий выпад, варяг, не замедляя шага, ловко уклонился, а потом схватился за древко копья и сильным движением вырвал его из рук Усмара. В следующее мгновение Скафти залепил тиуну такую оплеуху, что тот кубарем покатился в кусты и оказался в ложбинке на сером холодном снегу.

Светорада торопливо поднялась, оправляя одежду. Все произошло так быстро, что она и испугаться-то толком не успела, а был только стыд, стыд, стыд!.. Ох убежать бы отсюда подалее! Но осталась стоять, глядя то на поднимающегося Усмара, то на Скафти, который вытирал ударившую тиуна руку о штанину на бедре. И на лице его читалась только брезгливость.

– Убирайся, отродье тролля! – сказал он Усмару дрожащим от ярости голосов. – И благодари богов, что тебя любит моя сестра.

Усмар не заставил себя упрашивал. Вскочил и помчался через подлесок туда, где за кустами виднелся его мерин. И только вскочив в седло, он словно опомнился. Поправил полы накидки, огладил волосы и, бросив взгляд на Скафти, стоявшего перед замершей Светорадой, крикнул издали:

– Ладно, сегодня она твоя, Скафти! Ты можешь потешиться с Медовой, пока ее Стрелок занят с Согдой.

И, пришпорив мерина, поскакал прочь.

Светорада только сейчас заметила, что плачет. Она стояла, прижав ладонь к губам, и вздрагивала. Скафти молчал, потом отошел в сторонку, поднял с земли повойник и протянул ей. Она же просто крутила его в руках под суровым, как ей показалось, взглядом варяга.

– Скафти, – всхлипывая, произнесла она, – Скафти, я не хотела. Он сам…

– Я догадываюсь. Усмару мимо красивой девы трудно пройти.

Варяг смотрел на Свету, растрепанную, плачущую и беззащитную, и в глубине души понимал Усмара, не устоявшего перед ее влекущей красотой. Неожиданно он сам разволновался, ему захотелось прижать молодую женщину к себе, утешить, пропустить сквозь пальцы золото этих прекрасных волос, вдыхать их запах… а еще узнать вкус этих губ, трепет этой груди…

Но тут он вспомнил, как недавно Усмар как раз это ему и советовал, и едва не отшатнулся от Светорады. Сел в стороне на поваленное бревно, поставив копье меж колен. Сам смотрел на молодые листочки, на то, как они светятся на солнце, на тоненький стебелек ветреницы у корявого ствола дуба и думал о том, что весенний цветок такой же нежный и беззащитный, как эта молодая женщина. И еще Скафти думал о том, что, не подоспей он вовремя, еще неизвестно, что бы тут приключилось.

Света через какое-то время сама подошла к нему. Она уже убрала разметавшиеся волосы под повойник, и только пальцы еще возились с застежками на груди, пряча под одежду рубиновый кулон.

– Ну что, идем? – спросил Скафти почти буднично и поднялся, опершись на копье.

Светорада испытующе посмотрела на него.

– Скафти, поверь, я не виновна в том, что случилось. Ну почти… Я ведь думала, что он ваш родич, поэтому и позволяла себе быть приветливой с Усмаром. Возможно, излишне приветливой…

Скафти поднял руку, принуждая ее умолкнуть.

– Давай так, Медовая: мы оба забудем о том, что тут приключилось. Посмотри-ка лучше, какой день ясный, какое солнышко. А то, что произошло… Просто забудь, как забыл уже я.

Он отошел, чтобы поймать своего коня, а потом они пошли рядом по тропинке. Конь Скафти неспешно ступал за ними, хватая на ходу молодые побеги с ветвей. Светорада вспомнила, сколько раз заигрывал с ней сам Скафти, сколько раз она лукаво отвечала на его ухаживание, и ей сделалось не по себе. Он мог подумать, что она сама подтолкнула Усмара к попытке овладеть ею. К тому же теперь она не была княжной, которую никто не смел ни опорочить, ни обидеть. А ее привычка быть любезной с людьми… Ах, как же ей изменить саму себя, как дать понять им всем, что ее расположение – это одно, а ее любовь к мужу – другое, гораздо более важное.

Неожиданно Светорада остановилась и схватила Скафти за рукав.

– Погоди! Ответь, кто такая шаманка Согда? И что за разговоры идут о ней и о моем Стрелке?

Скафти оперся на копье и, посмотрев на нее своими ясными зеленоватыми глазами, стал негромко насвистывать. Варяг был намного выше Светорады и сейчас походил на взрослого, взирающего на неразумного ребенка. И все же она настаивала:

– Для меня это важно, Скафти. Так важно, что… Ты и представить не можешь, как нас со Стрелком свела судьба и что для меня может означать его измена.

Скафти по-прежнему продолжал насвистывать. В глубине души он давно понял, что этих пришлых объединила не простая любовь, что есть в них нечто особенное. Скафти верил, что его отец достаточно мудр и много повидал, чтобы утверждать, что Света – женщина благородного рода, а Стрелок, несмотря на молодость, – настоящий ясень сечи, прирожденный боец, который не по годам опытен. Да, эти двое были настоящей парой. А вот то, что сам Скафти много думает о Медовой, что скучает, если долго не видит ее, – его забота. Как и то, что его охватывало желание обладать ею, когда он слышал по ночам, как сладко стонет Света в объятиях мужа. Но сын Аудуна уверил сам себя, что для него найдутся другие женщины, чтобы утолить плотский голод.

– Вот что, Медовая, мне и дела нет до того, что наплел тебе этот помет сорочиный, который, на беду, является моим родичем. Поэтому будь умнее и верь в то, что говорит тебе твое сердце, а не злые языки.

– И все же, скажи, кто эта шаманка. Ты видел ее?

– Видел. И не только видел, но и познал, какова она. Согда – служительница Нэп-Эквы, мерянской богини огня. Она и сама подобна огню – рыжая, какие среди мерян редко встречаются. Но Согда… Она очень властная и дерзкая, даже на мужчин смотрит как на равных себе и… очень смелая в любви. Но ты успокойся, она ничего не значит для Стрелка.

Светорада молчала, не зная, что ей думать об этом. Скафти прав, мерянские женщины просты и доступны. Кому-то это нравилось, а кто-то относился к ним с пренебрежением. Но ее Стема…

Скафти продолжил:

– Послушай, мужчина может сколько угодно сходиться с женщинами, но каждый знает, что важна для него только одна. Так которая становится его женой, матерью его детей. И такая женщина так много значит для него, что это равняется с честью!

– Но мужчина может взять еще жену, если его водимая жена бесплодна, – вздохнула Светорада, вспомнив, что до сих пор так и не понесла от любимого мужа.

– Но твой Стрелок не таков! – повысив голос, почти вскричал Скафти. – Знаешь, чем он мне понравился, несмотря на то что ехидные языки до сих пор напоминают мне, как он одолел меня в единоборстве на копьях? Он тем мне пришелся по душе, что я в нем почувствовал родственную душу. А если у него и будут женщины, то женой ему будешь только ты.

– Но я не желаю, чтобы у него были женщины! – Светорада топнула ногой. – Ведь я… Я… Ты даже не представляешь!..

– Ты тоже многое не представляешь, Света Медовая! К примеру, ты знаешь, что это? – Он подергал себя за косицу у виска. – У нас это знак вдовства. Меня тут все хотят женить, но я не соглашаюсь. Потому что у меня уже была жена. И то, что было между нами, не сравнить ни с чем, что могут дать мне другие. Возможно, даже ты…

Последние слова он произнес совсем тихо, и Светорада отступила от него, ибо взгляд Скафти вдруг запылал, лицо посуровело, и он посмотрел на нее так, будто хотел проглотить ее всю, без остатка.

Но Скафти тут же отвел взор, а потом и вообще отошел. Накинув повод на корни поваленной сосны, варяг опустился на покрытый лишайниками ствол. Светорада осторожно присела немного поодаль. Почему-то ей казалось, что она нужна сейчас Скафти. И когда он заговорил, несколько нервно, словно выплескивал давно потаенное, она слушала не перебивая.

Оказывается, много лет назад еще там, в Норейг, Скафти был обручен с дочерью благородного и богатого человека. Девушку звали Турид, она была единственным ребенком, поэтому считалась завидной невестой. Скафти знал ее с детства и, когда их обручили, отнесся к предстоявшему браку спокойно, без лишней восторженности. Это была просто сделка: он – старший сын ярла Аудуна, она – наследница хорошей усадьбы и большого участка плодородной земли. К тому же их считали красивой парой, говорили, что он словно серебристый горностай, а она как рыженькая белка. И было сговорено, что Скафти отправится в поход, по возвращении с которого им справят свадебный пир. Его это устраивало, так как заниматься хозяйственными хлопотами ему не нравилось, а вот поглядеть мир и узнать, на что способен, было интересно.

Почти целый год он отсутствовал, добыл немало богатства и славы, однако, когда они уже возвращались, на Скафти вдруг напала какая-то хворь. Он слабел, кашлял и таял прямо на глазах. Когда варяги вернулись в родной фьорд, его вынесли с корабля почти в беспамятстве. Так он и лежал в усадьбе, то приходя в себя, то погружаясь в забытье. Местные лекари поили его всякими зельями, но ничего не помогало.

Вот тогда отец Турид явился к Аудуну и сказал, что раз Скафти уже не жилец, будет лучше, если они разорвут обручение. К Турид как раз сватался сын местного хевдинга, и глупо было упускать такую возможность. Аудун с этим согласился, да и Скафти не стал возражать: тогда его уже ничего не интересовало. Однако тут заупрямилась Турид. Она сама стала готовить для Скафти снадобья, а потом решилась на отчаянный шаг. Неподалеку от них, в лесной чаще, жила ведьма. Люди боялись ее и говорили, что на ведьму следует надеть мешок и бросить в воды фьорда, но никто не осмеливался сделать что-либо подобное, поэтому ее просто избегали. А вот Турид не побоялась пойти к ней. Девушка преподнесла ведьме богатый дар и попросила о помощи. Ведьма, погадав ей, сказала, что на Скафти навел порчу кто-то из тех краев, где он был в походе. И снять ее можно только одним способом – положить на грудь больного руку давно умершего могущественного человека.

Дальнейшего вообще никто не ожидал. Турид наняла двух батраков, чтобы те раскопали курган некогда захороненного в их краю знатного ярла, а ночью, как и полагается, пошла к тому кургану и взяла у мертвеца кисть его руки. Вернувшись, она положила ее на грудь Скафти и стала ждать. И уж неизвестно, помогли ли Скафти употребляемые им снадобья или ведьма оказалась права, да только он стал идти на поправку. Скоро он совсем выздоровел, и они с Турид сыграли свадьбу, на которой пировала вся округа.

Однако не зря люди говорят, что мертвецы так просто не отдают ничего своего. Вот и с Турид стали происходить странные вещи. Бывало, она вскидывалась ночью и начинала кричать, указывая на что-то, только ей видимое, и говорить, что мертвец зовет ее. Потом она стала видеть странное и днем, все время оглядывалась и успокаивалась только, когда Скафти обнимал ее. Но вскоре и это перестало помогать. Турид билась в руках мужа и кричала от страха, а потом и вовсе ее разум помутился. Она никого не узнавала, смотрела перед собой, только тихонько просила кого-то оставить ее в покое. Иногда она убегала, и люди находили ее бродящей по лесу и с кем-то ругающейся. Турид совсем обезумела, ее красота увяла, но Скафти все равно ее любил, памятуя о том, что она для него сделала.

Он даже решился тоже пойти к той ведьме, однако выяснилось, что отец девушки, разгневанный на нее за то, что она сделала с его дочерью, велел ее убить. А зря… Может, она и смогла бы помочь.

– Однажды, – тусклым голосом продолжал рассказывать Скафти, – я отлучился из усадьбы и слуги, к сожалению, не уследили за Турид. В последнее время она стала очень хитрой, могла прикинуться спящей, а потом незаметно убежать. Ее обычно скоро схватывались и возвращали. Но не в тот раз… И когда я вернулся, мне поведали, что моя Турид взобралась на кручу и бросилась вниз.

Светорада зачарованно смотрела на Скафти, и ей казалось, что она слушает древний сказ о безумной красавице Турид, о загадочной лесной ведьме и безутешном богатыре Скафти, рыдающем над изувеченным телом жены.

– Скажи, – спросил Скафти, подняв на Медовую свои потемневшие от горестных воспоминаний глаза. – Скажи, мог ли я после этого взять в жены другую? Ведь Турид на такое пошла ради меня, а потом из-за этого и погибла. Я дал себе слово, что больше никогда не выпью брачную чашу ни с какой другой женщиной. Я ведь прав?