Ветер с севера

Ролло лишь негромко засмеялся, похлопывая по холке высокого коня. У беглецов были не маленькие лохматые лошадки местной породы, а длинноногие, сильные кони с Рейна. Такие кони стоили очень дорого и их было мало в Норвегии.

– Что так долго? – спросил один из ожидавших, молодой викинг, с выбивавшимися из-под меховой шапки светлыми височными косицами: – Или эта диса брачных уборов[10 - Женщину (кенинг).] сопротивлялась?

Ролло с уверенной улыбкой притянул к себе Снэфрид Лебяжьебелую.

– Она? О, нет! Однако видишь ли, друг Олаф, я все же не смог удержаться, чтобы не послать лохматому Харальду последнее приветствие.

Олаф наигранно ахнул и демонстративно воздел руки к небу. Они все еще были в усадьбе врагов, но Олаф весельчак и балагур, всегда готов был посмеяться. А вот другой викинг, пожилой, длиннобородый, в рогатом шлеме поверх меховой шапки, сердито не шикнул на них.

– Тролли что ли помутили ваш разум? Чем скорее мы уедем отсюда, тем верней останется с нами наша удача. – И покосился на женщину: – Хотел бы я знать, стоишь ли ты того, чтобы сын моего друга так рисковал ради тебя?

Из-под пушистого меха капюшона на него недобрый светом блеснули разноцветные глаза финки. Но старый викинг уже не глядел на нее. Зато заулыбался, наблюдая, как легко, не касаясь стремени, вскочил в седло Ролло. Вздохнув, он проворчал с нежностью в голосе:

– Да, видели бы тебя сейчас те, кто зовет тебя Пешеходом, как твоего отца! У старого Ролло никогда не было такой ловкости, как у его сына. Да и на коне он выглядел так же неказисто, как мельничный жернов на брачном ложе, клянусь Одином,[11 - Один – верховный бог в древнескандинавской мифологии.] Христом и Аллахом.

– Это потому, что у него не было таких коней, Кетиль, – пришпоривая своего жеребца, отозвался со смехом Ролло.

А потом была бешеная скачка под звездным небом. Ролло понимал, что чем дальше они успеют уехать – тем крепче будут сидеть их головы на плечах. И хотя Снэфрид уверяла, что от её зелья Харальд проспит не менее трех суток, никто не мог поручиться, что кто-нибудь не обнаружит исчезновения супруги короля и не снарядит погоню.

Поэтому они безостановочно и ехали почти целые сутки, лишь меняя лошадей на подставах, предусмотрительно подготовленных Ролло. С каждой сменой их отряд рос, и теперь единственное, что волновало Ролло, – как долго смажет выдержать эту скачку Снэфрид. Но финка держалась в седле как валькирия, и к вечеру они достигли старого имения матери Ролло в горах, лежавшего далеко от проезжих дорог.

Хильдис, предупрежденная, что это возможно, её последняя встреча с сыном, сама с факелом в руке вышла встретить прибывших и лишь слабо ахнула, увидев, как сын снимает с седла ту, кого в этих краях звали Белой Ведьмой. Тем ни менее она молча осветила им дорогу в боковую клеть, куда Ролло отнес на руках буквально рухнувшую с коня Снэфрид.

То, что финка смертельно утомлена, он понял, когда уложил её на тюфяки гагачьего пуха и Снэфрид не потянулась к нему с обычной её страстью, а тут же погрузилась в полудремотное состояние. Он расшнуровал и стащил с нее сапожки, стал растирать её заледеневшие от стремян ноги. Женщина слабо застонала и на миг приоткрыла глаза. В неверном свете лучины она разглядела озабоченное и нежное выражение на лице склонившегося над ней Ролло. Слабо улыбнувшись ему, она погрузилась в сон. Но до конца её дней Снэфрид, дочерь Сваси, беглой королеве Норвегии, не суждено было забыть этот взгляд того, ради которого она пожертвовала всем.

Когда Ролло прошел в главное помещение усадьбы, его люди уже сидели за столами, с жадностью поглощая дымящуюся овсяную кашу с селедкой. С некоторым удивлением Ролло обнаружил среди них своего младшего брата Атли. Это был худенький десятилетний мальчик с бледный лицом и синими, как у Хильдис, глазами. Он был болезненным от рождения, и Регнвальд не раз уже имел повод пожалеть, что, когда мальчик родился, его не отнесли в лес на смерть. Все знали, что по ночам Атли задыхается, что слаб и болезнен и, что из него ни когда не выйдет настоящего воина. Регнвальд стыдился такого сына. А вот Ролло наоборот привязался к хилому братишке, и мальчик искренне отвечал на чувства своего блистательного старшего брата. Однако сейчас Ролло был несколько озадачен, увидев его здесь и выразительно поглядел на мать.

Хильдис поставила перед ним тарелку с кашей и произнесла:

– Я хочу, чтобы ты забрал Атли с собой. Ты сможешь отвезти его в Упсалу,[12 - Упсала – центр языческого культа скандинавов на территории Шведции.] где вещие женщины сумеют вылечить моего младшего сына. Если же не смогут… Что ж, Атли явно никогда не станет воином, зато с его светлой головой и чутким сердцем из него выйдет жрец или предсказатель в одном из святилищ наших богов.

Ролло, однако, выразил недовольство. Отправлять мальчишку с ним, изгнанником, которого, наверняка станут преследовать?.. Разумно ли это? Не лучше ли его матери послать Атли в Упсалу с кем-то другим?

Хильдис вздохнула:

– Видят боги, что я словно разрываю свое сердце, стремясь в одночасье расстаться с тобой и малышом. Но разве ты запамятовал, Ролло, что Регнвальд уже дважды порывался убить младшего сына, которого он считает позором для себя?

Ролло нечего было на это возразить. Его мать была мудрая женщина, и она понимала, что Атли не прожить и месяца в этих краях, если он лишиться защиты старшего брата. И он лишь искоса поглядел туда, где сидел мальчик. Атли был худ, иссиня-бледен, да и выглядел гораздо младше своего возраста. Красивым его тоже нельзя было назвать, скошенный подбородок, выступающий нос, глубоко сидящие глаза. А вот умом Атли боги не обидели. Сейчас, глядя на мать и старшего брата мальчик явно понимал, что решается его судьба, и вся его хрупкая фигурка и встревоженный взгляд выражали беспокойство. И прежде чем принять решение, Ролло улыбнулся Атли – и сейчас же понял, что возьмет мальчика с собой, таким ясным радостным светом озарилось лицо младшего сына Хильдис. Ролло почувствовал себя не в силах разочаровать братишку: ведь его улыбка послужила как бы обещанием, а Ролло готов был надуть хоть весь белый свет, но только не тех, кто ему доверился.

Хильдис заметила этот обмен взглядами и облегченно вздохнула.

– Хвала мудрым норнам[13 - Норны – богини судьбы.] плетущим судьбы людей, что они дали мне двух таких сыновей. И не думай, Ролло, что брат будет тебе в тягость. Я видела вещий сон и знаю – судьба Атли будет благотворно влиять на судьбу моего великого Ролло.

Они какое-то время молчали. Мимо прошла рабыня, неся горшок с углями для жаровни. Хильдис наблюдала, как та прошла за полог из шкур в боковую клеть, где отдыхала Снэфрид. И женщина невольно нахмурилась. Снэфрид Лебяжьебелая, таинственная женщина с темным глазом. Не о такой спутнице для сына мечтала мать: Белая Ведьма из неизвестного рода, хитрая и замкнутая, сделавшая гордого конунга Харальда мягким как воск в своих руках. Люди говорили, что она зачем-то скупает у бедняков новорожденных детей, что не боится ночью уходить в одиночку в лес или гулять в полнолуние у могильных камней. Сколько ей лет? На вид она молода, но такое горькое знание жизни, такая зрелая мудрость таятся в её разномастных глазах…

Хильдис не сразу заметила, что сын наблюдает за ней. И сжала его руку.

– Ты хоть любишь ее, Рольв, или это только месть?

– Разве Снэфрид недостаточно хороша, чтобы ее полюбить?

Он улыбался. Улыбка у него была дерзкая, веселая, совсем еще мальчишеская. Хильдис подумала, что в начале следующего лета Ролло исполнится девятнадцать. Самая пора, чтобы взять себе жену.

– Во всяком случае, – неожиданно для себя молвила Хильдис – если эта женщина ради тебя отказалась стать королевой всей Норвегии – она должна сильно тебя любить.

Насытившись, Ролло вытер тыльной стороной руки губы и рыгнул.

– Да, она меня любит. – Он опять улыбался своей дерзкой улыбкой. – Однако кто сказал, что я не сделаю Снэфрид королевой любой земли, какую выберу для себя? А Лебяжьебелая не так глупа, чтобы отказаться от короны ради простого изгнанника. Да будет тебе известие, мать, что Снэфрид первая предсказала мне великое будущее. И я не сгину, не уйду в чертоги Одина до тех пор, пока не стану великим правителем, пока моя слава не прогремит громче славы Рагнара Кожаные Штаны! И пока я не завоюю себе столько же земель, как мой истинный отец – великий Ролло Пешеход.

Он сиял, и мать любовалась им. Да, поистине она должна гордиться, что родила такого сына! Он очень похож на того, другого Ролло, из-за которого она едва не погубила себя.

Ролло был так же невероятно могуч, как его настоящий отец, но при этом поджар и статен, каковым Ролло Пешеход не бывал и в лучшие годы жизни. К тому же при высоком росте, широком развороте плеч и развитых мышцах он был гибок и быстр, как кошка. У Ролло было удлиненное лицо с высокими скулами, шея словно колонна, квадратный подбородок и чувственные губы. Длинные русые волосы схвачены вокруг лба кожаным ремешком. Глаза светло-серые, как туман, глубоко посаженные под мощными надбровными дугами, четкая линия прямого носа… Нет, незаконнорожденный сын женщины-скальда Хильдис, хоть и походил на того, кому она отдалась девятнадцать лет назад по порыву сердца, но гораздо краше его. Боги были милостивы к ней, и она, вынужденная разлучиться с возлюбленным, получила другого Ролло, гораздо лучший слепок, чем был сам оригинал.

Обо всем этом Хильдис думала поздно ночью, когда уже все улеглись, а она тихо сидела в ногах ложа сыновей. Маленький Атли спал, дыша хрипло и тяжело, как всегда. Ролло же лежал, прикрыв согнутой рукой лицо, и Хильдис не знала, спит он или нет. Он всегда дышал ровно, глубоко и бесшумно, как птица. Сама же она знала, что не заснет. Её последняя ночь с сыновьями… Что ж, – горлинка выводит птенцов, чтобы они улетели… И все-таки слезы текли и текли по её щекам.

Ролло не спал. Он слышал прерывистое дыхание матери, ощущал её запах, её тепло. Так было еще со времен его детства, когда она приходила, садилась подле него и тихо лила слезы. Маленьким, проснувшись, он тоже начинал плакать, но позже научился притворяться спящим, а потом привык. Сейчас же в груди у него все разрывалось. Рано привыкший к дальним походам, к долгому пребыванию вдали от дома, он не думал, что ему так тяжело придется в последнюю ночь.

Еще несколько часов назад все его мысли были о поджидавших его во фьорде кораблях, о тех соратниках и друзьях, кто примкнул к нему, не пожелав подчиниться Харальду и предпочел изгнание – о Кетиле, Олафе, Мезанге, Лодине и других, кого он либо знал с детства, либо сошелся в викингских походах. Он ждал часа, когда подставит ветру полосатый парус и, разрезая волны, поплывет искать предсказанное ему королевство. Но теперь, когда его мать беззвучно плакала, он вдруг понял, что какую-то частицу себя он навсегда оставит в Норвегии. И сейчас, в дремотной темноте длинного дома, под тихое всхлипывание матери и дружный храп своих дружинников, он молча глядел на выползающий сквозь отдушину в крыше дым и вспоминал…

Ролло всегда был нелюбимым сыном Регнвальда из Мёра. Тот, кого он так долго считал своим отцом, был всегда груб, даже жесток с ним. Как и с его матерью. Он даже злился на нее на само имя, каким она нарекла своего первенца, хотя это имя и встречалось в их роду – так звали отца самой женщины-скальда. Второму же сыну он сам дал имя – Торир. И именно Торир, позже получивший прозвище Молчун, и был любимцем Регнвальда. Разница, с какой ярл относился к братьям, была столь очевидна, что Ролло с детства чувствовал себя обделенным. Возможно, это и повлекло за собой, что он стал таким неуправляемым и вспыльчивым. Но старые викинги, поглядывая на него, со знанием дела вспоминали старую пословицу: «Орел кричит рано».

То есть характер будущего «короля моря» определился еще тогда. Однако сам ярл Регнвальд никогда не радовался проделкам первенца. Особенно когда тот волчонком вгрызался зубами ему в руку или разбавлял пиво в дорожных бурдюках ярла козлиной мочой. И ни наказания, ни порка (Ролло еще пуще обозлился на отца, который посмел сечь его на глазах рабов) не могли усмирить непокорного ребенка.

По распространенному обычаю, родители зачастую отдавали сыновей на воспитание в чужие семьи. Вот и Регнвальд, едва сыну минуло семь зим, отвез его в усадьбу одного старого берсерка[14 - Берсерк – свирепый воин, на которого в битве находит исступление, он воет, как зверь, кусает собственный щит и сражается со сверхъестественной силой. Даже сражаясь без доспехов, берсерки зачастую не получали ран.] по прозвищу Кведульв. После этого почти шесть лет Регнвальд не интересовался Ролло. Хильдис несколько раз присылала гонцов, беспокоясь за первенца, но сама не смела ослушаться мужа и навестить его. И вот, когда по истечению семи лет они прибыли в усадьбу Кведульва, им навстречу вышел пригожий рослый подросток, при взгляде на которого у Регнвальда глаза словно окаменели, а сердце Хильдис едва не выпрыгнуло из груди. С ними был и Торир, причем Ролло во все глаза глядел на роскошный меч младшего брата. Лицо его даже вспыхнуло румянцем, и, едва они с отцом обменялись положенными приветствиями, как парень тут же заявил: раз меч у самого Ролло никудышный, то Регнвальду наверняка стыдно, что его первенец не имеет оружия, достойного сына ярла. От такой наглости Регнвальд даже опешил. Но, когда любивший паренька старый Кведульв стал смеяться и хвалить Ролло, тоже скривил губы в улыбке, пытаясь свести все к шутке.

Однако отношения меж ярлом и тем, кого называли его сыном, не стали лучше. Он даже не радовался выслушивая похвалы, какими осыпали мальчишку Кведульв, пророча Ролло будущее великого викинга, «короля моря». И хотя священное бешенство воина Одина не просыпалось в пареньке, однако он умел сражаться и наслаждаться схваткой, биться на мечах, секирах, с железной палицей или с длинным ножом, используя в борьбе, не только руку с оружием, но и все тело, всю гибкость, ноги, зубы, все страстное желание победить любой ценой. Особенно радовало, что Ролло – левша, и мало кто в состоянии выдержать его сильные, необычные, направленные с неудобной для противника стороны удары. Одновременно берсерк Кведульв научил подростка пользоваться и правой рукой, что делало мальчика особенно искусным воином. Он с гордостью заявил Регнвальду, что за его мальчишкой числится уже трое убитых врагов, причем последний – шестнадцатилетний крепкий паренек, уже побывавший в викингском походе. Заметив, что Регнвальд хмурится, Кведульв лишь засмеялся, хлопая его по плечу:

– Орел кричит рано, Регнвальд. А за убитых тебе не придется платить виру,[15 - Вира – денежное возмещение за убийство.] так как по закону убийство, совершенное отроком до шестнадцати лет, считается всего лишь несчастным случаем.

Но Регнвальд все одно держался хмуро и неприязненно с сыном, однако Ролло уже не испытывал при этом болезненного чувства обделенности, как ранее. Здесь, в усадьбе Кведульва, прислушиваясь к тому, что болтает челядь или о чем переговариваются, поглядывая на него, домочадцы, он вдруг понял, что многие не считают, что он родной сын Регнвальда из Мера. А так неподходящая Ролло нелепая кличка Пешеход – а ведь он был едва ли не лучшим наездником в околотке – по сути, принадлежит не ему, а кому-то другому, на кого он поразительно похож. Вскоре он узнал, кто такой этот Ролло Пешеход, знатный викинг, владелец островов у берегов Норвегии, сын ярла Бычьего Торира, который прославился своими походами и даже основал свои земли на севере королевства франков.

И однажды, когда они гуляли с матерью вблизи усадьбы, а Хильдис не сводила с сына сияющих глаз, он вдруг напрямик спросил её о своем настоящем отце.

Хильдис остановилась так резко, словно налетела на стену. Даже висевшие у нее на поясе ключи хозяйки поместья жалобно звякнули. Её старший сын спокойно смотрел на нее, держа на руках своего младшего брата – Атли. Он тогда только недавно впервые увидел его, и с этим ребенком у Ролло сразу же возникла братская привязанность – в отличие от его отношение с Ториром Молчуном. Можно было только удивляться, почему бешенный Ролло пользовался таким доверием и симпатией у женщин и маленьких детей. Сейчас же Атли, разморенный полуденной тишиной, сладко дремал, положив белокурую головку на плечо старшего брата.

Ролло выжидательно смотрел на мать. Хильдис вздохнула. Она была мудрая женщина и дорожила доверием сына, однако рассказ её был краток и скуп.

– Ты не должен придавать этому слишком много значения, Рольв. Я любила этого человека, я сама возжелала его любви, хотя он был старше меня и уже имел одну жену. Потом он уехал, я молчала и мой отец ударил по рукам с Регнвальдом. И учти – хотя Регнвальд и довольно скоро понял, что ты не его дитя, он не велел меня растерзать лошадьми как неверную жену. Поэтому я все эти годы стараюсь быть ему доброй супругой, а ты должен и далее оставаться почтительным с ним и не забывать, что по всей земле фордов его считают твоим отцом. А тот другой… Не думай больше о человеке, который пренебрег твоей матерью, когда она носила тебя под сердцем.

Ролло так и поступил – старался спокойно сносить грубость и придирки отчима. Но однажды все же бросился на него с ножом, доведавшись, что Регнвальд, несмотря на слезы и мольбы жены, велел отнести Атли во время одного из приступов удушья к скалам во время отлива, рассчитывая, что возвращающийся прилив навсегда избавит его от хилого отпрыска. После этого случая Ролло больше не жил с отчимом под одним кровом. Он вернулся с семью Кведульва и вскоре ушел с сыновьями того в поход в Восточные моря. После удачного набега на земли вендов они повезли захваченные товары на торжище в Хедебю, в Дании. Это было в осеннее время, когда там происходили самые крупные ярмарки. И здесь молодой Ролло впервые встретил своего отца – Ролло Пешехода.

Сын Хильдис в ту пору был уже довольно наслышан о нем. Пешеход был знаменит. Он совершал набеги на Фризские берега и Лотарингию, воевал в Ирландии и Англии. Участвовал он и в большом походе викингов на Париж. И, говорят те земли ему столь приглянулись, что когда его сотоварищи уже отступили от столицы франков, Ролло Пешеход остался со своими людьми на побережье этой земли, причем настолько там обосновался, что этот край стали называть Нормандией – землей северных людей.[16 - Нормандия – от North manns – северные люди.] А столицу края, древний Ротомагус местные жители переименовали на Ру-Хам, то есть усадьба Ру, как они величали Ролло, или попросту Руан. Да все знали, что Ролло Пешеход стал правителем. Но он не забывал и своей прежней родины и порой наведывался сюда на торги. Вот так однажды он и встретил в Хедебю юношу, удивительно похожего на него в молодости.

Но первым его заметил сын Хильдис. Он увидел в толпе могучего викинга, возвышавшегося даже среди других высоких воинов. Еще он был очень широк в плечах, да и мощь его бедер и груди вряд ли можно было приписать тучности. Богатая серебристая кольчуга бугрилась под напором мышц, а на длинных русых волосах плотно сидел чеканный обруч с широким наносьем. И хотя наносье частично скрывало черты его лица, Ролло тотчас понял, что перед ним его настоящий отец.

Пешеход тоже почувствовал взгляд юноши и медленно повернул голову. Его серые глаза испытующе взглянули на стоящего перед ним юного викинга. И вдруг невозмутимое лицо Пешехода дрогнуло, а подбородок нелепо отвис. И Ролло с каким-то тайным удовольствием прочел ужас на лице того, кого прозвали непобедимым Ру. Какое-то время они глядели друг на друга. Вокруг установилась тишина, и многие из присутствующих так же недоуменно воззрились на двоих, столь сходных обликом людей. Затем молодой Ролло повернулся и неторопливо зашагал проч.

Вечером Пешеход сам отыскал его в одной из харчевен Хедебю. Ролло был уже изрядно навеселе, благодушно настроен и ничего не имел против, когда Пешеход поставил перед ним кружку с пивом.