Простым ударом шила. Смерть бродит по лесу

– Как вы можете говорить подобные вещи? – запротестовала бледная, потрясенная мисс Дэнвил.

– Да, мормон! – повторила миссис Хопкинсон. – Вот кто он есть на самом деле! Называет себя вдовцом, вы ж понимаете! Все они так говорят! Я точно знаю, что у него есть жена, да, и трое детишек, бедных брошенных им крошек. Вот увидите, он погубит эту девушку, и вы будете за это ответственны!

– Это неправда! Это неправда! – вскричала мисс Дэнвил, теперь уже почти рыдая.

Перебранка, которая поначалу велась приглушенными голосами в одном углу гостиной, откуда доносились лишь бессвязный лепет и шипение, разгораясь, сделалась достаточно громкой, чтобы привлечь внимание остальных. Петтигрю, который в противоположном конце комнаты пытался писать письмо, услышав последнее высказывание миссис Хопкинсон, понял, что пора вмешаться.

– Не следует говорить подобные вещи, – строго сказал он, подходя к развоевавшимся дамам. – Если вы, миссис Хопкинсон, продолжите выдвигать такого рода обвинения, у вас могут возникнуть серьезные неприятности.

– Но это же правда, – не унималась миссис Хопкинсон.

– В самом деле? Может, скажете мне, какие у вас есть доказательства того, что вы утверждаете?

– Это все знают, – сердито огрызнулась миссис Хопкинсон. – И нечего говорить об очевидном своим крючкотворским юридическим языком.

– Тем не менее я скажу вам еще кое-что своим юридическим языком, – сурово ответил Петтигрю, – и надеюсь, что ради вашего же блага вы меня поймете. Вы только что обвинили мистера Филипса в намерении совершить двоеженство – это очень серьезное обвинение. Если кто-нибудь захочет передать ему ваши слова, он может подать на вас в суд за клевету, и вам придется заплатить такой штраф, что вся ваша жизнь пойдет под откос. Я достаточно ясно выразился?

Впечатление, которое произвела его речь на миссис Хопкинсон, доставило ему удовлетворение. Она покраснела как рак, пробормотала что-то, чего Петтигрю не смог разобрать, и присоединилась к мисс Кларк, которая к тому времени уже ретировалась в дальний угол гостиной. Победа была легкой, однако Петтигрю не мог не испытывать смущения, размышляя о том, что миссис Хопкинсон, пусть с излишним художественным преувеличением, лишь облекла в слова те мысли, которые еще совсем недавно тревожили его самого. К действительности его вернул жалобный голос мисс Дэнвил:

– Это ведь неправда, мистер Петтигрю! Скажите, что это неправда! – Она была вконец расстроена, в ее больших темных глазах блестели слезы, и она дрожащими руками шарила в сумке в поисках носового платка.

– Конечно же, это неправда, – ласково сказал Петтигрю, опускаясь рядом с ней на диван. – Не думайте больше об этом.

Но ее не так просто было успокоить.

– Легко сказать, – причитала она, – вы же не знаете наверняка. Нет дыма без огня. Если бы это было неправдой, зачем бы миссис Хопкинсон…

– Я понятия не имею, почему миссис Хопкинсон ведет себя подобным образом. Может быть, настроение у нее сейчас такое, что хочется сеять раздор. А что касается дыма и огня, то я считаю, что это самая глупая поговорка на свете. Каждый легковерный сплетник вытаскивает ее на свет как оправдание…

Он замолчал, заметив, что попусту тратит силы. Мисс Дэнвил была не способна воспринимать разумные доводы. Сомнение было посеяно в ее безумной голове, и никакие аргументы не могли изгнать его оттуда. Тогда Петтигрю попробовал другую тактику.

– Не по-христиански таить в душе подозрения насчет другого человека, – сказал он.

Лицо мисс Дэнвил просветлело.

– Да! – забормотала она. – Я буду молиться… Но все же, о-о-о, – снова завела она старую песнь, поворачиваясь к нему, – если бы только получить реальное доказательство того, что я не подтолкнула бедную девочку к страшной ошибке! Если бы кто-нибудь мог сказать мне наверняка, что это неправда!

– Я могу, – торжественно объявил Петтигрю. – Я знаю, что это неправда.

– Вы знаете?

– Я точно знаю, что мистер Филипс – вдовец. Можете быть спокойны на этот счет.

– Благодарю вас, благодарю вас, мистер Петтигрю! – Но тут же ее лицо снова омрачилось сомнениями. – Вы говорите это не для того, чтобы просто успокоить меня? – жалобно спросила она. – У вас есть… как это вы недавно выразились? У вас есть доказательства?

– Да, у меня есть доказательства.

Она вздохнула с облегчением, потом положила ладонь ему на руку и прошелестела:

– Пожалуйста, простите меня, но я так расстроилась. Не будет ли слишком с моей стороны попросить вас показать их мне? Тогда я смогу больше никогда об этом не беспокоиться.

Петтигрю поколебался несколько секунд, но его сочувствие мисс Дэнвил было слишком глубоким, чтобы отказать. К тому же он считал, что обязан любой ценой прекратить эту клевету. А кроме того, ему совсем не хотелось выступать в суде в качестве свидетеля по делу о диффамации[8 - Диффамация (от лат. diffamare – порочить) – распространение порочащих сведений.]. Чтобы избежать этого, стоило рискнуть и нарушить конфиденциальность. Его личные бумаги лежали в кейсе, который он оставил возле письменного стола. Он сходил за ним, достал из него копию письма Тиллотсона и вручил ей.

– Вот доказательство, – сказал он, почти не сомневаясь, что мисс Дэнвил не станет допытываться, как попало к нему письмо, а тем более задавать вопросы о юридической правомочности копии в сравнении с оригиналом.

Мисс Дэнвил принялась медленно читать письмо, шевеля губами. Петтигрю был готов к бурному проявлению эмоций со стороны находившейся в нервозном возбуждении женщины, когда она увидит черным по белому написанное опровержение гротескных обвинений против Филипса, но реакция оказалась еще более острой, чем он ожидал. Прочитав первую фразу письма, она просияла, но к концу абзаца уже обливалась слезами.

Петтигрю, не впервые с тех пор как приехал в Марсетт-Бей, почувствовал себя страшно смущенным. Он не мог найти слов, чтобы утешить ее. Впрочем, он уже предъявил ей утешительное свидетельство, а если результатом оказалось столь безудержное излияние чувств, он больше ничего не мог поделать, разве что ждать, когда она перестанет рыдать и начнет вести себя разумно. Если бы мисс Браун была здесь! Она, как никто другой, сумела бы успокоить мисс Дэнвил, во всяком случае, не стала бы бездействовать. Но, с другой стороны, будь она здесь, такая неприятная ситуация не возникла бы вовсе.

Мисс Дэнвил решила проблему сама – не тем, что перестала плакать, а тем, что покинула комнату, на ходу вытирая глаза насквозь промокшим платком. Петтигрю поспешно схватил свое «доказательство», чтобы убрать его в кейс. В этот момент к нему приблизилась миссис Хопкинсон, которая, судя по всему, наблюдала за ними из дальнего угла гостиной. Петтигрю недовольно посмотрел на нее, но, похоже, она была решительно настроена на примирение.

– Простите за всю эту кутерьму, – сказала она. – Тем более в тот момент, когда между нами начали складываться приятельские отношения. Это моя вина, но есть вещи, которые порой приводят меня в бешенство. Знаю, у меня злой язык, но такая уж я есть.

Петтигрю был слишком сердит на нее, чтобы хоть что-нибудь ответить. Он положил письмо обратно в кейс и резко защелкнул замок. Но от миссис Хопкинсон не так легко было отделаться.

– Вы такой хороший человек, мистер Петтигрю, – с мольбой сказала она. – Вы ведь не донесете на меня мистеру Филипсу, правда? Мне ненавистна сама мысль о том, чтобы быть оштрафованной на тысячи фунтов в возмещение морального ущерба. Даже если бы они у меня были. Смешное предположение! – добавила она, хихикнув.

– Я постараюсь как можно быстрее забыть об этом инциденте и советую вам сделать то же самое, – сдержанно порекомендовал Петтигрю.

– Вот! Я же знала, что вы хороший человек. У меня просто гора с плеч – уф! Да, а как насчет мисс Дэнвил? Думаете, она меня не выдаст?

– Естественно, за мисс Дэнвил я отвечать не могу.

– От этой чокнутой можно ожидать чего угодно, – брюзгливо проворчала миссис Хопкинсон. – Вы видели, в каком она только что была состоянии? Смеялась и плакала одновременно.

– Ну уж за это вы должны благодарить себя сами, миссис Хопкинсон.

Теперь возмутилась миссис Хопкинсон.

– Нет, мне это нравится! – воскликнула она. – Это же вы выбили ее из колеи, я все видела. Вы показывали ей какое-то письмо или что там еще!

Петтигрю приложил максимум усилий, чтобы сохранить хладнокровие, но это было уже чересчур.

– Наш разговор затянулся, – сказал он. – Я не намерен стоять здесь и выслушивать ваши обвинения. После того как вы вконец расстроили мисс Дэнвил своими дикими инсинуациями, я был вынужден сделать все, чтобы исправить положение. Что же касается письма, которое я дал прочесть мисс Дэнвил, то вам, возможно, будет интересно узнать, что оно от поверенного покойной миссис Филипс и в нем подтверждается факт ее смерти.

Он уже жалел, что сболтнул лишнего, но оно того стоило, чтобы увидеть выражение лица миссис Хопкинсон.

– Вот это да! – воскликнула она. – Значит, я действительно попала в передрягу? Она наверняка расскажет ему или этой Браун – что одно и то же. Мистер Петтигрю, как вы думаете, что мне теперь делать?

– Я не могу давать вам советов. Сами попали в беду из-за своего несдержанного языка, сами и выпутывайтесь как можете.

– Ну правильно! – взорвалась миссис Хопкинсон. – Давайте, пинайте девушку ногами, раз уж она упала! Не так ли поступают все мужчины? Ладно, я знаю, что мне делать, и без вашего совета, благодарю покорно! При первом же удобном случае расскажу все мистеру Филипсу начистоту и попрошу у него прощения, прежде чем кто-нибудь из этих женщин донесет на меня. После этого ему будет неловко что-либо предпринимать.

У Петтигрю были большие сомнения относительно разумности такого шага, но, учитывая только что им сказанное, ему едва ли стоило оглашать свое мнение. Поэтому он молча проводил взглядом миссис Хопкинсон, снова удалившуюся в другой конец комнаты, и после недолгих колебаний присоединился к тесному кружку, собравшемуся вокруг камина.

Здесь тем временем, слишком поглощенные собственными заботами, чтобы интересоваться тем, что происходит вокруг, Иделман и мисс Кларк с пристальным вниманием слушали Вуда, который явно разворачивал перед ними экспозицию «сюжета».

– Таким образом, – вещал он, – в целом все вполне готово.