К истокам

– Теперь видишь, да? – Захар забрал блокнот, – Вот поэтому я и не хочу ему это показывать. Все мы боимся увидеть себя со стороны – ведь чаще всего наши представления о себе совершенно другие. Кто-то не любит фотографироваться, кто-то избегает зеркал, я знаю людей, которым неприятен собственный голос, записанный на плёнку, что уж говорить о портретах. Ты ведь понимаешь, что под последним я имею в виду не поточную работу, не туристический аттракцион и уж точно не парадные изображения.

Старик спрятал рисунки обратно в ящик стола:

– Пойдем, прогуляемся? У нас есть время до обеда, можем сходить к озеру.

***

Алек переправился через озеро и углубился в лес. Солнце стояло довольно высоко, день обещал быть ясным и жарким. Природа словно решила взять реванш за те выходные, когда лес был буквально завален снегом. Алек двигался быстрым шагом, а потом, оказавшись на лугу, побежал. В отличие от города, где было почти лето, здесь его наступление задерживалось. Только проклюнулась свежая зелень, почки набухли, вот-вот готовые взорваться, и хотя сухие ломкие стебли прошлогодней травы всё ещё качались на ветру, было ясно, что и в лесу весна вступила в свои права. Со всех сторон раздавались громкие трели птиц, казалось, пел сам воздух, наполненный волнующим ожиданием. Жаворонки взмывали высоко в чистую лазурь, купались в солнечных лучах, ныряли, вновь взлетали, словно качаясь на невидимых волнах. И он был среди всего этого торжества жизни совершенно один. Алек бежал, чувствуя, что всеобщее ликование охватывает и его самого, и Охотника. Его преследователи остались далеко позади, среди безликих бетонных коробок, забились в углы сырых подвалов. Ему было легко, и несмотря на то, что рюкзак оттягивал плечи, ноги сами несли послушное тело над постепенно оживающей землёй.

В обед он передохнул, выпил воды, перекусил. День становился не по-весеннему жарким, солнце припекало всё сильнее. Алек всегда предпочитал холод теплу, и живя в городе, отчаянно скучал по зиме, коротким сумеркам и долгим ночам, когда от мороза трескались старые бревна, из которых был сложен их дом. Он снял куртку, плотно скатал её и положил в рюкзак. Если температура поднимется ещё выше, он не сможет поддерживать нужный темп и не успеет достигнуть сопок вовремя.

Спустя час Алек понял, что лучше уйти с открытой местности. Усталость последних дней, вчерашняя стычка и недосыпание дали о себе знать – он выдохся. Алек с трудом добрел до опушки и с облегчением уселся в тени. Снова приложился к бутылке с водой, выпив её всю. Взглянул на часы – он преодолел только две трети пути, о том, чтобы добраться до сопок до заката, уже не могло быть и речи. Ему всегда было трудно отступать от намеченной цели или менять планы на ходу, именно этой поездкой он давно грезил. Он немного посидел в относительной прохладе, потом решил рискнуть, поднялся, взвалил потяжелевший рюкзак на спину и вновь устремился вперёд.

В этот раз его хватило только на полчаса. Он упрямо продирался через густой подлесок, пока не понял, что больше не может двигаться дальше. Его тело сдалось. В голове зашумело, ноги отяжелели, в ушах стоял противный звон, перед глазами кружились тёмные точки. Алек в ярости выругался, от бессилия ударив кулаком по стволу лиственницы и ободрав костяшки пальцев. Злость дала ему ещё несколько минут, которые он потратил на то, чтобы подыскать продуваемое прохладным ветром место в тени. Устроившись под деревом, он вытащил вторую бутылку с водой и осушил её.

Алек растянулся прямо на нагретой солнцем земле, закинув руки за голову – над ним медленно проплывали беззаботные кучевые облака, клонились нежные ветки берёз, на обломанных кончиках которых, словно слёзы, висели прозрачные капельки сока. Наверху, у самой макушки, деловито сновали крошечные силуэты птиц; откуда-то доносился беспокойный перестук дятлов; в кустах неподалёку заливался лесной жаворонок; всё вокруг дышало покоем, и Алек даже не понял, когда именно его сморил сон.

Первым делом, проснувшись, он взглянул на часы – восемь вечера, он проспал почти четыре часа. Небо заволокло, и стало на порядок прохладнее, Алек зябко поёжился. После долгого дневного сна он чувствовал себя разбитым и усталым. Теперь ему предстоял бесславный обратный путь – он попытался подсчитать, сколько километров успел преодолеть, выходило, никак не менее тридцати. Погода менялась – дело шло к дождю. Ночь обещала быть холодной и ветреной. Алек торопливо перекусил, натянул куртку, и побежал обратно. Чутье Охотника позволяло ему без труда находить дорогу. Где-то на полпути его застал дождь, который вскоре превратился в град, больно бивший по лицу. От дневной жары, когда казалось, что ещё немного – и лето, остались одни воспоминания. Алек двигался неторопливо, размеренно, сохраняя темп, полностью погрузившись в бег, и в какой-то момент вдруг почувствовал, что Охотник отделился от него и широкими скачками несётся рядом. Он непроизвольно повернул голову, чтобы увидеть его – но глаза ничего не различили в полутьме. Может, мелькнула смутная тень, а может, это просто игра воображения. Алек тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения – он и Охотник всегда были одним целым, двумя сторонами одной монеты, и представить их отдельно друг от друга было невозможно.

Через час он добрался до озера. Вновь посмотрел на браслет – почти полночь. Дорога заняла больше времени, чем он рассчитывал. Алек сел за вёсла и устало погрёб к другому берегу. Дождь усилился, крупные капли звонко стучали по алюминиевому корпусу лодки, вода в озере вскипела. Разгорячённое тело быстро остывало, и Алек начал мечтать о тепле и сухой одежде. Дрожа от холода и стуча зубами, причалил к мосткам, непослушными, едва гнущимися пальцами, привязал лодку, подхватил вёсла – металл неприятно обжёг ладони – и торопливо закинул их в кусты. Впопыхах несколько раз оступился на тропинке, но удержался от падения. Усталый и раздражённый, Алек стремительно шагал между соснами, даже не пытаясь уклониться от хлеставших по лицу веток. Окна домика были темны – и старик, и Денис уже спали.

Алек осторожно приоткрыл дверь и тихо проскользнул внутрь, но тут его ждала неприятность – он споткнулся, с шумом растянулся на полу и невольно выругался. Захар зажёг свет и выскочил из своей опочивальни:

– Кто здесь? Это ты? – в его голосе слышалось удивление, – Мы ждали тебя только завтра. Не ушибся? Ну и вид у тебя, словно переплыл через озеро…

Алек поднялся:

– Всё нормально. Планы пришлось поменять, я вернулся с полпути, попал под дождь.

– Ты поранился? – Денис тоже проснулся.

– Наверное, веткой задело, – Алек рассеянно провёл рукой по мокрому лицу, посмотрел на ладонь – на ней оказалась кровь.

– Тебе нужно переодеться в сухое и согреться, а то заболеешь. Я сейчас заварю чай, – Захар удалился на кухню.

Алек хотел было возразить, что давно не простужался, и не стоит об этом беспокоиться, но потом, как обычно, передумал. С облегчением скинул мокрую одежду, энергично растёрся полотенцем, пока кожа не начала гореть, и лишь потом натянул запасную футболку и джинсы. Холод не отпускал его, и он достал толстовку. Какое же это было удовольствие – нырнуть в её тёплые мягкие объятия.

– Давай, пей, это чай с местными травами, сам собираю и сушу, он согреет и успокоит. Что с тобой случилось? Насколько я успел тебя узнать, ты не из тех, кто сворачивает с полпути, – Захар пододвинул ему большую кружку с чем-то ароматным.

– Перегрелся на солнце, забрался в тень, уснул, а когда проснулся, был уже вечер. Поэтому пришлось вернуться обратно. Попал под дождь и град, а остальное вы сами можете додумать, – Алек отхлебнул напиток, тот оказался очень горячим. Всего через пару минут он почувствовал, как кровь побежала быстрее, на лбу выступил пот, а холодный ком, образовавшийся где-то внутри, стремительно растаял.

– Поешь чего-нибудь, – Захар пододвинул ему тарелку с нарезанным щедрыми ломтями хлебом. Алек соорудил несколько бутербродов – он и не подозревал, насколько сильно проголодался.

– А где Денис? – вдруг спохватился он.

– Наверное, уснул, мы с ним полдня гуляли по окрестностям, а потом весь вечер перебирали книги. Спасибо, что привёз его, мне было приятно с ним познакомиться.

Алек кивнул.

– Может, поспишь на моей кровати? Выглядишь усталым. Я вообще не представляю, как можно столько бегать.

– Не беспокойтесь, я прекрасно высплюсь и на полу.

– Ладно, как знаешь. Я дам тебе ещё одно одеяло. А как ты нашёл дорогу в темноте? Там ведь дождь, ни зги не видно.

Алеку не хотелось говорить об этом, и он молча пожал плечами.

– Вот видишь, ты опять замкнулся в себе. Каждый раз, когда я стараюсь узнать о тебе больше, ты умолкаешь. Ты со всеми такой? – Захар сидел напротив и пристально всматривался в его лицо, словно надеясь прочитать в нём ответ, – Так нельзя, Алек, если ты хочешь, чтобы рядом был хоть кто-то. Я расспрашиваю тебя не из праздного любопытства, поверь. Мы сегодня говорили с Денисом, оказалось, он тоже почти ничего о тебе знает.

Внутри Алека вновь поднялась волна раздражения – он терпеть не мог, когда его слова и поступки обсуждались другими людьми.

– Если у тебя что-то идёт не так, а судя по твоему виду и поведению, проблем у тебя немало, иногда одно то, что можешь поделиться своими тревогами с другом, приносит облегчение, – Захар говорил неторопливо, словно пытаясь донести до него каждое слово.

– Не вижу в этом смысла, – резко ответил Алек. Он чувствовал, что раздражение, копившееся весь день, постепенно перерастает в злость. Охотник, отогревшись, решил дать знать о своём существовании, – Зачем перекладывать свою боль на чужие плечи? Чтобы кто-то другой страдал так же, как ты? Это не мой вариант. Свою ношу надо нести самому.

– Но ведь другие могут помочь, – старик вновь попытался возразить.

– Нет, – отрезал Алек. Он поднялся из-за стола, намереваясь пойти спать.

Захар вскочил и удержал его:

– Я надеялся, что мы спокойно поговорим, может, посидишь немного, успокоишься…

Охотник напрягся, шерсть на загривке поднялась, он был недоволен вторжением в его личное пространство и готов защищаться. Он знал, что враг стар и немощен, и ему ничего не стоит оборвать ту тонкую нить, которая удерживала его на этом свете.

Старик отшатнулся, когда Алек внезапно повернулся к нему – от парня исходили тяжёлые волны угрозы, растекавшиеся по кухне; Захар застыл, увидев, как изменился его гость – в глазах заплясали языки пламени, за спиной выросла огромная тень, напоминавшая зверя, изготовившегося к прыжку, она росла и росла, пока не затопила тьмой всю крошечную кухню. Старик в ужасе отступил назад. С минуту он не двигался, стоял, прижавшись к стене и затаив дыхание, в надежде ничем не выдать своего присутствия – так мыши притворяются мертвыми, уже оказавшись в когтях хищника, но потом видение растаяло. Перед Захаром вновь был Алек, только ещё более усталый и опустошённый, чем прежде. Под глазами залегли тени, во взгляде читались вина и раскаяние. Он печально усмехнулся:

– Теперь ты знаешь обо мне достаточно. Спокойной ночи.

Захар долго сидел на кухне, стараясь унять сердцебиение. Алек уже давно лег, а старик всё не мог поверить увиденному. Что это было? Внушение? Может, он сходит с ума? Или это ему приснилось? Спустя полчаса он нашёл в себе силы подняться, ноги ещё дрожали после пережитого. Захар вышел из кухни, его взгляд упал на стол – и он устремился к нему, как к единственному своему спасению. Вытащил блокнот из ящика, взял карандаши и метнулся обратно. Прикрыл за собой дверь, чтобы свет не мешал спящим, заварил новую порцию чая и приступил к работе. Ему было необходимо переосмыслить внезапную метаморфозу Алека, но портрет зверя никак не давался, образ всё время ускользал. Когда начинало казаться, что он близок к исходнику, один неверный штрих портил всю картину, меняя ее до неузнаваемости. Захар извёл почти все страницы, но ни один рисунок так и не удовлетворил его. К рассвету на полу валялся десяток скомканных листов. Он так увлёкся, что не услышал, как кто-то вошёл на кухню, только шорох разворачиваемой бумаги вернул его к реальности. Захар обернулся и увидел Алека, который присел на корточки и старательно разглаживал один из рисунков. Старика захлестнуло новой волной страха, необъяснимого, мощного, пустившего его сердце вскачь. Алек тем временем собрал все листки, расправил их. Он сел на пол, прислонившись спиной к стене, задумчиво разглядывая портреты. Казалось, он изучает какое-то любопытное явление, дотошно, внимательно, словно ученый, столкнувшийся с неизвестной доселе проблемой. Захару же хотелось оказаться как можно дальше отсюда, где угодно, только не рядом с этим странным парнем.

Алек наконец поднял голову:

– Прости за вчерашнее. Я больше тебя не побеспокою, обещаю. Знаю, сейчас тебе страшно, но это пройдёт, как только я уеду, – он помолчал, раздумывая, продолжать или нет, – Ты вчера столкнулся с моей тёмной стороной. Это и есть моя главная… неприятность. Я пытался удержать его, но слишком устал, чтобы противостоять его инстинктам. Ты не должен был встретиться с ним, – он вздохнул, – Но… Я никогда не видел его со стороны, а твои рисунки впервые позволили мне взглянуть на него.

– Кто ты? – Захар преодолел свой страх и решился задать вопрос, который вертелся у него на языке с самого момента их знакомства.

– Я – человек, и я – Охотник. Мы – одно, но мы два разных существа. Теперь ты знаешь, почему я не могу сближаться с людьми, рано или поздно они вынуждены столкнуться с Охотником, и после этого ничего нельзя исправить. Он метит каждого, и его клеймо остаётся на всю жизнь. Что бы я потом ни делал, былого доверия уже не вернуть, – Алек говорил, смотря куда-то вдаль, избегая взгляда Захара, – Поэтому я решил, что мне лучше быть одному. Слишком больно терять тех, кто тебе дорог. Спасибо тебе за всё. Я сейчас разбужу Дениса, и мы уедем.

– Подожди, не надо, оставайтесь, я в порядке, – Захар попытался улыбнуться дрожащими губами.

Алек остановился на пороге и покачал головой:

– Не стоит. Если повезёт, мы увидимся, может, к тому времени страх слегка притупится. Но сейчас лучше не рисковать. Я хорошо чувствую такие вещи. Точнее, Охотник. Он питается страхом, и в первое время мне лучше быть подальше отсюда. Если ты тревожишься за меня, то могу успокоить – мне не впервой проходить через такое. У тебя есть мой номер, если вдруг что-то понадобится – звони. Я всегда буду рад помочь, – Алек вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Захар с облегчением почувствовал, что страх слегка разжал свои цепкие пальцы – и устыдился этого. За стеной раздавались негромкие голоса, старик очень хотел выйти, проводить ребят, но не смог себя пересилить. Хлопнула входная дверь, заурчал двигатель мотоцикла – звук удалялся, пока совсем не стих. И лишь тогда к нему вернулись силы. Он встал, окинул взглядом кухню и только сейчас заметил, что Алек унёс все рисунки с собой, словно не хотел, чтобы они напоминали ему о случившемся. Этот последний жест, проявление искренней заботы, вдруг так тронул старика, что у него на глазах выступили слёзы.

***