Остров первого вздоха

– Вообще-то, – осторожно начал Каллистрат, – твоё пробуждение – это чудесное совпадение…

– Для толпы, ха-ха, – усмехнулся Терпандр. – Но мы-то понимаем…

– Так что, это всё проделки чернобородого? – Ладус хлопнул по колену. – Я так и знал!

– Нет, послушай, Ладус, пожалуйста, – мягко застелил Каллистрат. – Харуций просто был твоим сопровождающим, он у нас главный оракул и немного…

– Того! – расхохотался патриций.

– А вот разбудили тебя, если это, конечно, может остаться между нами, действительно не без помощи…

– Да бог ты мой! Чуть где какая заварушка – знай, без верховного не обошлось, в каждой бочке… – и патриций сделал такой жест, что Ладус засомневался, подходит ли тому определение аристократа, которым он про себя его окрестил.

– Ты уже видел верховного, он любит появляться… в зеркалах.

– Ах, вот оно что! А я-то думал, это неуловимая полубожественная сущность.

– Поверь, ты не так далёк, – усмехнулся недоаристократ.

– И как же зовут этого вашего верховного полубожественного?

Каллистрат сделал торжественное лицо, а патриций скривился.

– Гай Плиний Ша, – раздельно произнёс жрец.

Ладус немного подумал, пробуя имя на вкус.

– Что-то как-то выбивается из стиля, – сказал он.

– А он вообще… не от мира, – ответил Терпандр. – Ну, ты видел.

– Кстати, насчёт имён, это что у меня такая за фамилия?

– А что, звучит блах-хородно!

– Алорис – древнее имя, доставшееся тебе от предков, – пояснил жрец.

– Ничего не объясняет.

– А оно и не должно. Со временем, возможно, ты сам всё узнаешь.

Ладус пожал плечами. С фамилией он по-прежнему не ощущал какого-то внутреннего сродства.

– Так вот, возвращаясь к делу, – продолжил Каллистрат, – вот ради чего это всё.

И он показал на последнюю фреску. На ней было одно лишь небо и солнце. Ничего больше.

– Видимо, ради хорошей погоды…

– Ха-ха! Ты даже не представляешь, как сейчас прав, – хлопнул его по плечу Терпандр. – Но что-то мы заболтались. С вами, конечно, хорошо, но… не пора ли потихоньку закругляться?

Ладус вскинул брови. По его ощущениям он не узнал и половины. Да что там, и четверти.

– И как же я осуществлю всё то… что вы мне предначертали?

– А вот об этом как раз в летограмме. – Жрец осторожно взял свиток с колонны; он был зачехлён в какой-то тубус. – Но тут, видишь ли, есть маленькая проблемка…

А где их у вас нет.

– Это письмо – инструкция, которую можно прочитать только один раз. При контакте с воздухом чернила почти сразу исчезнут. Потому и называется лета-грамма – в честь реки забвения. Но мало того: она ещё и зашифрована. Вот здесь, – он показал на верхний край запломбированной трубки, – надо нанести код из четырёх символов. Если они не совпадут с паролем, то кислота разъест пергамент.

– Я совсем не понял, как это работает. Нельзя было как-то полегче?

– А это у них всегда так, – сказал патриций. – Не могут по-простому.

– В общем, тебе, как атланту, надо вспомнить – или найти, уж не знаю как, этот код. Со своей стороны мы готовы оказать тебя всяческую поддержку. Думаю, в одиночку тебе будет сложно. Несмотря на то что ты и создал этот артефакт.

– Какое место я вообще занимал среди атлантов?

– Ты был первым из равных.

– То есть главным?

– Нет, главный – это как я, – весомо произнёс первый патриций. – А у вас был «дем-ос кра-тос», э-хе-хе.

– Получается, я знал все секреты, которыми владели атланты?

– Не сомневаюсь, – ответил Каллистрат. – Тебя усыпили как гаранта мира, хранителя безопасности. И в этом свитке должна быть вся информация на непредвиденный случай. Например, такой, как сейчас…

Атлант взял древнюю летограмму в легендарные руки. По ним пошли мурашки. Чувствовать себя частью истории было… потрясающе.

«Впечатляет», – сказал внутренний голос, и впервые за всё время в его тоне не было слышно иронии. Но ненадолго: – «Берём свиток, уплываем на остров, основываем там государство и властвуем всласть». Сначала пароль только разузнай, гений!

Ладус решил, что больше никому не отдаст тубус с-самой-важной-информацией-на-земле, и попытался аккуратно сменить тему:

– Хорошо, а вот это чудо тогда откуда?

Все повернулись и уставились на чёрно-белого колли, который послушно сидел около колонны и благоразумно молчал.

– Твой пёс, – пожал плечами жрец.

– Его что, усыпили вместе со мной?

– Нет, но для животных есть… другие способы.

– Да как, чёрт возьми, вы всё это делаете? – Ладус весьма искусно придал голосу негодование, а сам незаметно сунул летограмму за пояс.

Каллистрат захлопал глазами.

– Что именно?

– Ну, всё это: заморозка жизни, говорящие зеркала, факелы без дыма, ездящие вверх-вниз кабинки.

– Это ты ещё вечное солнце не видел, – усмехнулся Терпандр.

– А вот на это, Ладус, – Каллистрат внезапно посерьёзнел и придвинулся к нему почти вплотную, – я отвечу тебе пока только одно: воля Посейдона.

– Воля Посейдона, – эхом повторил Ладус и вспомнил синий цвет, выливающийся из глаз бога и окутывающий его тело и разум. Да, в это вполне можно поверить.

«Если тебе лет десять».

– Предлагаю сделать ставку, как быстро он во всём разберётся! – выдал Терпандр и разразился довольным хохотом. Его белые зубы были такого же оттенка, как и волосы. И зубные врачи у них есть что ли? Тоже волей Посейдона лечат?

– Принимаю! Моя ставка: и эона не хватит, – Каллистрат улыбался и суетливо потирал руки.

– Нет, ставлю триста атлантиков, что меньше недели…

Ладус перестал слушать досужую болтовню и закрыл глаза.

– Поверить не могу: «волей Посейдона!» Нет, ты слышал?

– Что делать, хозяин! Возможно, надо просто смириться с тем, что уровень доступа тоже нужно заслужить.

– Но за кого они меня принимают! За мальчика?! Я всё-таки первый атлант!

– А теперь подумай, от кого и ради каких целей ты получил эту информацию.

– О, да пропади ты в самую бездну! Только паранойи мне ещё не хватало.

– Лучшая стратегия, если тобой кто-то манипулирует: сделать вид, что ничего не заметил, и начать манипулировать самому.

– Я смотрю, ты овладел ею в совершенстве.

– В контексте отсутствия достаточной эмпирической базы и статистически значимой выборки наблюдений, считаю необоснованным подобное…

– …вот тогда и посмотрим! – патриций тряс Каллистрата за руку. Его глаза блестели азартом.

Видимо, наметилось очередное пари. Ладус не стал выспрашивать, что он пропустил, пока общался с Доком. Как ни крути, а его подозрительность вмиг взлетела на «дофазанчиковый» уровень.

– Итак, господа, – официальным тоном начал он, – я благодарен вам за предоставленные разъяснения. Пусть мне их и недостаточно. И вообще, я не вполне понимаю, кто здесь кем является, – чуть сбился он, но тут же оправился. – Разъясните мне мой статус. Какое положение я занимаю в иерархии? Как устроено ваше общество? Форма правления? Ветви власти? И… где женщины, в конце концов? – он только сейчас понял, что видел одних мужчин. Хотя, может быть, женщины присутствовали на площади, он их просто не разглядел.

По лицу Терпандра, до того слушавшим со скучающим выражением, прозмеилась улыбка:

– А вот это – да, это по нашей части! Всегда бы так! Только проснулся – а уже бабу!

Каллистрат выразительно заглянул Ладусу в глаза, как бы говоря: «И вот с какими приходится работать», а затем дипломатично продолжил:

– Все эти вопросы, безусловно, очень важны, и ответ ты получишь в самое ближайшее время. Но позволь мы сперва покинем это помещение. Свою роль оно уже отыграло. А теперь пришёл час показать тебе, где ты будешь жить.

– И мне тоже пора: бумаги, заседания, правительственная суета, сами понимаете! – первый патриций подмигнул пухлым глазком, и не осталось сомнений, что впереди сегодня того ждёт много разнообразных и весьма далёких от его прямых обязанностей удовольствий.

– Прошу! – Каллистрат махнул рукой, повернулся и бодро зашагал к выходу.

Ладус пропустил спутников вперёд, чтобы они не увидели тубус за поясом. Хотя непонятно, зачем вообще его прятать, ведь артефакт ему прямо-таки целенаправленно вручили. Но так казалось правильнее. И глубинная паранойя это исключительно одобряла (Ладус уже начал бояться, чтобы она не приобрела собственный внутренний голос, как Внутренний Голос).

Почти уже выйдя из библиотеки, он вдруг разглядел над дверью ещё одну фреску. Идущие впереди о чём-то громко говорили и не заметили, как он застыл, поражённый увиденным.

То была грандиозная картина всеразрушительного потопа. Вода захлёстывала остров целиком. Огромные волны вздымались, как горы. Это был воплощённый конец времён. Апокалипсис.

И Ладус понял, как дошёл до верной догадки, там, наверху. Он ощущал, как от толпы у подножья храма исходят два очень сильных чувства: страх и надежда. Надежда была направлена на него, а страх… Он не понимал. Не мог его объяснить. Но вдруг вспомнил. Сложил несколько кусочков мозаики. И всё понял.

И то дурное предчувствие, которое охватывало его каждый раз, когда он слышал название острова. И то, что ощущал в свете глаз Посейдона. И тот страх, которым дышала толпа.

И теперь знал, что он герой, который призван спасти Атлантиду от потопа.

Глава Ⅴ. Чёрный-белый

Крытый двухместный паланкин плавно взмывал вниз-вверх, вверх-вниз и плыл по дороге. Лохматый пёс бежал рядом по булыжнику. Его развесистые уши болтались. Весь его вид демонстрировал оскорблённое достоинство.

Снаружи доносился гул множества голосов и непрекращающийся шум улицы.

Каллистрат строго-настрого наказал не открывать занавески, но Ладус то и дело поглядывал в щёлку. Правда, обычно он успевал увидеть только дорогу, да обиженно изогнутую собачью спину.

Несколько раз он вызывал Дока просто ради забавы, но либо их телепатия не действовала через занавеску, либо пёс демонстративно его игнорировал.

Каллистрат сидел напротив и бегал пальцами по подлокотнику. Рядом стояли виноград и пара наполненных кубков. Паланкин шёл так ровно, что вода в них едва подрагивала.

Жрец объяснил, что лучше всего будет нанять самый обычный экипаж и на нём незаметно добраться до виллы Терпандра, где Ладусу обещали выделить отдельный госпиций. Преступности в Атлантиде, по его словам, решительно не было, но перевозбуждённые толпы могли осложнить перемещение атланта, будь он узнан. А впечатлений, да и перемещений, на сегодня и так хватало.

Так что первый среди равных вместе с помощником верховного жреца зашмыгнули в паланкин с чёрного хода, и у Ладуса не было и секунды, чтобы оглянуться по сторонам или рассмотреть транспорт. Внутри, в любом случае, было комфортно. Засунутая за пояс летограмма не позволяла удобно опереться на спинку, но зато согревала морально.

– Ты спрашивал про женщин, – начал Каллистрат после непродолжительного молчания. – Вполне понимаю твой интерес…

– Нет, я совсем не в том смысле, – запротестовал Ладус. – В смысле, и в этом тоже, но для него у меня пока не было времени, но это не значит, что… – совсем сбился он.

– Понимаю, – тот смотрел на него с лукавой усмешкой. – Атлантида – государство без предрассудков, и оба пола наделены у нас равными правами.

– Слава богу, – выдохнул Ладус, который уже начал подозревать, что попал в диктатуру бородатого патриархата.

– Правда, им запрещено становиться жрицами и участвовать в политической жизни, – добавил Каллистрат.

…

– А разве… – Ладус с трудом подбирал слова, – это не считается некоторым… предрассудком?

– Ты не подумай, им можно свободно ходить по улице, и даже одним, с непокрытой головой. А ещё сенат близок к тому, чтобы дать им право голоса, но это пока только проект. – Каллистрат поднял палец. – Ни одна цивилизация ещё не была так толерантна к женскому полу.

Внутри Ладуса росло возмущение, но ему не хватало кормовой базы, чтобы аргументированно его выплеснуть.

– Постой. Ты хочешь сказать, что добрая половина людей на вашем острове не может заниматься чем пожелает только по праву рождения – и это ты называешь прогрессом? Ты думаешь, что все эти женщины… счастливы?

Если эта Атлантида и правда так работает, то план по основанию собственной цивилизации, предложенный внутренним голосом, не так уж и плох.

Услышав последнее слово, Каллистрат улыбнулся и взял в руки бокал.

– Ах, счастье-счастье… Вечно мерцающий огонёк, на который люди летят и летят, не боясь опалить крылышки. – Он отпил из чаши, его взгляд затуманился. – Я провёл немало часов в философских дискуссиях на эту тему. И вот к чему я пришёл: счастье необходимо, но не универсально. Говоря проще, для одних оно состоит в том, чтобы тщеславиться высоким статусом – не будем приводить наглядные примеры; для других – иметь семью и радовать близких. И отсечение одного пути только упрощает дорогу к цели.

– Это звучит… чудовищно. Нельзя влезать в чью-то жизнь и указывать, как и куда двигаться. Каждый должен выбирать это сам.

– Что ж, никто и не влезает. Только немного направляет – и слегка ограничивает.

– Так говорят все диктаторы.

Каллистрат улыбнулся и развёл руками. На его красивом лице была одна странность: когда он улыбался, то глаза совершенно не участвовали в процессе, а оставались холодными, словно что-то оценивали.

– Ладус, я не хочу, чтобы ты неправильно меня понял. Я ведь, ты знаешь, эвдемонист. И действительно полагаю счастье одной из главных человеческих добродетелей. Надеюсь, на этот счёт у тебя возражений не будет.

– Секунду.

Ладус обернул голову занавеской, закрыл глаза и слегка высунулся из окна.

– Нужна быстрая консультация. Эвдемонизм в двух словах?

– Я тебе… не справочное… бюро.

Поразительно, но Ладус, хотя и не мог, так и увидел, как у Дока болтается язык между зубами.

– Брось, все мы знаем, какой ты умный. По приезде обещаю внеплановую выплату.

Неожиданно лесть и взятка возымели действие.

Принцип существования, довольно туманный. Счастье как высшая цель. – Док говорил рублено, но уже не задыхался: поймал ритм. – Но не стремление к удовольствиям. Скорее работа, ограничения, поиск свободы. Отказ, а не изобилие. Много разных течений. У каждого своя интерпретация. Но нацеленность на счастье – главный принцип.

Пёс объяснял на удивление внятно. «Надо почаще его гонять», – подумал хозяин.

– Я тебе погоняю…

⠀

— Прошу прощения, что-то голова в духоте закружилась. – Ладус развязал занавеску. Каллистрат немедленно поднёс ему бокал. Вода была свежая и холодная, ключевая.

Вернув кубок на место и приняв положение поосанистей, Ладус изрёк:

– Мне кажется, ставить счастье во главу угла – значит впадать в ловушку самообмана. Так настоящие достижения легко подменить иллюзией благополучия. Счастье неуловимо именно потому, что оно побочный продукт, а не цель. Эвдемонизм создаёт ненужную иерархию: вот объект всех стремлений, а всё остальное – средства его достижения. Но есть же и другие добродетели, а избегание несчастья лишает какого-то важного опыта. Мудрость не в том, чтобы найти путь к счастью. А в том, чтобы принять простую истину: счастье приходит и уходит, как погода. Задача человека же – делать то, что должно, независимо от того, принесёт это счастье или нет.

Каллистрат смотрел на него с нескрываемым уважением. Как будто только сейчас осознал, что перед ним не просто легендарный создатель Атлантиды, но ещё и человек, способный мыслить здраво.

– Знаешь, Ладус, ты заходи в наш Гимнасий… – сказал он и облизнул губы. – Подискутируем.

Поставить на место выскочку: галочка. День прожит не зря.

Ладус мысленно потёр руки. Пусть не без помощи пса, но всё же. Хорошо, очень хорошо. Даже внутренний голос помалкивал, хотя обычно норовил влезть с комментарием именно в такие моменты, но, видимо, и он остался доволен.

– Ну ладно, как у вас общество-то устроено, в целом? – Он так увлёкся философскими прениями, что совсем забыл, что его тут, возможно, используют. – Как функционирует власть? Какова иерархия?

– Я буду с тобой честен. – Каллистрат потёр лоб. – Формально у нас, конечно, республика, но принцепса ты видел: вот примерно такой у неё уровень. А de facto мы пришли к абсолютному догмату идеи о просвещённом правителе, ну, знаешь, по Платону. И это, конечно, верховный.

– Ага, значит, сенат и правительство – пешки в руках полубезумного – то есть, я хотел сказать – полубожественного теократа. И каждого, кто ему неугоден, он просто съедает с громким «АМ». – Если в этой истории должен быть антагонист, то он найден. – Отличная система для развитой цивилизации, – Ладус и сам не заметил, как начал изъясняться точь-в-точь как его внутренний голос.

– Понимаю, такая модель уязвима для критики. Но она хорошо работает.

– А какую функцию во всей этой схеме выполняют жрецы? Кроме своих прямых обязанностей, разумеется.

– Они несут волю Посейдона, – жрец выразительно поглядел на него, – в массы.

– Или волю верховного.

– Что часто одно и то же.

– Или всегда.

Каллистрат пожал плечами и посмотрел в сторону. Весь его изысканный лоск куда-то делся. Ладус чувствовал, что нащупал что-то твёрдое, не наносное, где неуместны улыбочки и словесные финтифлюшки.

Что ж, будь он верховным, то ждал бы от своих помощников такой же преданности.

– У верховного много помощников? Большой штат жрецов?

– Приближённых лишь трое. Это огромная честь. – Каллистрат скромно наклонил голову, давая понять, с кем атланту позволено разговаривать. – А всех обычных жрецов ты сегодня видел в священном зале Посейдона.

– А что за лунный камень, который воскурили в мою честь?

– Жаровню зажигают лишь в час великих событий. Серебристый дым даёт сигнал жителям Атлантиды, и все собираются на главной площади. Последний раз его зажигали, когда был избран новый верховный – наш Гай.

– Гай Плиний… И давно он у вас?

Тут что-то со всей силы ударило в стенку паланкина. И сразу же раздался крик.

Кабинка задрожала, паланкин грохнулся оземь.

Ладус схватился руками за стенки.

Каллистрат навалился на дверцу и высыпался наружу.

В голове мелькнуло «Пёс!», и Ладус рванул следом.

Солнце ударило в глаза.

Метнулись две чёрные тени.

Звуки борьбы.

Третий чёрный пытался вырвать ногу, в которую вцепился чёрно-белый комок.

Ладус кинулся псу на подмогу, но тут кто-то навалился на него, сбил, и он упал на камни. Солнце пропало.

Неистово размахивая руками, он попытался перевернуться на спину. Но его ещё сильнее ткнули носом в булыжник.

«Хорошо начал, да плохо кончил».

И тут раздался резкий жужжащий звук. Тело над ним обмякло.

Ещё два разряда – и шум от падения тел.

Ладус с трудом выгнул голову и увидел Каллистрата. Тот стоял, вытянув руку с каким-то чёрным предметом. Перед ним плашмя лежал человек в чёрном.

С другой стороны раздались бегущие шаги. Каллистрат дёрнул рукой, выставив блестящую штуку. Вспыхнули синие искры; жужжание.

Шаги удалялись.

Ладус извернул голову. Чёрный силуэт поворачивал за угол. И сжимал в руках…

– Летограмма! – попытался крикнуть атлант, но из горла вырвался только сдавленный хрип. Он закашлялся.

Рядом уже стоял Каллистрат и стаскивал с него тело.

Вся заварушка не заняла и полминуты.

– Ладус, ты живой?

– Надо… поймать… У него…

– Что?

– Лето…грамма.

Тут же возник пёс и ткнулся носом в щёку. Каллистрат аккуратно поддерживал Ладуса, помогая тому сесть.

– Он взял тубус? Но как?

– Вывалился из-за пояса… когда я упал… Надо догнать…

Со всех сторон к ним уже бежали люди.

– Ничего, мы их найдём.

– А что эти? Убиты?

– Нет, парализованы.

Их уже брали за руки и тащили в сторону тротуара. Вокруг разом загалдело множество голосов, и Ладус утратил способность понимать речь.

Ещё миг – и перед глазами всё померкло.

В темноте было хорошо, покойно. Мир стал простым и понятным. И почти сразу откуда-то издалека засеребрились звуки лиры, и голос Дока запел густым протяжным вылаем:

Call her moonchild

Dancing in the shallows of a river

Lonely moonchild

Dreaming in the shadows of a willow…

⠀

«Красиво излагает», – подумал Ладус – и очнулся.

Солнце снова слепило глаза.

Он сидел на подножке паланкина, кубок с водой держали у губ. Он послушно выпил: ключевая.

Кто-то дотронулся до лба. Он поразился контрасту: горячее солнце, холодные руки. «И чистое сердце». О, внутренний голос снова с нами. Все в сборе. Пёс?

В фокусе возник Каллистрат. Его лицо было сильно озабочено, что абсолютно к нему не подходило, словно не тот грим на актёрской маске.

– Я обеспечил охрану. Надо отправляться – мало ли что. Едем.

Ладуса развернули и усадили, сам жрец с минуту ещё что-то решал, и наконец тоже залез в кабинку и сел напротив.

На полу валялся раздавленный виноград.

Паланкин тронулся.

Каллистрат тщательно задёрнул шторы.

– Так что, говоришь, нулевая преступность? – Ладус не мог сдержать сарказма.

Его спутник хмуро поглядел на него.

– Первый случай в этом эоне. Всё могло кончиться гораздо хуже. Если бы я не перестраховался.

Ладусу стало стыдно. Но благодарить спасителя было рано.

– Чем это ты их?

– Статокс. Парализует, но без угрозы для жизни. Время действия – четверть часа.

– А в последнего что?

– Не попал. Не было времени прицелиться.

– Теперь всё пропало, да? Без летограммы Атлантида обречена?

– Вовсе нет, – Каллистрат лукаво посмотрел на него, уже со своим обычным лёгкотуничным выражением. – Ты и правда думаешь, что артефакт подобного значения будет лежать у всех на виду в публичном месте?

Камень покатился-покатился и, превратившись в гору, свалился с плеч атланта.

–… – Ладус обнаружил себя с открытым ртом.

Каллистрат с улыбкой смотрел на него.

– То есть это дубликат? – выдохнул наконец герой и захлопнул рот.

– Ну конечно.

– А я-то так с ним носился.

– Я заметил, – улыбка на лице жреца стала шире, и даже глаза на этот раз участвовали в веселье.

Ладус почувствовал, что краснеет. Или бледнеет. Захотелось заглянуть в зеркало, но больно они тут ненадёжны.

– А где оригинал? – он всё ещё не верил такому счастливому разрешению катастрофы. Обычно в жизни всё происходит наоборот, хоть он и не помнил, как это – обычно.

– Об этом я пока промолчу, извини, нас могут подслушать.

Ладус опасливо поглядел по сторонам. Надо отдать тому должное, его сопровождающий действовал удивительно разумно. И тут облегчение начало заволакивать Ладуса облаком кучного обжигающего стыда.

– Я… – слова застревали у него в горле. – Я хотел бы… со всей возможной признательностью… То, как ты действовал сейчас… И вообще… Это в высшей степени… – вместо искреннего комплимента выходил какой-то официоз, и стало ещё стыднее: проще надо, проще! – В общем, спасибо! Что всех спас…

Лицо Каллистрата омрачилось.

– Вообще-то, не всех… – он тяжело вздохнул.

– Док? – только и смог выговорить Ладус.

– Нет, доктора ещё не прибыли, – жрец вскинул брови. – Но он очень плох. Камнем раскроили голову. Одно слово: звери.

Свинцовая тяжесть снова навалилась на грудь. Пёс был, конечно, ещё не друг, но… Как же он разбавлял обстановку.

– И что же с ним? Может мне взять его к себе? Я бы за ним ухаживал.

Жрец с удивлением посмотрел на него.

– Ценю твою отзывчивость, но мне кажется, его семья может выступить против.

– Семья?..

– Да, у бедняги-возницы жена и дочка.

– А. А…

Камень снова покатился. Катись, камень, катись. Но сбрасывать гору с плеч было ещё рано.

– А где мой пёс?

– С охраной, на козлах. Проявил себя доблестным воином, настоящий защитник.

– И он не пострадал?

Каллистрат усмехнулся.

– Скорее пострадали от него. Но это было заслуженно.

Как же хороша жизнь, когда монетка «проблема-преимущество» выпадает белой стороной вверх. Стыдная мысль.

– А что с нападавшими, с чёрными?

– Ими занимаются, – значительно промолвил Каллистрат, и одновременно с этим паланкин качнулся и встал. – А мы, кажется, приехали.

Он аккуратно выглянул в щель и удовлетворённо кивнул. Но выходить не спешил.

С улицы раздался топот. Спустя несколько секунд дверца распахнулась.

По обе стороны стояли бравые ребята в облегающих хитонах красного цвета. На поясах у них висели такие же, как у Каллистрата, приборы – статоксы. Ладус уважительно хмыкнул.

Жрец вышел первым, осмотрелся, потом дал знак атланту.