Остров первого вздоха

– Так вот, Лад, ты уже в курсе, какой у нас тут аврал. Тебя даже будить пришлось. Времени особо нет, так что давай по-быстрому и без истерик, лады?

К такому стилю было ещё труднее приспособиться, чем к оборотам Бурдука, поэтому Ладус решил для начала побыть в малоречивом модусе.

– Согласен. К делу.

– Ты посмотрел на остров, видел главную угрозу, тебе дали ключ с информацией. – Он показал на летограмму, которая торчала у Ладуса из-за пояса. – Ты знаешь о сектантском культе и даже пережил нападение. Ну-ка теперь, скажи, ты уже разобрался, что здесь происходит?

– Каллистрат с Терпандром уже спрашивали меня о чём-то подобном.

– Нет, понимаешь ли ты, что здесь происходит на самом деле?

Ох уж это самое дело.

Атлант задумался. Вопрос был, что называется, с подвохом. Обычно, когда люди такие задают, то подразумевают один-единственный правильный ответ. И он не про то, знаешь ли ты что-то или не знаешь. Он про положение в иерархии: кому сидеть молча и слушать, а кому снисходительно объяснять глупцу устройство мира. Ну что ж, давайте поиграем.

– Да.

Седые брови верховного выползли из-под чёрных стекляшек и так и остались на лбу.

– Да ладно?

– Вы, наверное, хотели сказать «Да, Ладус». Это было бы несколько уместней.

Вот так, Шай, мы разговариваем с теми, кто нарушает наше личное пространство.

– О'кей, это впечатляет, – промолвил старичок, пропустив последнюю шпильку мимо ушей. – И что же здесь… происходит?

– Вы не могли бы несколько конкретизировать?

Ладус понятия не имел, о чём речь, но так просто сдаваться не собирался. Козырей в виде пса под рукой не осталось, но на крайний случай можно было призвать внутренний голос.

– Ну хорошо, я слышал, что ты уже несколько раз спрашивал о так называемой, – жрец вскинул пальцы и показал кавычки, – «воле Посейдона». Моим ребятам было сказано до поры до времени не раскрывать карты. Неужели ты их обхитрил?

– Разумеется.

Что. Ты. Делаешь.

Верховный почесал бороду.

– Ну что ж, давай, объясни мне тогда, в чём тут фишка.

– Секунду, найду правильные слова.

Допрыгался. И как теперь прилично сдаться?

Мыслей не было никаких. Оставалось только попробовать сжульничать. Давай, внутренний голос, не подведи.

Ладус судорожно припомнил все явления верховного: и первое в зеркале палаты, и второе в зеркале коридора, и третье в зеркале на балконе, – каждое из которых было каким-то странненьким и напоминало скорее детский розыгрыш, чем игру взрослого мага. Поэтому он собрал весь свой скепсис, весь сарказм и желчь в единый комок, а затем, в последний миг, когда тот уже готов был взорваться и разлететься на тысячу сардонических осколков, подменил образ жреца на вопрос об Атлантиде.

…

Сработало.

Раз-два-три: всё стало понятно. Осталось только развернуть цепь.

– Что ж, – не спеша начал он: надо было ещё перевести комментарий внутреннего голоса с саркастического на человечий, – в общем-то, дело ясное. Но позвольте мне сначала высказать несколько предположений, а если я в чём-то ошибусь, вы меня поправите.

Верховный наклонил бороду.

– Валяй.

– Итак, как мы все знаем, я – первый из равных, великий атлант, один из создателей Атлантиды. Так?

Гай кивнул, хоть и не очень охотно. Отольются кошке мышкины слёзки.

– Меня погрузили в сон, а потом я проснулся с лёгкой амнезией, но это – всё ещё я. У меня есть личность, характер, привычки, особенности. Я полностью сформирован, пусть и утратил некоторую, простите за выражение, континуальность.

По лицу жреца было неясно, понял ли он последнее слово и смекнул ли вообще, что это была поддёвка, поэтому Ладус продолжил:

– Логично предположить, что я сформировался не во сне, а в те времена, когда был на коне и сворачивал горы, основывая Атлантиду. Поэтому я теперешний – это я тогдашний. Первый пункт. Запомнили, – Ладус сделал паузу. – Затем давайте взглянем на мифологию Атлантиды. Её краеугольным камнем является безусловное почитание отцов-основателей. То есть, насколько я понял, вы по сей день продолжаете ту магистральную линию, которая была задана ещё нами, я прав?

Верховный снова наклонил голову.

– Хорошо, это второе звено. Запомнили, – Ладус всё больше входил во вкус. – Но то, что я наблюдаю в Атлантиде сейчас, – очень странно. Не знаю, откуда появилась идея про Посейдона, но мои ментальные привычки каждый раз просто смеются, когда я слышу очередной бред про его волю. А значит, тут что-то не так. Главная религия Атлантиды вызывает острый скепсис у её основателя. И это третий пункт, который подводит нас к выводу.

Лицо Гая было совершенно непроницаемо и ничего не выражало. Будет тебе, старый, полный захозяй.

– Посейдон – ширма, прикрытие. По какой-то причине нам понадобилось скрывать наши знания, объясняя их проявления обычной ссылкой на сверхъестественное. Атлантида – высокоразвитая цивилизация, в основе которой лежат глубокое понимание мира, логика и наука – просто потому, что они мне нравятся. А если они мне нравятся, значит, так и есть. Я – атлант, создавший Атлантиду. И боги здесь ни при чём.

– Триста атлантиков!!! – взревело вдруг одно из зеркал голосом Терпандра. – Каллистрат, па-апрошу!

Верховный поморщился, затем встал и легонько хлопнул по говорящей поверхности.

– Прости, забыл выключить звук.

– Нас что, подслушивают?!

– Только свои.

– Фантастика… Кстати, куда можно подать жалобу о систематическом нарушении личного пространства?

– Мне, в личные руки.

– Так что, я прав?

Жрец помолчал, сел, ещё помолчал.

– Да, что уж, – он пожал плечами. – В общем, всё верно. Снимаю шляпу.

В его голосе не слышалось подобающего моменту восхищения. Возможно, он просто пытался скрыть, как сильно уязвлён. Ладус решил не сбавлять темпа:

– Всегда к вашим услугам. Обращайтесь, если надо будет ещё с чем-нибудь разобраться.

– Да, есть тут у нас одна маленькая проблемка…

Верховный снова встал и в задумчивости заходил вдоль шпионов-зеркал.

– Ваал-на, понимаешь, покоя не даёт…

– Тоже мне проблема! Ведь у нашей цивилизации уже наверняка готово какое-нибудь сверхтехнологичное решение, м?

– Да, пожалуй, готово…

Интонация верховного слегка настораживала. Тут есть второе дно? Он что-то упустил?

– Поясните.

– Как ты знаешь, к Ваал-не так просто не подобраться, даже с нашими технологиями. Мы не понимаем природы её возникновения и не можем устранить причины. Поэтому…

– Боретесь со следствиями.

– Верно. Чем можно победить воду?

– Ага, понимаю… Что вы хотите использовать? Горючую смесь? Направленный огневой столб? Извержение?

– Нет, при таких расстояниях это нереально. Да и для острова опасно. Но тут есть одна идейка…

Верховный перестал ходить и сел обратно за стол.

– Ты уже понял, как тебя усыпили, Лад?

– Э-э-э… – Резкий переход. К чему бы это? – Не совсем.

– Что такое «эйдос», слыхал?

– Ну так, поверхностно.

О боже, снова в философию, что ли? Или это такая универсальная нора, чтобы прятать в неё голову при первом раскате провального спора?

– Давай освежу немного. Вот у нас стол, так? – он опёрся локтями о дерево. – Как мы понимаем, что это стол, а не стул? Видимо, есть какая-то идея, которая делает стол столом. Такой идеальный чертёж, абстракция, эталонный образчик. Это называется эйдосом.

Ладус уверенно кивнул.

Своеобразная манера речи Гая Плиния стала плавно скатываться к философским загогулинам Каллистрата. Или он просто мимикрирует? А точнее, кто из них кому подражает?

– А теперь подумай, Лад, что делает тебя – тобой?

Опять эти игры. Но в этот раз – пас.

– Видимо, мой эйдос.

– В точку! – жрец услышал желаемый ответ. – А теперь представь, что можно сложить эйдосы всех людей и получить один главный эйдос Человека. Именно это с тобой и попытались проделать атланты.

Эйдос внутренних голосов разом взревел единым «А-а-а?!»

– Что? Как?

– То есть, они сделали даже лучше: не стали портить натуру и сложили только свои эйдосы, без лишних примесей. Вот молодцы, ребята, – верховный откинулся на спинку стула и показал зубы.

– Подождите, как это вообще возможно?

– Свет, – просто ответил Гай. – И я думаю, ты знаешь, о каком именно свете я говорю.

Ладус вспомнил синий цвет из глаз Посейдона. Да, это имело смысл.

– Но постойте, я же тоже был в нём, и вот, ничего, сижу здесь.

– Они ушли в него с концами, он их растворил. Слил в единый эйдос. В свет маяка.

– Секунду, что?..

– Ты тоже стал светом, Лад. Ты – единственный, кто пережил века, эоны. Потому что для света времени не существует. Лишь вечное сейчас.

Ладус замолчал, пытаясь осмыслить услышанное. Но осмысляться оно не хотело.

– Я… не очень вижу… причинно-следственные связи. Как это работает? Почему я и они – это «свет», но при этом я сижу здесь, а они…

– Ты остался собой, ты не стал растворяться с ними. Это они растворили себя, чтобы дать тебе возможность продолжаться во времени.

– Это какие-то абстрактные положения, которые ничего толком не объясняют.

– Хорошо, давай на пальцах, – Гай сменил регистр. – Ты уже был в «синем цвете» и знаешь, что это такое. Это состояние обретения эйдоса. Видел в маяке колонну? Тебя поместили в центр, снизу врубили синий Посейдона на минималках, сверху – свет атлантовых эйдосов. Если бы не контрлуч, ты бы растворился. А так: индивидуальное сцепилось с общеидейным, как плюс и минус, как тень и солнце, но без взаимопроникновений. И ты продолжал существовать в виде света. Без времени.

Ладус сидел, не в силах пошевелиться. До такой версии не додумался бы даже его внутренний голос.

«Ты – свет», – всплыли в голове слова Каллистрата, сказанные в библиотеке. Жрец не шутил.

– А теперь к нашим баранам, – верховный, кажется, решил спрыгнуть с философии на привычного козла. – Как мы и договаривались: быстро и без истерики.

Ладус наконец смог кивнуть.

– Ваал-ну надо чем-то выжечь. Предлагалось много проектов, но никакой не работал. Кроме одного.

У Ладуса появилось дурное предчувствие. Гай неспроста так долго распинался про сон. Он на это зря бы времени не тратил.

– Есть такой, прости за выражение, эффект собирающей линзы. – Вот и прилетела ответная шпилька. – Объясняю: собираешь лучик в точку, раз – и горит. Короче, энергия света, собранная в кучу, нагревает и воспламеняет объект. Физика.

Так. Ладусу становилось всё дурнее. Он даже вспомнил выражение «засосало под ложечкой», и сразу затем – что никогда его не любил.

– Мы можем подплыть на безопасное расстояние, выставить зеркала и сконцентрировать луч так, чтобы он ударил прямо по волне, но света солнца для этого не хватит. Нужно что-то мощнее. Ярче. Концентрированней.

Говори, не молчи, чёрт бы тебя побрал, договаривай!

– Но на этом острове есть тот, кто годами впитывал в себя свет. Кто является абсолютным его средоточием. Самим эйдосом света. И этот свет до сих пор в нём – надо только его обратить.

Верховный жрец ещё немного помедлил, а потом произнёс то, что было и так понятно:

– Ты должен погибнуть, чтобы спасти Атлантиду.

Глава Ⅸ. Жертва

Атлант стоял и смотрел на город, на великую цивилизацию, которую он сотворил.

Солнце уже сошло с зенита и потому било не так ярко. Белый город плавно уходил вверх, в пологую гору. В нём было всё: широкие площади и тесные кварталы, величественные храмы и набитые инсулы, сады, фонтаны, арки, обелиски, дворцы…

Ладус не узнавал ни одного из них. И времени вспомнить, если это вообще было возможно, ему не оставили. Проснуться, узнать заданный сюжет и немедленно умереть – в этом была какая-то грустная ирония. Насмешка драматурга.

В голове крутились последние слова верховного: «У тебя остаётся неделя. Предприятие назначено на майские иды». То есть его смерть. Предприятие по убийству атланта. Готовьте музыку. Туше.

Внизу на площади перед храмом, где ещё вчера его приветствовала толпа, было почти пусто. Изредка её пересекали куда-то спешившие паланкины. Несколько маленьких групп о чём-то мирно беседовали – наверное, о философии, о чём же ещё…

Ладус вспомнил, как объяснял Каллистрату про долг и счастье. Аргументы даже не понадобилось искать – они пришли сами. Наверняка это была его выстраданная позиция, о которой он много размышлял в своей «прошлой» жизни: делать то, что должно, не задумываясь о том, станет ли он от этого счастливым или нет.

И вот сейчас, не будь он самим собой, перед ним мог бы стоять выбор: пожертвовать жизнью или отказаться. Найти лазейку. Сбежать. Но выбора не было: Ладус знал, что должен это совершить. Просто потому, что иначе было нельзя. Какой бы ценной ни была его жизнь, она не шла ни в какое сравнение с шансом спасти всех остальных, всю цивилизацию, пусть и несовершенную, но всё-таки живую.

Его жертва не могла быть напрасна. И была абсолютно необходима.

Теперь, когда он узнал об истинной цели своего пробуждения, всё встало на места. Почести, громкие ритуалы, поведение жрецов, изоляция… Ещё бы, ведь им всем было известно об этом с самого начала. А знал ли народ? Вряд ли, но молва, слухи… Впрочем, какая разница. Это всё неважно.

Ладус смотрел на город и в то же время заглядывал внутрь себя. Удивительно, он узнал о грядущей гибели всего час назад, но уже полностью принял эту мысль. И даже перестал испытывать «сосущую ложечность». На смену ей пришло полное оцепенение – тела и чувств.

Вот на площадь выполз очередной паланкин, похожий на маленького жука. До этого атлант как-то не обращал внимания, но теперь заметил, что у них нет носильщиков. Паланкин ведь несут. А здесь только возница – и тот скучает на задней платформе. Видимо, их высокотехнологичная цивилизация додумалась до какого-то элегантного решения. Ещё один пункт, чтобы её спасти.

Только неделя. И это всё. Можно, конечно, попробовать зарыться в библиотеке, активизировать все внутренние голоса и отгадать шифр летограммы, но кто гарантирует, что там не будет начертано что-то вроде: «Садись на корабль. Концентрируй линзы. Обращай свет путём самоубийства». Это было бы вполне в духе происходящего.

Обратить свет…

Он только сейчас вспомнил о пророчестве.

В один миг из загадочного и многослойного оно представилось просто-напросто банальным. Впрочем, тут ещё оставалось два варианта интерпретации: либо он, Ладус, объект, которого обращают, и тогда речь просто о том, что он всех спасёт; либо он субъект, и ему даётся слабенькая надежда на счастливое посмертное существование. Какая дешёвая уловка. Не могут они без своих загробных фантазий. Как в цивилизации с таким уровнем развития вообще сохранились подобные рудименты суеверного прошлого? Или это просто самый лёгкий способ держать народ в узде…

С этим бы он разобрался. Вот при нём бы такого не было!..

Точно?

Солнце клонилось к западу, мысли окрашивались во всё более мрачную тональность. Ладус подошёл к бездне и решился на проклятый вопрос: «А почему я вообще уверен, что такой умный?»

Все главные вызовы он решал либо при помощи Дока, либо взывая к внутреннему голосу, который, строго говоря, не мог контролировать и даже не понимал.

Легенды утверждали, что он был создателем Атлантиды, первым из равных, что само по себе предполагало определённый уровень. Но кто мог гарантировать, что годы, проведённые в состоянии бестелесной частицы, не отразились на его ментальных способностях.

Что, если он… отупел?

Ладус произнёс про себя страшное слово и снова почувствовал, как немеют ноги.

Судьба глупца, судьба былой легенды… Нет, уж лучше смерть!

В опавшую руку ткнулся чей-то мокрый нос.

Ладус прервал трагический монолог, посмотрел на Дока. Но даже в этом состоянии он не мог представить, что будет использовать собаку в качестве пушистого друга, которого можно потеребить, погладить – и получить дозу шерстоватой приятности.

Пёс молча глядел на него. Его глаза были печальны.

Ох, он уверен, что об этом пожалеет…

– Ну, чего?

– Не могу ручаться, что это поможет, но один известный мудрец сказал однажды: «Быть верным долгу в несчастье – великое дело».

– Ага, на что другой не менее известный мудрец мог бы возразить, что «не события беспокоят людей, а их суждения о событиях».

– К чему ещё более известный мудрец мог бы добавить, что надо лишь «изменить отношение к вещам, которые тебя беспокоят, и ты будешь от них в безопасности».

– На что самый известный мудрец мог бы просто ответить, что «ничто не способно повредить доброму человеку, ни в жизни, ни после смерти».

– А к этому совсем уж самый-самый…

Ладус быстро открыл глаза, потому что больше подходящих цитат не помнил. Да и эти всплывали в уме сами собой, непонятно откуда.

Странно, но перестрелка философскими клише его взбодрила. Он с благодарностью потрепал пса по киническому загривку.

Бессмертное солнце опускалось всё ниже; остров готовился к вечеру, атлант готовился к смерти.

Охранники, оставленные Ладусом в комнате для фазанов, завидев, что он возвращается, приготовились снова взять его под охрану, но тут с кушетки поднялся Каллистрат:

– Ладус, я понимаю, ты сейчас желаешь побыть в одиночестве. Но позволь сопроводить тебя ещё в одно место. Я хочу, чтобы ты кое-что увидел. Мне кажется, это важно.

– Куда?

– В темницу.

Ладус поднял брови.

– Нет-нет, мы не собираемся сажать тебя под замок, – немедленно возразил жрец.

– Это надолго?

– Нет, это тут, совсем недалеко.

Ввиду наметившейся в расписании гибели тратить время на ерунду атлант совершенно не собирался. Но это звучало как действительно что-то важное. Если не было обманом.

– Хорошо, пойдём.

Жрец встал и повёл остальных за собой.

Ладус оценил деликатность: ни лишних слов, ни сочувственных взглядов. Верховный не зря взял такого в помощники – Каллистрат своей адекватностью уравновешивал крайности остальных. А в подобных тонких ситуациях, наверное, вообще был незаменим. Впрочем, надо ещё поглядеть, что он там в тюрьме приготовил.

Они спустились на подъёмнике и вышли из здания. Каллистрат молчал, Ладус размышлял о происходящем. Шок отступил, и ему пришло в голову, что можно просто закинуть всю информацию внутреннему голосу, а тот разберётся. Однако то ли на ходу было сложнее сконцентрироваться, то ли он уже истратил весь лимит на подростковое позёрство у верховного, но только внутренний голос молчал и ничего не отвечал.

На улице было малолюдно. Ладус боялся, что их снова оградят тройной цепью красных хитонов, но тех, видимо, отослали в казармы. Их охраняла только старая четвёрка, с которой атлант уже свыкся как со своей собакой, паланкином или ощущением «А какого чёрта здесь вообще происходит?!»

Каллистрат стремительно пересекал площадь. Круглый булыжник под ногами был выложен удивительно ровно и гладко. У маленького фонтана всё ещё стояла группа людей, которых Ладус видел сверху. Они о чём-то увлечённо беседовали и даже не обернулись. До ушей атланта донеслось: «…благочестивое не тождественно самому себе, и разве нечестивое не противоположно всему благочестивому, самому же себе подобно…» Вещал какой-то грязный лысый субъект, по виду – оборванец и плут, но слушали его с явным уважением. Бессмысленная музыка его речи одновременно раздражала и манила. Ладус бы задержался, но ситуация – как локальная, так и глобальная – не располагала.

Они миновали площадь, прошли под высокими арками и, несколько раз свернув, оказались перед хмурым зданием из тёмного базальта. По каким-то неявным признакам сразу становилось ясно, что это тюрьма.

– Ждите здесь, обеспечьте паланкины, – Каллистрат с охранниками явно не церемонился.

Жрец, атлант и собака вошли в узилище.

Без единой заминки они миновали несколько постов стражников в бурых плащах – Каллистрат только молча кивал им, и те безропотно открывали двери. Затем при тусклом свете ненатуральных факелов поднялись на второй этаж и заскользили по длинному коридору с решётками по левую руку. Все камеры были пусты. Ладус почему-то ожидал, что узников будут держать в холодном и сыром подземелье, но, видимо, их цивилизация уже переросла этот этап.

– Как видишь, преступности в Атлантиде не было никакой, – бросил через плечо Каллистрат, – пока ты не появился.

Он кивнул вытянувшемуся по струнке стражу и толкнул массивную дверь в конце коридора, за которой, судя по всему, держали особо опасных – или просто хоть кого-то, кто имел дурость нарушить закон в эпоху преступной утопии.

И тут Ладус услышал что-то совершенно невообразимое.

Док рычал.

Он посмотрел на него. Пёс весь ощетинился, шерсть стояла дыбом, уши прижаты, – вся его поза кричала, что он готов к бою.

Ладус так привык, что его питомец, пока не начинает разговаривать, сохраняет олимпийское спокойствие и полный собачий нейтралитет, что даже растерялся. Что дальше? За самками начнёт бегать, метить столбы?

Каллистрат уже вошёл внутрь. Ладус мотнул псу головой, чтобы прекращал дурачиться и вёл себя прилично, и собирался было направиться за жрецом, но вдруг из дверной темноты вынырнул другой человек. Атлант посмотрел на него и вздрогнул.

Внешность и одежда его были непримечательные и выглядели совсем нетюремно, но на лице обнаруживалась ужасная странность: он был одноглазый. Причём вместо отсутствующего глаза зияла какая-то чёрная дыра, которая так и притягивала к себе внимание. Спустя секунду стало понятно, что это такая странная «насадка» на глазной провал, что-то вроде повязки наоборот: не прикрывает увечье, а напротив, акцентирует его наличие.

Он стрельнул циклопьим глазом на Ладуса, на пса, кивнул стражнику и не спеша удалился по коридору.

Атлант проводил его взглядом, внутри заронилось какое-то предчувствие, но сразу погасло. Мало ли тут в Атлантиде чудаков. Видели и похлеще.

Пёс вроде бы успокоился, так что Ладус наконец последовал за жрецом.

– Кто это был?

– А, доктор. Проверял заключённых.

Глазам понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к тёмному помещению, освещаемому единственным факелом у самого потолка. Перед ним была решётка. За ней находились трое узников в чёрных оборванных тканях. Двое из них лежали на соломе, расстеленной по полу, а один прислонился к стене.

– Узнаёшь? – спросил Каллистрат.

Без сомнения, это были напавшие на них сектанты. Ладус кивнул.

– Посмотри на их лица.

Преступники выглядели совсем молодо, щёки едва только начали зарастать бородой. Но удивительнее всего была не их моложавость, а выражение, которое читалось у каждого на лице: они казались отрешёнными, безмятежными и… счастливыми. Один из них спал, другой просто смотрел потолок, а третий разглядывал вошедших, но его взор как будто проходил сквозь. Может быть, доктор дал им что-то успокоительное?

– Это называется узрач. Экстатическое состояние ожидания, что они вот-вот узреют, как Ваал устроит захозяй. Они нас даже не видят. Они не здесь.

Ладус вглядывался в лица неудавшихся убийц и пытался понять, что к ним чувствует. Пока что он не испытывал ничего, но, скорее всего, потому, что никак не мог уяснить, зачем этот визит понадобился Каллистрату.

– Ты понимаешь, почему я тебя сюда привёл? – спросил тот, словно угадав направление его мыслей.

Ладус задумался. Хоть он, возможно, и отупел за последние эоны, но всё-таки простую логическую цепь построить в состоянии: убийцы счастливы до узрача – атлант гибнет, чтобы устранить Ваал-ну – захозяй не состоялся – сектанты больше не счастливы – месть свершилась. Так себе вариант, но ничего другого траченый мозг предложить был не в силах.

– Я мог бы показать тебе лица обычных атлантийцев, – продолжил жрец, не дождавшись ответа. – Матери, старики, маленькие дети. Уже месяц каждый день они толпами стоят в храмах на коленях и молятся, чтобы остров миновала чаша сия. Они напуганы. Они боятся. Но я думаю, что ты и так можешь себе это представить. А вот это, – он показал рукой за решётку, – представить нельзя, это надо увидеть.

Ах вот оно что: он переживает, как бы Ладус не перешёл на сторону Ваала. Ну-ну.

Место и время для шпильки были совсем неподходящими, но сдержаться не получилось:

– Вот видишь, а ты ещё говорил, что счастье превыше всего.

– Это не счастье. Это узрач.

– Вопрос терминологии.