Сердце зимы

– А я говорил, что ты влюбишься в это место.

7. Ронни проводил меня до двери. «Чтобы всякие бешеные балерины не преследовали», – сказал он, и я почему-то расчувствовалась. Мои эмоции пульсировали чувствительностью, как оголённый нерв; я готова была выплеснуться вся, без остатка – в слезах, например. Но заплакать я всё-таки не смогла. Не знаю, как люди это делают – просто плачут, просто смеются… у меня не выходит.

По-тихому пробравшись на чердак, я переоделась ко сну и плюхнулась на матрас. Мой немигающий взгляд приклеился к лампе накаливания, скудно рассеивающей темноту. Наконец, устав бесцельно таращиться в одну точку, я взялась за «Хоббита» – старую, едва не рассыпающуюся под пальцами книгу. Хотелось отдохнуть от снега и балета – что-то его становилось слишком много в моей жизни. Неоправданно много. Однако мне никак не удавалось сосредоточиться, и, в конечном счёте, «Хоббит» отправился обратно в стопку, кривоватой башней возвышающуюся возле матраса, а на замену ему пришло «Сердце зимы» – целёхонькое, слабо пахнущее гарью.

«Оно приближается. Неотвратимое. Окутанное дымчатым саваном – переплетением ночи и зла.

Взлетают вверх молочно-белые ноги острыми стрелками на четверть часа. Прогибаются спины в немой агонии. Танец тишины сменяется танцем предчувствия. Сверкающие инеем ресницы трепещут, бескровные губы дрожат. Скрип снега – единственный аккомпанемент, доступный безмолвию.

Прикосновение к клавишам лёгким нажатием – взрыв, искажающий танец. Балерины движутся, ломаются, кровоточат. На снегу – крупные капли-вишни, распускающиеся тёмными цветами зова о помощи. Звучит минорный аккорд. Плоть лопается, облезает, обнажает отлитые из стали кости. Лохмотьями обвисает разорванная кожа. Чистота белого запятнана красным. Испорчена красным. Расцвечена красным. Торжество отражается в лицах балерин. Они вытягивают окровавленные руки и танцуют на спицах. А она стоит в тени деревьев – Королева Чёрных Лебедей, безликая и невзрачная. Держит в руках корону из хрусталя и льда, плачет чернильными слезами».