Советы юным леди по счастливому замужеству

– Вы чрезвычайно добры, мисс Тэлбот, – сказал он, взирая на нее с восхищением.

Китти скромно его поблагодарила. Разумеется, руководила ею отнюдь не доброта, а рецепт был полностью выдуманным и совершенно безвредным. Ее опыт общения со здоровыми людьми, часто подверженными подобным хворям, подсказывал, что они высоко ценят сострадание и возможность обсудить с кем-то свои немощи. Она надеялась, что вследствие очевидного равнодушия к ее терзаниям со стороны как обоих детей, так и докторов леди Рэдклифф испытывала острую нужду в сочувственном внимании. Китти понимала, что это выстрел вслепую, но ничего другого придумать не смогла.

На следующее утро в доме на Уимпол-стрит царило уныние. Все чувствовали себя усталыми: тетя Дороти после затянувшейся ночной игры в вист со старой подругой миссис Эбдон, Китти – от треволнений последних дней, Сесили… Право, сложно сказать, что обычно утомляет Сесили. Холодный ветер, пришедший с запада, унес весеннюю благодать. Обитательницы дома хмуро смотрели в окно. Плохая погода действовала на них удручающе, как на всех британцев. Впрочем, будь они в Биддингтоне, столь незначительное похолодание не удержало бы их в четырех стенах на весь день. Китти не сомневалась, что, невзирая на погоду, сестры шагали сейчас в город, – хотя и не знала достоверно, чем они заняты, поскольку еще не получила от них ответного письма. Они договорились писать не часто, ибо оплата почтовых услуг была расточительностью, которую они едва могли себе позволить. И все же Китти с тоской ждала весточки от них.

– Не поможешь Салли накрыть завтрак, моя дорогая? – попросила тетя Дороти.

Но прежде, чем Китти успела ответить, открылась дверь, и вошла служанка, неся письмо, а не обычный поднос с завтраком.

– Это вам, мисс, – сказала она, протягивая письмо Китти. – Мальчик, который его принес, сказал, что оно от вдовствующей леди Рэдклифф.

Недоверие в ее голосе ясно давало понять, что она считает это ложью.

Китти сломала печать. Короткое послание было выведено изящным почерком на плотной бумаге кремового цвета.

Дорогая мисс Тэлбот,

благодарю вас за великодушную записку. Предложенный вами рецепт показал себя чрезвычайно действенным – я приняла лекарство вчера, и симптомы совершенно исчезли. Если вы окажетесь столь добры, что навестите меня завтра, я бы хотела выразить вам свою благодарность лично. Я буду дома в промежутке от двух до четырех часов.

Ваша

леди Хелена Рэдклифф

Китти улыбнулась.

7

Седьмой граф Рэдклифф мирно сидел в комнате для завтрака в своем загородном доме, наслаждался утренней трапезой и просматривал почту. До лондонского сезона оставалось две недели, и Рэдклифф был не единственным, кто проводил это время вдали от суетного города, – большинство представителей высшего света спешили воспользоваться той же возможностью. Однако он не был женат и последние два года старательно избегал столицы. После смерти отца, унаследовав графский титул, лорд Рэдклифф предпочел родовое гнездо в Девоншире Лондону с его алчными толпами. Тем не менее в свежайшей белой рубашке, безупречно повязанном шейном платке и сверкающих черных ботфортах он с головы до пят выглядел искушенным лондонским джентльменом. Единственной уступкой месту пребывания был художественный беспорядок в его темных кудрях.

– Есть что-то требующее внимания, Джейми? – спросил капитан Гарри Хинсли, некогда служивший в седьмой кавалерийской бригаде.

Сейчас он удобно расположился на кушетке.

– Только деловая корреспонденция, Хинсли, – ответил Рэдклифф. – И письмо от матери.

Капитан издал короткий смешок:

– Третье за эту неделю. Она нездорова?

– Как обычно, – отсутствующе пробормотал Рэдклифф, пробегая глазами страницу.

Хинсли приподнялся на локтях, внимательно глядя на друга.

– Люмбаго? Оспа? – предположил он с улыбкой. – Или она по-прежнему воюет с бесстыдницей, которая околдовала Арчи?

– Последнее, причем упомянутая юная леди поднялась на следующую ступень – от бесстыдницы к гарпии.

– Джеймс! Пощади мою стыдливость. – Хинсли прижал руку к сердцу. – Что сделала эта бедная девушка, чтобы заслужить подобную хулу?

Рэдклифф начал читать вслух:

– «Мой дорогой Джеймс, умоляю вас, немедленно приезжайте в Лондон. Наш дорогой Арчи, мой драгоценный сын и ваш младший брат (она думает, я забыл, кто такой Арчи?), – на краю гибели. Каждое мгновение бодрствования он проводит в обществе гарпии, которая цепко держит его в своих когтях. Я боюсь, что вскоре может оказаться слишком поздно».

Финал этих излияний Рэдклифф процитировал столь зловещим тоном обреченного страдальца, что Хинсли громко рассмеялся.

– Девица покушается на его добродетель? Повезло мальчишке. И ты отправишься его спасать?

– Пожалуй, именно этого от меня и ждут, – с иронией откликнулся Рэдклифф, дочитывая письмо. – Могу представить, в какое щекотливое положение поставит брата мое вмешательство в его тайную интрижку.

– Неприемлемый поступок по отношению к члену семьи, – незамедлительно согласился Хинсли и помолчал, размышляя. – Думаешь, в этом что-то есть? Арчи получит отменный куш по достижении совершеннолетия, возможно, девица на него и позарилась.

Рэдклифф послал ему недоверчивый взгляд.

– Et tu[5 - И ты (лат.). Отсылка к крылатому выражению «И ты, Брут?».], Гарри? Дружище, имей хоть толику веры. Арчи всего лишь мальчишка, и это не более чем одно из его юношеских увлечений. Я получаю аналогичные письма каждый год. Если бы у него возникла серьезная привязанность, я услышал бы это от самого Арчи, а не от нашей матери.

Он неодобрительно помахал письмом в сторону Хинсли, однако тот лукаво ухмыльнулся.

– Значит, ты полагаешь, что мальчик по-прежнему тебя боготворит? Хотя ты уже два года как прячешься в деревне? Я бы сказал, едва ли удостаиваешь его взглядом, так старательно избегая родственников.

– Я их не избегаю, – холодно откликнулся Рэдклифф. – Моя мать более чем в состоянии управлять семьей. Она не нуждается в моей помощи.

Он нахмурился, сам услышав, как слабовольно это прозвучало.

– Но теперь она просит о помощи, не так ли? – Хинсли смотрел на друга с не свойственной ему серьезностью. – Тебе же известно, Джеймс, что рано или поздно придется стать настоящим лордом. Ты не можешь прятаться здесь вечно.

Рэдклифф притворился, что не расслышал. Он знал: Хинсли желает ему добра, знал, что сражавшийся с ним бок о бок на континенте Гарри, возможно, даже понимает чувства, так упорно мешающие ему примерить мантию, которую следовало бы по-прежнему носить его отцу. Они были свидетелями одних и тех же страшных сцен, но Хинсли, служивший в армии Веллингтона значительно дольше Рэдклиффа, похоже, нашел в себе силы изгнать эти образы из памяти. Вместе со всей страной он полагал, что война окончена, однако Рэдклифф воспринимал все иначе. Здесь, в Рэдклифф-холле, ему было проще: управляй поместьем, беседуй с арендаторами, выполняй свой долг. Это он мог принять. Но вернуться в Лондон графом, занять место отца в Палате лордов, сопровождать родственников на балы в безвкусно декорированных залах, как будто ничего не произошло? Нет. Этого он сделать не мог. Да и не было необходимости.

– Благодарю за заботу, дорогой друг, – произнес он после недолгого молчания, стараясь говорить мягко и ровно. – Но повторюсь, если бы Арчи испытывал к этой девушке истинную привязанность, он бы мне написал.

Дворецкий Бивертон кашлянул и вежливо заметил:

– Насколько мне известно, милорд, в этой стопке есть и письмо от мистера Арчибальда.

Хинсли рассмеялся.

– О нет! – возликовал он. – Решил признаться, что влюблен?

Рэдклифф, нахмурившись, перебрал стопку писем, пока не нашел надписанное почерком брата.

– Да, – сказал он, быстро пробегая взглядом страницу. – Так и есть. И он думает, что хотел бы жениться на этой девушке.

– Боже правый! – Хинсли встал и подошел к Рэдклиффу со спины, чтобы прочитать эти откровения самому.

Рэдклифф раздраженно перевернул письмо, сложил его, осушил чашку с кофе и поднялся из-за стола.

– Как такое могло произойти всего за несколько недель? – изумился Хинсли, подливая себе кофе.

– Действительно, как? – негодующе откликнулся Джеймс. – Боюсь, Гарри, нам придется раньше времени прервать твой визит. Выходит, что мое присутствие в Лондоне все-таки необходимо.