– Фикси, что с тобой случилось? Погода не настолько плохая!
Она смотрит на окно, за которым капает легкий летний дождик – начался, пока я добиралась до дома.
– Нет, просто маленькая неприятность приключилась. Все в порядке.
– Жуткий у нее вид, правда? – роняет Николь, вплывая на кухню.
– Мам, – снова начинаю я. – Почему бы тебе собой не заняться? Прими ванну. Отдохни чуток.
– Еще парочку сделаю. – Мама раскатывает новую порцию сахарной пасты.
– Хорошо. А я приведу волосы в порядок, – говорю я. – Пара секунд.
– Может, приготовишь мне кофе, дорогая? – обращается мама к Николь. – Раз ты ничем другим не занята.
– Ой. – Николь с сомнением морщит носик. – Кофе. Ты же знаешь, я в этой технике ничего не понимаю.
Джейк подарил маме кофеварку на прошлое Рождество. Она сложная, но если постараться, то разобраться можно. Но у Николь патологическая неспособность с ней справиться. Она пялится на кофеварку и спрашивает: «А как это – освободить поддон?» Все разжевываешь, объясняешь три раза, но она все равно не въезжает. В конце концов делаешь все сама.
– Я приготовлю, – поспешно говорю я, хватая чашку.
– Привет, мам! – Джейк врывается в кухню, благоухая гелем для душа и пивом. – С днем рождения!
Он целует ее в щеку и вручает пакет от Кристиана Диора.
– Дорогой! – Глаза мамы лезут на лоб при виде блестящего пакета. – Не надо было!
Обычно, когда говорят «не надо было», имеют в виду «надо, надо». Но это не мамин случай. Она не выносит, когда на нее тратятся, особенно дети. Она, конечно, тронута, но и расстроена – потому что считает такую трату напрасной.
Мама считает ненужным очень многое в мире. Она редко пользуется косметикой. Никогда не ездит за границу. Даже выходные редко берет. Не читает газеты. Я даже не уверена, что она голосует (говорит, что да, но это, по-моему, просто чтобы мы не лезли с поучениями).
Единственные сайты, которые она посещает, – это всякое рукоделие, товары для кухни и тому подобные штучки. Она смотрит «Жителей Ист-Энда», руководит «Фаррз» и занимается зумбой – все. Иногда я предлагаю ей съездить за границу или сходить на спа-процедуры. Но она только мягко улыбается в ответ: «Это все не для меня, дорогая».
О другом мужчине и говорить нечего. После папиной смерти она никого не замечала и ни с кем не встречалась. Говорит, что папа по-прежнему рядом, говорит с ней и никто другой ей не нужен. А когда Джейк заикнулся о какой-то программе знакомств «Серебряные годы», мама просто вскипела, чего за ней обычно не водится.
– Джейк, давай ты маме кофе сделаешь, – говорит Николь. – А где Лейла?
– Я ее за пивом послал, – бросает Джейк, и я представляю бедняжку Лейлу, которая тащит с десяток упаковок своими тонкими ручками.
Я ни о чем не собиралась спрашивать, слова вылетели сами собой:
– Райан здесь?
Голос звучит хрипло, и я багровею, когда все оборачиваются на меня. Я бы и не заикнулась о Райане, просто не по себе стало: вдруг он возьмет да появится прямо в кухне. У меня волосы еще не высохли, и джинсы рабочие – хоть в холодильник прячься.
– Нет еще. – Джейк меряет меня взглядом. – Это ты для вечеринки хорьком-утопленником вырядилась?
Николь разражается смехом.
– Ой, Фикси, и правда: хорек-утопленник!
– На меня упал потолок! – ощетиниваюсь я. – Я не виновата.
– Дорогая, ступай наверх, прими душ, и все будет в порядке, – говорит мама успокаивающим тоном. Успокаивающим, но с металлическими нотками – как предостережение Джейку и Николь.
Мама у нас вроде жокея. Чуть-чуть изменится голос – и мы живенько меняем курс, точно лошади на скачках. Даже Джейк.
– Ты как, Фикси? – смешавшись, спрашивает Николь. – Прости, я же не знала.
– Я не хотел тебя обидеть, Фикси, – говорит Джейк. – Иди, переоденься. Не торопись. Я здесь все сделаю.
Он такой милый, что я прямо таю. Брат умеет быть лапочкой, когда захочет.
– Хорошо. – Я подхватываю сумку с заколками. – Приму душ. Мама, может, заодно тебе наряд выберем?
– Минуточку, – говорит мама, сворачивая очередной пион.
Я решаю, что маму будет легче уговорить, когда я себя приведу в порядок. Бегу наверх, стаскиваю влажные джинсы и майку и лезу в душ в нашей старомодной ванной.
Я не всегда жила дома – одно время мы устроились вместе с Ханной. Она купила квартиру в Хаммерсмите и объявила, что я просто обязана там пожить, а ренту она со своим крутым заработком берет на себя. Но потом у них заладилось с Тимом, и мне стало неловко ныкаться по углам каждый вечер.
Потом провалилась моя затея с кейтерингом, и все пришлось менять. Это именно мама сказала: «Дорогая, многие девушки в твоем возрасте живут в родном доме» – и мне не было стыдно вернуться. Положа руку на сердце, я только обрадовалась.
Я заворачиваюсь в полотенце и выхожу на лестничную площадку, чтобы высушить волосы: там и просторней, и зеркало больше. И замираю, расслышав через шум фена какие-то звуки снизу. Это разговаривает Джейк.
Дом у нас небольшой, полы и стены тонкие. И хотя я не могу разобрать слов, тон слышен очень хорошо. Он говорит и говорит, и никто его не останавливает, и это кажется подозрительным. Как была, в полотенце, я спешу вниз.
Теперь хорошо слышно, как Джейк тянет в своей обычной вальяжной манере:
– Я же сказал, нам выпала прекрасная возможность. У этих масел мировой вкус. Но я не хочу грузить тебя подробностями, у тебя и так дел хватает. Давай я просто сделаю заказ? Бутылок десять?
Что?
Я свешиваюсь через перила, задыхаясь от негодования. Нарочно меня отослал, выбрал момент, когда мамины мысли другим заняты!
Черт. Я роняю полотенце.
Я снова второпях наматываю его на себя и направляюсь к кухне.
– Мама! – Я врываюсь к ним, грудь вздымается от гнева. – Насчет оливкового масла…
Вокруг роится воронье, но мне без разницы.
– Я уже говорила об этом с Джейком… и я правда не думаю…
Черт. Голос дрожит. Выдохлась моя храбрость. Ненавижу себя!
– Тебя это не касается, Фикси. – Джейк бросает свирепый взгляд в мою сторону.