Шопоголик и брачные узы

– Гм… – неопределенно мычу я.

– Думаю, мы с ней подружимся! Нам ведь вместе заниматься приготовлениями к свадьбе… Знаешь, Марго, которая живет через дорогу, в прекрасных отношениях с матерью своего зятя, они и праздники вместе проводят. Она говорит, что не потеряла дочь, а обрела подругу!

Мама, кажется, вне себя от возбуждения. И как прикажете подготовить ее к горькой правде?

– Элинор, судя по описаниям Люка, просто прелесть. Он ее так любит!

– Это верно, – угрюмо признаю я. – Любит до чертиков.

– Он рассказывал сегодня утром, какие чудеса она совершает, занимаясь благотворительностью. Сердце у нее, должно быть, золотое!

Пока мама щебечет, я отключаюсь и вспоминаю разговор с Аннабел, мачехой Люка.

Аннабел я обожаю. Она совсем не похожа на Элинор – много мягче и спокойней, с чудесной улыбкой. Они с отцом Люка живут в сонном уголке Девона неподалеку от моря, и мне бы, если честно, хотелось проводить с ними куда больше времени. Но Люк оставил дом, когда ему стукнуло восемнадцать, и вряд ли вернется обратно. Мне кажется, он считает, будто его отец попусту растрачивает свою жизнь, осев адвокатом в провинции, вместо того чтобы завоевывать мир.

Когда они приехали в Нью-Йорк, мы с Аннабел наконец провели вместе целый день. Бродили по Центральному парку, говорили обо всем на свете. Казалось, нет таких тем, которые нельзя с ней затронуть, так что я набрала в грудь побольше воздуха и спросила о том, что мне всегда хотелось знать, – как Аннабел мирится с тем, что Люк настолько ослеплен Элинор. Конечно, Элинор – его биологическая мать, но ведь именно Аннабел была рядом с ним всю жизнь. Это она ухаживала за Люком, когда он болел, помогала с уроками, каждый вечер стряпала ужин. А теперь ее отодвинули в сторону.

На мгновение я увидела боль на лице Аннабел. Но она тотчас постаралась улыбнуться и сказала, что понимает это. Люк еще в детстве отчаянно хотел встретиться со своей настоящей мамой, и теперь, когда у него появилась возможность бывать с ней, отказывать ему в этой радости нельзя.

– Представь, что появилась твоя крестная-фея, – сказала она. – Разве ты не будешь ею ослеплена? Не забудешь на время обо всех прочих?

– Элинор не крестная-фея, – парировала я, – а злобная старая ведьма.

– Бекки, она его родная мать, – с мягким укором произнесла Аннабел. И перевела разговор на другую тему. И ни единого резкого слова в адрес Элинор.

Святая Аннабел.

– Просто стыд, что они не могли видеться, пока Люк не вырос, – заливается мама. – Какая трагическая история. – Она понижает голос, даром что Люка нет в доме. – Люк только сегодня мне рассказывал, как мать хотела забрать его с собой в Америку. Но ее новый муж-американец не позволил! Бедная женщина! Как она, наверное, была несчастна. Оставить собственное дитя!

– Ну да, конечно. – Но во мне уже зарождается чувство протеста. – Вот только… Ей не обязательно надо было уезжать, верно? Если она была так несчастна, почему не растолковала этому новому муженьку, куда он может проваливать?

Мама в изумлении смотрит на меня:

– Это же так грубо, Бекки.

– Ну и ладно. – Я передергиваю плечами и тянусь за карандашом для губ.

Не хочу заранее накручивать маму. Потому и не скажу, что думаю на самом деле. А на самом деле я думаю, что Элинор не проявляла к Люку ни малейшего интереса, пока его компания не начала обретать вес в Нью-Йорке. Люк всегда мечтал произвести на нее впечатление, потому и расширение затеял в первую очередь в Нью-Йорке, хотя сам никогда этого и не признает. Но Элинор, карга старая, в упор его не видела, пока Люк не начал заключать по-настоящему крупные контракты и мелькать на страницах газет, – тут она и смекнула, что сынок может ей пригодиться. Прямо под Рождество она взялась за благотворительность – открыла фонд Элинор Шерман, а Люка назначила директором. Потом она задумала грандиозный гала-концерт в поддержку своего фонда – угадайте, кто помогал ей двадцать пять часов в сутки и измотался настолько, что Рождество встречал выжатым как лимон?

Но я ничего не могу сказать Люку. Заикнулась однажды, и Люк тотчас встал в оборонительную стойку, заявил, что я никогда не ладила с его матерью (что недалеко от истины), что она жертвует уймой своего времени, помогая нуждающимся, – так чего мне, спрашивается, еще надо?

– Она, наверное, очень одинокая женщина, – размышляет мама. – Бедняжка, все сама. Живет в своей маленькой квартирке. У нее хоть кошка есть для компании?

– Мама… Элинор не живет в «маленькой квартирке». У нее двухэтажная квартира на Парк-авеню.

– Двухэтажная квартира? Что-то вроде коттеджа? – Мама сочувственно качает головой. – О, но это же совсем не то же, что уютный дом, верно?

Все, сдаюсь. Бесполезно.

В холле «Клариджа» толпа одетых с иголочки людей, все пьют чай. Официанты в серых куртках снуют с чайниками в серо-белую полоску, в воздухе висит оживленный гул. Ни Люка, ни Элинор не видно. Я верчу головой по сторонам – и внезапно во мне вспыхивает надежда. А вдруг их тут и нет? Вдруг Элинор не смогла прийти! Господи, благодарю тебя за…

– Бекки?

Я разворачиваюсь – и сердце ухает вниз. Вот они, на диване в углу. Люк сияет – как и всегда, когда видит свою матушку; Элинор сидит на самом краешке, в костюме в мелкую ломаную клетку, отороченном мехом. Волосы – как лакированный шлем, а ноги, затянутые в светлые чулки, смотрятся еще тоньше. Лицо ее кажется бесстрастным, но по сверканию глаз я понимаю, что Элинор устраивает моим маме с папой «обзор по-манхэттенски».

– Это она? – изумленно шепчет мама, пока мы сдаем пальто. – Подумать только… Она до того… молода!

– Ничего подобного, – бормочу я. – Ей в этом очень крепко помогают.

Некоторое время мама непонимающе таращится на меня – и наконец до нее доходит.

– Ты имеешь в виду… Она делала подтяжку лица?

– И не одну. Так что не затрагивай эту тему, ладно?

Мы ждем, пока папа сдаст наши пальто, и я вижу, как трудится мамин мозг: переваривает полученную информацию и пытается ее куда-нибудь приткнуть.

– Бедняжка, – неожиданно объявляет она. – Это должно быть ужасно – ощущать такую неуверенность в себе. Вот к чему приводит жизнь в Америке.

Когда мы приближаемся к дивану, Элинор поднимает голову и растягивает рот на три миллиметра – у нее это равноценно улыбке.

– Добрый день, Ребекка. Мои поздравления по поводу помолвки. Весьма неожиданно.

Это как понять?

– Большое спасибо. – Я выдавливаю улыбку. – Элинор, хочу представить вам моих родителей: Джейн и Грэхем Блумвуд.

– Как поживаете? – дружелюбно произносит папа и протягивает руку.

– Грэхем, не надо церемоний! – восклицает мама. – Мы собираемся стать одной семьей! – И, прежде чем я успеваю ее остановить, сгребает ошарашенную Элинор в объятия. – Мы до того рады вас видеть, Элинор! Люк нам все о вас рассказал!

Наконец мама отстраняется. Обнаружив, что она смяла Элинор воротничок, я невольно хихикаю.

– Разве здесь не мило? – продолжает мама, усаживаясь. – Просто потрясающе! – Она озирается по сторонам, глаза ее блестят. – Ну а что мы будем пить? Просто по чашечке чаю или чего-нибудь покрепче – чтобы отпраздновать?

– Чай, я думаю, – произносит Элинор. – Люк…

– Сейчас! – Люк мигом вскакивает.

Ненавижу, как он суетится вокруг своей матушки. Он ведь такой сильный и уверенный в себе, но с Элинор – совсем другой. Можно подумать, будто она директриса, а он при ней – мелкий прихвостень. Даже не поздоровался со мной.

– Элинор, – говорит мама, – я для вас кое-что принесла. Увидела вчера и не устояла.

Она извлекает золотистый сверток и вручает его Элинор. После небольшой заминки Элинор разворачивает бумагу и выуживает записную книжку в пухлом голубом переплете; на обложке серебряными буквами с завитушками выведено: «Его мама». Элинор таращится на книжку так, будто мама презентовала ей дохлую крысу.

– Их две! – с триумфом провозглашает мама. Она лезет в сумочку и достает такую же записную книжку, только розовую, с надписью «Ее мама». – Называются «Мамин помощник»! Сюда можно заносить меню, списки гостей… А вот пластиковый кармашек для образчиков ткани, посмотрите… Теперь мы сможем действовать слаженно! А эта страничка для идей… Я тут уже набросала кое-какие мысли, так что, если хотите что-нибудь добавить… или если есть какое-нибудь особое блюдо, которое вам нравится… Главное – мы хотим, чтобы вы приняли в этом посильное участие. – Она похлопывает Элинор по руке. – В самом деле, если захотите приехать и погостить, чтобы мы могли по-настоящему узнать друг друга…

– Боюсь, у меня слишком плотное расписание, – цедит Элинор с ледяной улыбкой, и тут появляется Люк с мобильником.