– А что тут объяснять? – скривился он. – Я в долгах как в шелках.
– Но ты же говорил, что дела идут в гору… – осеклась я.
– В гору! – засмеялся он. – Да уж, в такую гору, что выше некуда.
– Объясни, – попросила я ещё раз.
– Чтобы открыть новую фирму, я влез в огромные долги, в гигантские. И он требует этот долг вернуть в ближайшие пару месяцев.
– Кто – он? – дрожащим голосом спросила я. – Борис?
– Борис? – Отец одарил меня диким полусумасшедшим взглядом. – Да твой Борис просто щенок против него. Н-да… Лучше бы я отдал тебя тогда Державину. Глядишь, и не было бы ничего.
– В смысле – отдал? – нахмурилась я.
– Ну а что? Не такой бедный он и был. Работал на Несветаева. Голова на месте. – Отец так сильно сжал стакан, что я испугалась, что тот треснет. – Надо было взять его под свое начало и воспитать для себя и для тебя… А я все думал, что найду тебе кого побогаче, чтобы приумножить…
– Приумножить? – скривилась я. – О чем ты? Ты же всегда говорил, что и я, и Снежана сами выберем себе спутника жизни…
– Выберете, конечно, но из тех, кого предложу я. Я ведь говорил Снежане – выходи замуж за Святова, а она нос воротила. А я теперь расхлебывай.
В тот день я узнала много нового о своём отце и его «любви» к нам со Снежаной. До этого я была уверена, что отец, говоря о самом лучшем для нас с сестрой, подразумевал нашу свободу выбора, нашу душевную привязанность, наше счастье. На самом деле под этим всем подразумевалось: больше денег, больше денег, ещё больше денег!
Сестре едва исполнилось восемнадцать, когда Андрей Святов, разменявший пятый десяток миллионер, пришёл свататься. Снежана, конечно, ему отказала. Отец настаивать не стал. Так я думала. Однако с тех пор его отношения с сестрой стали заметно холоднее. И только теперь я поняла почему: из-за её отказа. Отец хоть и на настоял на том браке, но тихо бесился из-за такой «выходки» Снежаны.
Тот наш разговор с отцом закончился моим разочарованием и его уверениями, что он что-нибудь придумает. Он и придумал – убил себя. В предсмертной записке он объяснил своё решение тем, что не видел другого выхода. Его все равно бы убили из-за долгов, ещё бы и нам с сестрой навредили. Отец был уверен, что с его смертью все закончится. Он ошибался: долг отца Эдику Карапетяну перешёл на нас. Этот человек знал, что деньги вернуть ему мы не сможем, и уже потирал руки в предвкушении того, что он собирался сделать со Снежаной и со мной.
Где найти такую сумму в столь короткий срок, я не знала. Продать фирму отца? Наш дом? Как оказалось, «идущие в гору дела» на самом деле катились в бездну со скоростью света.
– Никто из наших знакомых и друзей не даст нам такие деньги, – объясняла я сестре своё решение обратиться к Борису.
– А Державин даст? С чего бы?
Я не была уверена и в Борисе Державине, но думала, что, может быть, он почувствует свою вину, сочувствие, да все что угодно. Когда я шла к нему, то думала, что делаю глупость, но уж лучше было унизиться перед Борисом, чем оказаться в руках Карапетяна. Условия, которые в результате поставил Борис, меня не удивили. Я была готова на это.
– Потому что… – вздохнула я, все ещё не выпуская руку сестры. – Потому что лучше стать наложницей Державина, чем оказаться проституткой в каком-нибудь закрытом борделе для извращенцев.
Снежана передернула плечами.
– Я не хочу такой ценой спасаться, – пробубнила она.
– Не велика цена, – улыбнулась я. – Борис не самый худший из мужчин.
Снежана покосилась на меня.
– Но ведь ты ему отказала тогда… давно, хотя он вроде тебе даже нравился.
– Я была глупа, Снежана. Не уверена, что сейчас поумнела, – издала я нервный смешок. – Главное, что Борис согласился помочь. Все остальное – лирика. Так, хватит! – Я вскочила с кровати. – Сначала собираем твои вещи, ну а потом мои.
– Я не буду брать все это с собой, – кивнула она на шкаф. – Я даже не знаю, куда поеду.
– Сядешь в машину и отправишься в путешествие. Наверняка, какой-нибудь городок тебе приглянется.
– Не хочу жить в захолустье.
– Главное, что ты будешь жить, – напомнила я ей. – А где – не важно.
Глава 7
– Ну что ж, сейчас узнаем, куда меня примагнитит маятник судьбы, – шутила Снежана, зажмурив глаза.
Мы собрали ее вещи, постаравшись уместить их в четыре объемных чемодана, и теперь сидели на просторной кухне. Я сварила кофе и разлила его по чашкам. Снежана нашла в кабинете отца потрепанную карту России и, взяв кулон с топазом на длинной цепочке, раскручивала его над нашей необъятной родиной. Она никак не могла решить, куда ей переехать, поэтому выбрала вот такой способ: над каким городом остановит свое вращение кулон, туда Снежана и отправится. Для чистоты эксперимента она закрыла глаза и встала, чтобы не упираться локтями в стол.
Кулон замедлял свое вращение, и я с интересом наблюдала, где же он остановится.
– Черт, мы идиотки! – схватила я сестру за руку.
– Почему это? – Снежана открыла глаза.
– Потому что твоя задумка не работает: руку ты держишь над центром карты, и по-любому выпадет какая-нибудь дыра на пике Уральских гор, – объяснила я.
– И что ты предлагаешь? – насупилась Снежана.
– Брось монетку, – предложила я, – или сама выбери, куда ехать.
– Лучше монетку.
Снежана выбежала из кухни и вскоре вернулась со старой детской копилкой, которая до сих пор хранилась в ее спальне. Эту копилку в форме зайца ей подарил папа на пятый день рождения, кажется, заяц был из какого-то дорогущего фарфора, и сестра так и не решилась ее разбить, бережно складывая монетки в прорезь между заячьими ушами.
– Жалко, столько лет… Ай! – взвизгнула я, когда Снежана грохнула зайца об мраморный пол.
– Нет6 не жалко. Начинаю новую жизнь!
Она взяла первую попавшуюся монетку, поставила ее на ребро и залихватски крутанула. Та долго вращалась, потом откатилась, подпрыгнула несколько раз и замерла. Мы склонились над картой, столкнувшись лбами.
– Ярославль, – выдохнула Снежана.
– Не так далеко, – улыбнулась я.
– Да уж. Хоть не придется тащиться в Оймякон, – фыркнула Снежана.
Потом мы долго собирали рассыпавшиеся по полу монеты и осколки когда-то такого прекрасного зайца.
– Ай! – вскрикнула Снежана.
Она неосторожно взялась за острый осколок, и тут же из пальца закапала кровь.
– Подожди, я сейчас! – Я убежала в ванную в поисках пластыря.