Любовь моя Ана

Стоило мне заговорить, как он начинал передразнивать мой голос с акцентом на картавую «эр».

– Здравствуйте, Александр.

– Здравствуйте, здравствуйте!

Привычным жестом он взял меня под руку и повёл по знакомым улицам. Он не спешил доставать камеру. Наверное, я выглядела удивлённой, поэтому он пояснил, что перед съёмкой хорошо немного расслабиться и познакомиться. Это его фишка.

– Тебя раньше кто-нибудь снимал?

Я покачала головой.

– Это не так просто, как может показаться. Фотосессия – это рассказывание истории. В глазах модели должна быть история, иначе ничего не получится. Снимки будут безжизненные. Камера не любит пустышек. У тебя есть история?

О, хотела бы я, если бы он не вызывал такое пронзительное отвращение, рассказать ему свою историю! Я только кивнула и попыталась улыбнуться. Что ещё я могла сделать? Я хорошенько запомнила его слова и хотела сосредоточиться на них, но это было не просто от подступающей к горлу тошноты, то ли от волнения, то ли от голода.

Мы всё шли по улице, но он не сделал ещё ни одной фотографии. Он рассказывал о работе, о том, кого он снимал, как будто я должна была знать этих людей. О том, что к нему на съёмку стоит очередь. Вероятно, он полагал, что это очень интересно. Он называл себя художником. Я ещё не встречала художников, но что-то мне подсказывало, что верить ему не стоит.

Рассказывал о своей школе фотографов. Школа Александра Копытина. В сентябре новый набор, и он обещал сделать мне скидку, если я захочу у него учиться.

– Я сразу вижу талант. В тебе что-то есть. Что-то такое загадочное.

Наконец мы остановились на площади перед кукольным театром. В этот театр я ходила с классом, когда училась в школе. Фасад здания оформлен в виде трёх витражей, с которых укоризненно смотрели румяные лица матрёшек, будто им было за меня стыдно.

Дурные предчувствия этого дня оправдывались, сбылись на все сто двадцать процентов. Как только он достал камеру, в небе сошлись рваные тучи и пошёл неожиданно сильный дождь. Повсюду на тротуаре вздымались пузыри. Нам пришлось спуститься в подземный переход, чтобы спрятаться от дождя. Очень скоро я обнаружила, что это была ловушка.

Мокрые волосы облепили моё лицо. Платье прилипло к телу. Но дядю Сашу дождь, кажется, не сильно расстроил. Выпятив подбородок, он рассматривал меня, словно картину в музее.

– Всегда хотел снять такую модель, но… это платье… оно тебе не идёт. Оно тебя чуть полнит, скрывает всю твою остроту, понимаешь? Давай его снимем?

– Что? – я отшатываюсь. – Здесь же люди ходят.

– Пока никого нет. – Он не сводит с меня глаз.

Я не знала, что на это ответить. Действительно не знала. Всё происходило не так, как я представляла.

– Это быстро. Пока ты ломаешься, я бы уже тебя снял. У тебя будут офигенные фотки!

Я всё ещё не решаюсь. Оглядываюсь по сторонам.

– Никто тебя так больше не снимет.

Я не успела ничего ответить, в голове засело слово «полнит». Оно, как длинная вязальная спица, врезалось в висок. Тем временем он подошёл ко мне, расстегнул пуговицу на спине и спустил платье с плеч. Платье послушно повисло на бёдрах. Мне в один миг стало нечем дышать. Даже пот на лбу выступил. Всё это было довольно странно.

Он достал камеру, оглянулся через плечо. Переход действительно был пустой, но в любой момент мог кто-то спуститься.

– Встань к стене, – сказал он, присел на полусогнутых и стал щёлкать. – Позируй! Позируй! – командовал он. – Естественнее!