Успеть до полудня

– Что ж, – резюмировал альфа, – и того, что есть уже не мало. Дальше мы будем копать по своим источникам. Катиро, если что-то ещё вспомнишь, мои двери всегда для тебя открыты. Благодарю за помощь! А теперь, девочка, отправляйся спать. Старшего Матори я предупрежу, что ты выйдешь на смену к обеду. У тебя есть часов пять, Кати. Посвяти их здоровому сну.

Спорить с мастером я не стала. Не время. Не место. Да и не хотелось. А вот спать хотелось зверски. Да так, чтобы ни один шорох, ни один луч света, ни одно существо не посмело нарушить наш сладостный союз с уютной кроватью и мягким одеялом.

В событиях этой ночи измоталась я изрядно. Одно посещение больницы чего стоило: в эту обитель страданий и слез меня с детства было не затащить, хватит, достаточно времени провела я в бледных каменных застенках с бесдушно пищащей техникой и странными манипуляциями окружающего персонала. Я не хотела прикосновений, но меня касались; я хотела спрятаться от всех, но постоянно кто-то был рядом; я хотела глухого покоя бестелесной пустоты, но в меня по несколько раз на дню тыкали иголками, щупали, двигали, говорили, куда мне пойти, лечь или встать. И не было тогда спасения от чуждых мне взглядов, рук, слов, эмоций.

Не люблю я больницу. Не уютно мне в ней, небезопасно. И потому отдаю ей свои силы на откуп, лишь бы держалась от меня подальше.

Подальше – эта мысль сейчас сверлила мой мозг, дергала за ниточки внимание, и я, кивнув на прощание участникам собрания, всем разом и никому в частности, покинула главный дом общины, чтобы уже через тридцать минут провалиться в глубокий сон, страстно обнимая подушку.

***

Несколько дней спустя я сидела на ступенях лестницы в автомастерскую и пила клюквенный отвар. Мастер Игуро вчера провел зверскую тренировку. Зверскую даже по его меркам. Поэтому сегодня я восстанавливала себя через растирания травами и поглощение настоек. С утра была традиционная легкая растяжка, правда, после вчерашнего она показалась пыточной. Но к обеду тело ожило, боль, если и не ушла полностью, точно перестала ощущаться как центральное ядро моего существования.

– Привет, Кэт! – по дороге на самокате промчалась девчушка лет пяти. Смешная. Вся голова в мелких рыжих хвостиках с цветными резинками.

– Привет, Кю! – мы с ней соседствовали. С ней и ее родителями, когда еще была жива моя приемная семья. Сейчас я практически не бывала в том районе, и, если мы видились, то так, на ходу. Странно, что девчонка передвигалась по улицам одна, раньше за ней приглядывала няня, пока родители уезжали на работу или по своим делам. Иногда Кю развлекала и я. Мы строили шалаши из веток, замки из песка или автомобильные трассы из всего, что попадется под руку. Носились в погожие дни под каплями оросителя на участке моих родителей, а после шумно пили чай с малиной и мясными оладьями под пристальным взором мамы.

– Доброго дня, госпожа Нуво, – из-за угла выбежала няня Кю. Вспотевшая, запыхавшаяся, с сердито-обеспокоенным взглядом.

– И Вам доброго, госпожа Йатэ, – вежливо кивнула ей в ответ, хотя моего движения уже никто не видел. Высокая статная тигрица в годах ходко приспустила вслед за своей подопечной, широко размахивая наплечной сумкой.

Солнце припекало. Небо звенело голубыми просторами. Летние цветы и травы шли в рост, наполняя густой воздух пряными ароматами. Дышалось вкусно. Я ощущала себя гурманом, дегустатором вина, по капле пропускающим в свое нутро редчайший напиток. Я намеренно цедила его, расщепляя на мельчайшие составляющие, стремясь распознать каждый ингредиент и вместе с этим смиренно признавая, что даже зная полный состав и рецепт приготовления сего чуда, я не получу и сотой доли удовлетворения, как от возможности смаковать итоговый результат. Общее впечатление всегда больше, чем сумма составляющих его элементов, и упразднять эту магию детализацией – истинное кощунство.

Где-то вдали тренькнул звонок велосипеда, раздался шорох колес, звон цепей и беззаботный детский смех. Но я этого уже не слышала. Мое сознание провалилось в очередное видение. Что-то зачистили они в мой огород…

Жёлтый, лимонного цвета, велосипед. Зелёная атласная лента повязана с правой стороны руля. Две спицы на переднем колесе погнуты – не самое удачное столкновение с соседским забором. Даже шелковисто-матовый лак белыми царапинами запечатлился на металле.

Заднее колесо украшено плетением из цветных ниток. Этому научила бабушка, она – любительница всего яркого и оригинального. Дед сначала запретил "обвешивать транспортное средство побрякушками", но после бабушкиного выступления за независимость и право на самовыражение смирился.

Детские ноги в оранжевых кроссовках крутят педали. Велосипед новый, педали поддаются туго. Эх, ещё немного подрасти, и тогда велосипед будет в самую пору. Вдали раздается бой часов, это на центральной площади, и ногам приходится поднажать ещё сильнее. Опоздывать никак нельзя…

– Ошметок причинного места ядовитого джао! Огрызок шиаторского слизня! Блевок дохлого вурдалака! Лапы бы твои да тебе же в подарок! Да на всю жизнь без права обмена! Тьфу!

Под громкую ругань старшего Матори я открыла глаза и увидела все то же голубое небо. Только теперь со вкусом горечи. Я не знаю, что именно случилось с тем ребенком из видения и доехал ли он до пункта назначения, где его ждали, но сейчас он точно был не в порядке. Внутри меня разворачивала студеные кольца змея-тревога, и ощущение упущенного времени буквально выжигало кислород из пространства.

Дышать… Нужно дышать…

Выдох – отпускаю из сжатого в пружину тела лишенный жизни газ, освобождаюсь от внутреннего давления и тяжеловесной тугости.

Медленный вдох – позволяю оживотворяющему потоку воздуха напитать себя до сытости, наполнить каждую клеточку моего тела желанным вниманием и теплом.

Ещё один выдох как естественный шаг в расслабление, опустошение, тишину, и с новым вдохом я ощущаю расширяющуюся палитру ароматов и оттенков окружающей действительности.

С каждым дыхательным циклом разум проясняется и крепчает связь с телом.

Нежданно-негаданное видение, оглушившее в очередной раз меня, было фактом неприятным, но проигнорировать его я не могла себе позволить. Да, о подобных способностях я природу-матушку не просила и был бы шанс с радостью передала сие наследство в другие заботливые руки, но что-то желающих принять богатство пока не вырисовывалось. Вот и приходилось самостоятельно справляться. Благо, что все же не в одиночестве.

– Тормозная жидкость у тебя вместо мозгов, сын ты вурдалака! – голос старшего Матори продолжал сражаться с кем-то по телефону. – Запомни, киса в рубчик, башка живым существам дана не только для того, чтобы работать на холодильник и горшок! Понаплодилось идиотов на дорогих тачках, а мне какой шкурный интерес?! Сам свою колымагу недоразвитию облюбливай!

Телефонная трубка заскулила в ответ, потом зарычала и перешла на повизгивающие интонации.

– Что?! – взревел мастер, побагровев всем собой. – Когти в зубы и привет! – отбил он, и телефон полетел в ближайшую урну.

"Шестой на этой неделе," – мысленно вздохнула я, искренне сочувствую технике. Ну а что, она, техника, не виновата, что очередной клиент на полном ходу и без каких-либо тормозов нарвался своим гонором на тупик под именем "мастер Матори". На идиотов не раздражаются, им сочувствуют.

– Разбежались по тачкам, зяблики полосатые! Не то перышки и вам сейчас начищу! – раздалось из недр мастерской, и я поспешила убраться в смотровую, дабы закончить диагностику вверенного мне транспорта (ага-ага, читай, скрыться от глаз весьма острого на язык и когти повелителя гаечных ключей и покрышек, владыки мастерских боксов и просто отменного шефа).

Работа двигалась, но мысли мои все кружили вокруг последнего видения. Тонкие детские ноги-палочки в дутых оранжевых кроссовках теребили нервы. В груди разрасталось давящее чувство, на языке горчило. Ничего хорошего ждать от увиденного не приходилось. Опыт последних лет мне это однозначно доказал. Лучше было поскорее завершать дела в мастерской и на всех порах мчать к альфе. Что я и сделала.

Свернув свою деятельность в боксе, я выпросила у старшего Матори отгул до конца дня, получила свою порцию ласки в виде ворчания о малолетних недоразумениях, что приходят к обеду и убираются до заката, и устремилась на поиски альфы Игуро. С подобными "картинками" я всегда шла к нему. С большинством из них мы разбирались, некоторые оставались без ответов. Надеюсь, что данный случай все же из первой категории, растить должников мне не нравилось. Они неизбежным обязательством давлели надо мной, заставляя даже в ночное время думать о них и искать ответы на вопросы. Пускай какие-то ответы находились не сразу, но это не значило, что их не существовало вовсе. Это лишь означало, что вопросы задавались неверно. Или не в то время и не в том месте. И последнее упускать было никак нельзя.

Глава 3

Стоило только войти в здание главного дома общины, как на меня обрушился истерический женский рев. Посреди огромного мраморного холла, выполненного в сдержанных серо-синих цветах неоклассического стиля, молодая оборотница валялась на полу в ногах альфы Игуро (что само по себе было удивительно!) и умоляла-умоляла-умоляла (дважды удивительно!).

Она так и выкрикивала: "Умоляю! Умоляю! Умоляю!"

Знающим законы стаи сообразить, о чём идёт речь, было нетрудно. В коленопреклонной позе пребывала молодая жена бывшего старшего беты Тэсаимо, разжалованного с данного поста несколькими часами ранее и, как следствие, потерявшего всяческие привелегии руководящего в общине. Потерявшего привелегии, но не уважение… Сейчас же супруга оборотня активно лишала его второго, что было уже гораздо серьезнее и значимее как для мужчины, так и для двуликого сына Луны.

Достоинство мужчины не в мощи его рыка, не в красоте тела и крепости мышц и даже не в его статусах и регалиях. Достоинство мужчины в его семье и силе ценностей, что несет она. И принимать решения мужчины семье должно с уважением его права на них. Как и принимать его поражения ей должно с тем же признанием его права на них. Нельзя сообща лишь праздновать победы. Хорошо и в шторм обеими руками держать штурвал утратившего устойчивость судна.

Но, видимо, единства в семье беты Тэсаимо и не было, раз супруга сочла возможным просить за мужа, да еще и вымаливая решение у альфы. Двойное неуважение. К супругу. И к вожаку стаи.

Замерев поначалу при входе, я решила двинуться дальше и то ли сделала это несколько шумно, то ли супруга беты Тэсаимо среагировала на движение, в общем, я шевельнулась и привлекла к себе внимание страждущей. Едко-желтые глаза несчастной хищным рывком переместились с ног мастера на меня, впились ядовитыми жалами, заставляя кожу лица краснеть и пылать. Я только открыла рот, чтобы поздороваться с присутствующими, но так и осталась стоять, потому как тигрица в мгновение сменила жалобно-просительное выражение лица на гневный оскал, позволив клыкам и когтям прорваться сквозь нежную кожу десен и пальцев рук.

Обезображенная начавшейся трансформацией женщина, шипя и брызгая слюной, пыталась что-то сказать, но все, что я смогла разобрать, это "тварь" и "отребье". Да, фантазия у нее в данный момент отсутствовала напрочь. Никаким разнообразием мысли она меня не удивила, хотя в общем-то была женщиной с развитыми интересами, держала кондитерскую лавку с весьма оригинальными рецептами. Но агония чувств, видимо, действительно вызывает замыкание в наших мозгах, и ни о каком логичном и творческом мышлении в эти моменты и речи уже не идет.

Не став досматривать представление, я, выдерживая бесчувственную морду лица, прошла через широкий холл к кабинету мастера. Постучала для порядка – да мало ли кто там решил укрыться помимо меня, заглянула внутрь, и, убедившись, что никого нет, зашла.

Подобное поведение мне было разрешено. Мастер Игуро мою персону видел, направление движение зафиксировал, поэтому найти при желании сможет быстро. А ждать окончания театрального представления да еще и не с лучшими актерами в главных ролях я предпочитала в комфортных условиях. Заботиться о своем благе было одним из заданий мастера для меня. Как по мне, так с задачей по бережному обращению с самой собой я справилась. Может, не на отлично (не стоило даже и останавливаться перед вышедшей из берегов сознательности женщиной), но на хорошо-то точно.

Минут через пять вернулся альфа. Проходя к своему креслу, бросил на меня изучающий взгляд, убедился, что ядовитые крики оборотницы не оставили глубокого отпечатка в моем настроении, и, усевшись, со вздохом проговорил:

– Вещай, Катиро. Вижу же, что пришла ты ко мне не ради праздности, а с покаянием. – В этом месте мастер усмехнулся (меня, признаться, тоже позабавила выбранная им манера вести диалог). – Чего натворить-то успела? – вот этот тон разговора уже куда привычнее.

– Я-то?! – решила сходу не сдавать своих позиций.

– Ты-то! – скалязь, ответствовал мужчина.

Вдохнула-выдохнула и рассказала:

– Девочка. Лет семь. На ногах оранжевые кроссовки. Ехала на желтом, ближе к лимонному цвету, велосипеде. Практически новом. Зелёная атласная лента с правой стороны руля. Две спицы на переднем колесе погнуты. Заднее колесо украшено плетением из цветных ниток. Торопилась, боялась опоздать. В дали я слышала бой часов с центральной площади. Нашей или не нашей – сомневаюсь, но, судя по местности, это может быть и одна из соседних общин.

Я не знаю, что точно произошло, но чувствую, девочка в опасности. Это либо уже случилось, либо вот-вот случится. Неизбежность ее конца уже предрешена, время на исходе.

Либо уже вышло.

…Последнюю фразу не планировала говорить. Она вырвалась сама, кислотой бессилия плеснув в тишину кабинета альфы.