Порочестер или Контрвиртуал

Я поспешил на форум, чтобы своими глазами увидеть, что же он такое натворил – уж очень было любопытно! – но ничего не нашёл: видно, страсти клокотали столь нешуточные, что все опасные высказывания попросту удалили вместе с темами.

– Да что ж вы там ляпнули-то, дружище?.. – пытал его я, но Порочестер, обычно такой откровенный, смущённо отмалчивался и прятал глаза. (Впоследствии из других источников я узнал, что его угораздило в пылу правдолюбия страшно оскорбить главного редактора «Златоперья» – несчастную, больную, а потому очень злобную окололитературную даму, коротавшую остаток дней в иллюзорном ожидании Нобелевки. Он мало того что прошёлся по её возрасту и внешности, что само по себе недопустимо, но ещё и написал на её самое трепетное и старательное стихотворение пародию – такую гаденько-скабрезную, что даже самым злостным Гениям стало неловко.)

Мне-то было наплевать – я и так теперь видел Порочестера чуть ли не каждый день! – но для других форумчан, особенно кто был к нему дружески привязан, это стало настоящей трагедией.

В их числе была и бедняжка аcidophileen. Горе её выглядело очень трогательно и обратило к ней сердца даже тех златоперцев, которые прежде в упор её не замечали. Несчастная металась по форуму, как белая лебедь, потерявшая самца, и страшно кричала – кричала, само собой, в рифму:

…Если тявкнет мерзавка-планета,
Что разверстые зенки её
Истерзало назойливым светом
Беспощадное солнце твоё, —

Искалеченным сверхчеловеком
Я завою в поганом углу,
Мой отчаянный крик саундтреком
Разорвёт грязно-серую мглу…

– прочитав это творение, я подумал, что Порочестер, чёрт возьми, отличный тренер – достаточно только сравнить раннюю аcidophileen с нынешней. А ещё я подумал о том, что лучшего момента для осуществления наших планов не найти.

Я терпеливо переждал два-три дня (время от времени я лицемерно утешал бедняжку на форуме, чтоб ей было не так тяжко), и, когда любовная тоска Елены, по моим расчётам, достигла апогея, огорошил её приятным известием. Суть дела я изложил в письме, хотя, само собой, мы с ней давно обменялись телефонами. Но врать в письменной форме гораздо проще – монитор ведь не краснеет. А любой мало-мальски чистосердечный заход выставлял Порочестера совсем уж мокрой тряпкой. Что, как известно, не очень-то располагает к пылким чувствам.

В моей вольной интерпретации карлик, ревнивый аки Отелло, а теперь ещё и безвинно репрессированный, узнав, что я собираюсь наведаться к его даме (не мог же я скрыть это от друга!), так рвал и метал, что мне ничего не оставалось, как принять его жёсткий ультиматум: или мы едем вместе – или я ему смертельный враг. – Так как же мне поступить?.. – вкрадчиво спрашивал я. Решать судьбу моего остеохондроза (а заодно и дружбы) предоставлялось прекрасной Елене, в которой, по моим расчётам, должна была восторжествовать клятва Гиппократа, помноженная на тоску и чувство вины перед несправедливо наказанным возлюбленным.

В конце письма я, как честный человек, просил Лену отзвониться – и уже подробно обговорить со мной все организационные подробности.

Так случилось, что в тот же вечер ко мне наведался Порочестер – в последний раз примерить костюм перед окончательной отделкой. Едва он вошёл, как мне бросилось в глаза его не совсем обычное поведение. Вопреки обычаю он не стал бегать по моей квартире и громко восторгаться, а сразу прошёл в кухню, уселся на табуретку в углу и, как-то опасливо нахохлившись, принялся молча ждать, пока закипит чайник.

Вскоре тот весело засвистел – у меня чайник со свистком, представляете?.. – но даже этот радостный звук, так напоминающий о детских годах, не привёл Порочестера в норму.

– Что вы такой смурной, дружище?.. – не выдержал я. – Неужели совесть замучила? Да извинитесь перед старушкой, и дело с концом…

Но Порочестер только головой помотал. Тогда я решил, что это – всего лишь отражение моей собственной нервозности (Лена всё не перезванивала, а ведь с момента отправки письма прошло уже полдня!). Но тут вдруг выяснилось, что у него был свой, личный повод для тревоги, потому что неожиданно он сказал:

– Вы-таки додавили меня, дружище. Поздравьте меня! Сегодня утром я совершил самый рискованный поступок в своей жизни!

– Ну?.. – с деланным интересом приподнял я брови, почти не слушая: в этот миг я вертелся вокруг Порочестера, сосредоточенно осматривая костюмные швы – не застряло ли в них чего лишнего. А тот, помявшись немного, признался:

– Написал аcidophileen в личку и предложил встретиться.

– Ну! – Я чуть не проглотил булавку, которую только что вытащил из его брюк и машинально сунул в рот. Такое развитие событий – я имею в виду письмо – не входило в мои планы. Или, наоборот, входило – в зависимости от того, что именно и как он написал Елене. Если не брякнул лишнего, а только плакался о своих неземных чувствах так же, как ежедневно – мне, то, может, и…

Но я, увы, слишком туг на мозги, чтобы мгновенно прокручивать в голове такие сложные комбинации, поэтому просто сделал тупое лицо и спросил:

– Ну и что?

– Пока ничего, – скорбно сообщил Порочестер, вылавливая ложечкой листки мяты. – Во всяком случае, когда я выходил из дому – было ничего… Дружище, вы не очень рассердитесь, если я нарушу наш уговор и воспользуюсь при вас смартфоном??

– Конечно, дружище, – ответил я, смекая, как будет досадно, если в последнюю минуту моя филигранная интрига рухнет из-за самодеятельности этого идиота. Впрочем, почему идиота? Ведь это я и никто другой так долго и терпеливо подогревал в нём смелость и решительность…

Пока он лазил на сайт, я чутко бдел за спиной, делая вид, что оправляю морщинки на джинсовых плечах. Но зря старался – никакого письма в личке не оказалось. На Порочестера было жалко смотреть.

– Напрасно мы всё это затеяли, – мрачно сказал он после того, как мы выдули по третьей чашке чая с мятой, мятными пряниками и таким же шоколадом с зелёным листиком на обёртке – я специально купил, зная, что Порочестер обожает всё мятное. – Она не хочет видеться. Думает, наверное, как бы повежливее отказаться. И правильно делает…