Не прийти в Сантьяго
– Ага, попробовали б! Нам там просто максимум минут пять на еду полагалось, – пожал он плечами.
– Да ну бросьте, – отмахнулась Она, – за пять минут даже компот не выпить, не то, чтобы целый обед…
– Хочешь жить – умей вертеться, – пожал плечами водила, – Не успел – ходи голодный. Нас же там под 3000 человек было, а столовка одна. И ежели б каждый рассиживался, сколько ему хоцца, это б до утра растянулось… а так – конвейер!
– А правда говорят, что в армии тупеют? – спросила Она после некоторой паузы.
– Трудно так, наверно, однозначно сказать… – задумчиво отвечал парнишка, – С одной стороны, мы там уйму времени на разную фигню тратили, на наитупейшую… но с другой, и пользы ж много было, дисциплина опять-таки, порядок… Хотя знаешь, наверное, правда, только это – не совсем про тупость, – замялся он, стараясь подобрать нужное слово, – Скорей про несамостоятельность… Там же вообще за ненадобностью своей головой думать разучаешься, знай – делай, что скажут… любая инициатива наказуема. Такой, знаешь ли, инкубатор…
– И что вообще нельзя выходить? – продолжала Она, слегка поёжившись.
– Нет конечно, – усмехнулся он, – Это ж армия, а не Шарм-эль-Шейх! Хотя опять-таки не всё так однозначно. Бывали случаи – мы их меж собой «родами» звали… это когда командиру на праздник там какой или на застолье какое надо. Звал он нас тогда и говорил: «Сегодня к шести часам мне нужен торт». Или… ну не знаю… «3 бутылки водки… Приказ понят?». Понят – как не понять? Ближайший магазин – в городе, выходить из части строго-настрого нельзя… Хороша задачка? – хитро подмигнул он.
– Да уж… – протянула Она, – и что же вы делали?
– Что что? Рожали! – расхохотался водитель и лихо прибавил газу.
* * *
Она так увлеклась разговором, что даже позабыла насладиться напоследок красотой ночной Москвы, её широкими проспектами, озорными огоньками подсветки, величественными домами. Когда теперь Она туда вернётся?… Хотя какая, собственно, разница! Ни одна, ни другая сильно скучать не будут… Да и вообще, Москва какой была, такой и останется, красивый жестоко надменный мегаполис… тогда как такие земные и по-хорошему простые персонажи, как этот белобрысый водила, встречаются не так уж часто. Или это Ей просто редко удавалось заприметить их незамысловатую мудрость, вечно витая где-то в облаках?… А к чему в итоге привела Её эта любовь к философским вопросам, метафизике, поискам смыслов… да и привела ли вовсе? Похоже, что, напротив, только отдалила… и от реальной жизни, и от реальных интересов, и от реального восприятия людей и себя.
Случайный незамысловатый разговор, словно окошко в настоящий мир, открыл Ей, возможно, намного больше, чем долгие месяцы самокопаний… чего? Так и не скажешь, да и не слова Она искала… Ощущения. Ведь они зачастую намного честнее.
Вздрогнув на очередном повороте, Она вновь почувствовала, что выныривает на поверхность. Всё вдруг стало намного чётче и интересней, затхлая темница магическим образом превращалась в таинственное приключение.
– А Вы куда летите-то? – словно издалека донёсся голос снова почему-то за-Выкавшего водилы.
– В Португалию… – как-то неуверенно пробормотала Она, ещё не до конца очнувшись от накатившего чувства.
– Ого!… – протянул парниша. – А я, представляете, так ни разу за границей ещё и не был… Да и на самолёте то всего один раз в жизни летал… Но зато не куда-то там… во Владивосток! – с гордостью добавил он.
– Ничего себе! – выдохнула Она, – Надо всей нашей страной, стало быть, бороздили…
– Да уж, приключение было мама не горюй! – усмехнулся он. – Как дело-то было? Где-то через полгода ту нашу элитную часть, что я рассказывал, решили расформировать. Кончился санаторий, добро пожаловать в реальность! И нет бы всех в одно место перевести, хрен там! Разбросали по всей России, кого куда, не угадаешь… Мне вот Владик достался, Петьке, другу моему – Мурманск, Федорчуку – Краснодар… Хотя нет, это я забегаю. Вначале я и того не знал. Реально как в фильме всё было: вызывают нас утром и в приказном порядке «с вещами на выход»… Куда? Зачем? Надолго? Никаких комментариев. Да и не спросишь, не положено. У меня – душа в пятки, думаю, не натворил ли чего… Выхожу – грузовик. В нём пара наших, остальные – с других частей. Час едем, второй, тут – военный аэродром. Построили нас там значит, пересчитали и давай на погрузку в такой огромный грузовой самолет… Не такой, как все эти ваши боинги, а тот, что с большим таким люком сзади. Типа АН-12… ну или что-то типа того, не помню уж. Внутри – лавки, как у десантуры, вдоль стен, стрелковые установки по бокам. Меня аж передернуло, как я это всё увидел…
– Ничего себе! – присвистнула Она, – А это ещё зачем? От чаек отстреливаться?
– Не иначе, – рассмеялся он. – Одно повезло, чайки в тот день не напали… Но о том, как мы летели – отдельная песня… – он вздохнул и поспешно продолжил: – Я в жизни, наверное, так не мёрз… Мало того, что до погрузки нас часа два на плацу промурыжили, а дождь, между прочим, шёл, как из ведра! Стоим, слушаем. Правила там всякие, технику безопасности… Вымокли все до нитки!… Так потом ещё и в самолёте этом – холод несусветный! Трясёт, как в бетономешалке, хрустит что-то, чавкает… Я, чесслово, думал, до земли не дотянем, разобьёмся нахрен!!! Сидели там, короче, сами не свои… глазами хлоп-хлоп… Но вот вроде на приземление пошли… Мы счастью своему не верим, чуть не плачем, обнимаемся, кто-то даже креститься начал!… Сосед мой, из нашей части пацан, говорит, как щас помню, мне на ухо: «Да чтоб я сдох, если ещё раз в самолет сяду! Ни за что, слышишь! На всю жизнь налетался!» Ага, как бы ни так! – рассмеялся водила и хитро подмигнул Ей в зеркало, – Это ж только Новосибирск был. Дозаправка! Нас – на выход, а там холодина – жуть, ещё хлеще, чем внутри! Аж глаза на лоб лезут! Но делать нечего, проглотили сухой паек, и снова – в бетономешалку… Ещё несколько часов, опять на спуск, на этот раз Улан-Уде. Выходим, там, напротив, жарень – под 30… двоим аж плохо стало, еле откачали! – продолжал он. – Постояли, постояли, и снова внутрь, теперь до Хабаровска… В общем, как до Владика добрались, я уж сам себя не помнил…
– Обалдеть, – протянула Она, – Это Вам, конечно, не бизнес-класс… Но вообще, как там Дальний Восток? Понравился?
– Ну как понравился… Мы ж, как понимаешь, по экскурсиям там особо не ездили, сидели себе в части, а потому только её, считай, и повидали. Службу служили! Но в целом, кажись, не просто там живётся, ох как не просто… серо, влажно, дорого… Раны, помню, на ногах так вообще не заживали…
– А с чего вдруг там раны? – удивилась Она.
– Ну как? Мозоли там, натоптыши всякие… Это ведь старые сапоги, те, что с портянками, удобные были. Один, казалось, минус – намотать её правильно, но как приноровишься – хоть чечётку отбивай, хоть марафон бегай. Красота! А новые эти… пытка какая-то, а не сапоги! Нога в них, как в колодке, болтается, пятку трёт, щиколотку не держит! Оттуда и мозоли, и растяжения, и вывихи. А воздух то влажный – океан жишь – вот ничего и не заживает! Так и бегали, терпели… да надеялись, шоб заразу какую не занести…
Её аж передёрнуло… Свежо предание: во всех статьях про Камино, только и писали, что о мозолях и травмах ног, а потому напропалую рекомендовали взять с собой и вазелин, и трекинговые ботинки, и ультрамодные хлопковые носки, и специальные антимозольные пластыри, и присыпки… Будто у Неё не рюкзак – а бездонная сумка Мери Поппинс! Да и вообще, не слишком ли много чести?… Это ж всего лишь поход, не скалолазание, не танцы в деревянных ботинках, не хождение по гвоздям! Простая ходьба, пусть и с рюкзаком. Да и Ей ли было волноваться? Привыкшая к многокилометровым прогулкам, Она и знать не знала, что такое мозоли. Да Она и босиком может это Камино пройти, подумаешь!
– Мдааа…, – задумчиво протянула Она. – Дьявол, как говорится, в деталях21… Но надеюсь, меня Ваша судьба не постигнет. Да и Португалия, поди, не Владивосток.
Водитель в ответ только хмыкнул и лихо завернул ко входу в терминал.
– Ну вот и всё, сеньорита. Приехали! – весело проговорил он, остановившись у светящихся дверей. – Хорошего Вам полёту! Привет португальцам!
ГЛАВА 3. В АЭРОПОРТУ НА ПУТИ В ПОРТУ
Взвалив на плечи рюкзак и в последний раз улыбнувшись приветливому болтуну, Она ступила в неизвестность…
Она всегда любила аэропорты. Любила, но с какой-то опаской или почтением, ощущая необъяснимый трепет при входе в его огромную, ярко освещённую утробу, растворяясь в хромированном величии, словно бы теряя часть самой себя. Оно и понятно, аэропорт для Неё был сакральным местом, своего рода алтарем, началом инициации, со всеми теми неукоснительными «ритуалами», выполнение которых сулит чудо перемещения и в пространстве, и во времени.
Она была рада, что приехала туда одна, без подруги. Ей хотелось в одиночестве прочувствовать этот момент, спокойно побродить по бесконечным залам, приглядываясь к спешащим пассажирам, почтенно помолчать, подумать о чём-то или, напротив, не думать вовсе. Она старалась зафиксировать этот момент, отделить «до» от «после», провести черту, но… не могла. Её мысли, словно мотыльки, вспуганные неаккуратным шагом, разлетались кто куда, оставляя пустоту и непричастность. И воля, и решительность, всё куда-то исчезло, растворилось перед грандиозностью мира, многообразием жизни этих настолько разных собранных вместе людей, и чужих, и родных одновременно.
Она купила большую чашку кофе, почему-то всегда особенно вкусного в аэропортах, и села за столик у окна.
За стеклом в предрассветной дымке поблёскивали огоньки взлётно-посадочных полос, где-то едва различимо взмывали огромные самолёты, чуть ближе – сонно дремали их притрапленные пуповинами братья, словно набираясь сил перед собственным стартом. Вдруг откуда-то сбоку раздался пронзительный грохот. Она резко обернулась. Перед всполошившимся азиатским семейством, словно сражённый воин, валялся наполовину треснувший чемодан, видимо соскользнувший с доверху уставленной тележки. Из сумки-переноски завывал перепуганный пёс, из коляски ревел младенец. Она с трудом пришла в себя, поражаясь контрасту картинок. Засмотревшись на безмятежные самолёты, Она и забыла, что вокруг – сотни людей, шумный суетливый муравейник… Личная возня каждого множилась и усложнялась, складываясь в общую вибрирующую картинку, словно пиксели Её расфокусированного мира начали вдруг судорожно метаться вокруг своей оси. «Я – часть всего этого? или всё это – часть меня?» – размышляла Она, не в силах очнуться от умопомрачительной «карусели»…
Ощущение тепла от горячей кружки, отражение в витрине напротив – потерянный взгляд, не лицо, а маска – мигание огней, гипнотизирующее жужжание тысячи голосов вокруг.
Ночной аэропорт… лучшего места просто не придумать.
* * *
Сейчас, оборачиваясь на начало пути, Ей казалось странным, что то и правда была Она. Воспоминание – что кадр из кинофильма: рассказанный, увиденный, но эмоционально далёкий, что даже нащупав его, схватив за хрупкий край кончиками пальцев, приходится с усилием додумывать оторванные и навсегда ускользнувшие части, по крупинкам воскрешать их в памяти; оно вроде бы и было, а может быть и не было, запуталось под ворохом произошедшего после. Наверное, так всегда и бывает после чего-то особенного, поворотного, такого, что вряд ли когда-либо повторится вновь. Всё было окутано тайной, всё растворялось в полусонных абстракциях, ожидании и щекочущей неопределённости.
* * *
Она сидела и смотрела на проходящих мимо людей. Словно метафора Её собственной жизни, они спешили куда-то, торопились, будто опаздывая на собственные похороны. Зачем? Ведь всё, абсолютно всё, что с нами происходит, рано или поздно закончится, в этом и только в этом нет никакого сомнения, а от того может и незачем спешить? Так глупо, так несущественно, что с точки зрения вечности22 ни Она, ни вообще кто бы то ни было будто и не существовали вовсе, пшик, и всё. Нет их. А может даже и не было…
Так поглядишь, и сразу становится ясно, что поиски смысла – бессмысленны. Время на поиск лишает жизнь жизни, а следовательно, противоречит самой её сути. Да и кто вообще сказал, что степень нашего счастья и, что называется, полноты жизни определяется чётким осознанием её смысла? Лицемерие. Нет его. И честнее было бы признать это раз и навсегда, чем бегать за солнечными зайчиками, искусственно что-то домысливая, сводя мир к упрощённым, логически рациональным конструкциям. Как та сороконожка, что, задумавшись, как ходить, не смогла сделать и шагу. Не смысл надо бы искать, а жизнь.
А как это «жить»?…
Она не знала. Разучилась когда-то и даже не помнила когда. Превратилась в робота, хотя хотела – в ремарковскую Лилиан23… Столько лет прошло, как Она проглотила «Жизнь взаймы», но до сих пор помнила тот прекрасный загадочный образ, удивительную способность героини растворяться во всём, что бы она ни делала: в каждом мгновении, в каждом поступке, в каждой эмоции, в каждом чувстве… и знала же, что дни её сочтены, но от того может даже полнее ценила настоящее, глубже дышала, честнее жила…
Вот и Она хотела также. Ведь должен же быть какой-то способ, помимо, конечно ж, смертельной болезни. Не может не быть! Жить упоённо и легко, без всяких этих рассуждений о нужности, целесообразности, разумности и материальной выгоде… как дети, что играют во дворе в мяч, гоняют его и кричат, дерутся и мирятся, не задумываясь: «А что мне это принесёт?», не прикидывая: «А какая в том польза?» Играючи. Саму жизнь воспринимать как игру, бесцельную, самоценную, что по сути – не так уж далеко от правды, смысла-то нет, и конец – вовсе не пик Эвереста; финита ля комедия, занавес. А потому принесёт ли игра удовольствие или разочарует скороспелым финалом – зависело лишь от Неё самой.
* * *
– Привет! – донеслось вдруг откуда-то из другой вселенной. Она повернула голову, увидев сияющее лицо Катюши, расплывшееся в довольной улыбке.
– Ого! Наконец-то! – проговорила Она, пододвигая стул. – Кофе будешь?
– Не, я ж только из дома. Две чашки там выдула, никак не могла проснуться, – весело щебетала подруга, – А ты давно тут? Говорила ж тебе, не надо так рано подниматься! Я, вон, считай, на два часа больше тебя поспала! И вуаля – успела!
В ответ Она только улыбнулась, ничуть не жалея, что сделала по-своему.
С онлайн регистрацией Катюша припозднилась, а потому сидели они порознь. Что в общем-то не плохо, может удастся хоть немного вздремнуть. Однако ж, едва Она устроилась в кресле и развернула цветастый бортовой журнал, как сбоку приземлилась Её соседка – длинноногая девица с плеером и огромной вельветовой сумкой.
«Мда… вот и завидуй потом моделям, – подумала Она, с интересом наблюдая за попытками красотки уместить свои конечности в крайне узком пространстве. – Эконом-класс в принципе – не самое комфортное место, а при таком «богатстве» и вовсе похлеще каторги…».
Хотя длинные ноги – ещё полбеды… Однажды на одном из перелетов в Штатах рядом с Ней, словно два рыхлых мешка с картошкой, плюхнулась парочка ну очень толстых американцев… Она оглядела их тогда с неприкрытым удивлением – никогда раньше не видела вблизи таких тучных созданий. Просто огромные! Причём настолько, что ремни безопасности на них попросту не сошлись… Она как сейчас помнила смущение милой тщедушной стюардессы, что, неловко отодвигая то и дело вываливающиеся складки пассаЖИРского жира, помогала им пристегнуть к ремням дополнительные вставки. И вот, наконец, щёлк-щёлк, словно перетянутые тюки, Её соседи пришпилились к несчастно хрустнувшим креслам, самолёт, казалось, накренился, но всё же в итоге взлетел. Ей и самой тогда, кстати, досталось: выпирающие соседские телеса безбожно свисали и на Её вообще-то законное место, буквально вжимая в упругую стенку, но Она промолчала, ибо – а что тут скажешь? – липосакция на борту предусмотрена не была, свободных мест также было не видать. А потому, стараясь хоть как-то отгородиться и благодаря маму за хороший метаболизм, Она таки как-то долетела, благо рейс был не трансатлантик.
Сейчас же длинноногая деваха страдала в одиночку, особо не посягая на Её личное пространство. Ну разве что сумка её немного мешалась, щекоча ворсом Её разутые ноги, но то поправимо: едва услышав сбоку лёгкое похрапывание, Она ловко отодвинула вельветового пузана к проходу. Ибо нечего.
– Ну и каков на вкус кошерный завтрак? – любопытная мордашка Катюши высунулась из-за соседнего сиденья, – Чем потчевали?
– Пицца, представляешь! – ответила Она, хмыкнув, – Не самый, скажем, традиционный кашрут… Зато, гляди, что было на дне коробки, – Она протянула подруге небольшую карточку с витиеватой подписью, – Знак главного раввина России! Всё, мол, готовилось неукоснительно по Галахе24. Товарищ зуб даёт.
Аэропорт Стамбула встретил их огромными полупустыми залами. Было раннее белёсое утро, редкие несмелые лучи едва просачивались сквозь хромированные окна, пахло сыростью и чистящим порошком.
– Слушай, – неуверенно начала Она, пока они монотонно шли по бесконечному коридору. Вокруг стояла странная, какая-то неаэропортная тишина. Плотный ковролин проглатывал звуки шагов. Только поскрипывание колёс чемоданов, что вяло катили их сонные попутчики. Ни музыки, ни сообщений по громкой связи… – В тот раз мне показалось, что тут всё было как-то поживее…
– Ты про аэропорт? – переспросила Катюша. – Так это же другой! Не наш Ататюрчик25.. Этот совсем недавно построили, потому-то тут, наверно, пока так пустынно. Не обжили ещё… Кстати, помнишь ту парочку, с которой я испанским занимаюсь? Ну те… которые дизайнеры. Так вот Денис через неделю как раз сюда приедет. Будет тут устраивать какой-то показ. Ну или выставку, как раз наверное в честь открытия… Кстати, дай-ка я ему как раз сфоткаю его будущее место работы…
– Тогда понятно, – протянула Она, – Кстати нам, как я понимаю, не нужно тут с багажом возиться? Он ведь у нас, по-моему, сам по себе летит прям до Порту…
– Да вроде так… – неуверенно согласилась подруга, – Но вот проверка ручной клади и вся эта канитель с досмотром, увы, будут. Так что особо не расслабляйся!
– Ого! Даже, если мы не собираемся выходить в город? – недоверчиво переспросила Она.
– Oui oui26, – отвечала Катюша, разводя руками. – Я же тут совсем недавно была, помнишь, когда мы по работе в Ашхабад летали? Сама, помню, удивилась на их «Выворачивай карманы!»
– Это когда твой Алонсо чуть на рейс не опоздал? – усмехнулась Она.
– Ну да, – кивнула, хихикнув, Катюша, – Вот что ведь за человек? Сколько ему лет, а он всё как ребёнок! И скоро у нас, кстати, новая серия приключений аргентинцев по СНГ намечается, так что жди второй сезон.
Катюша работала в Торговом представительстве Аргентины в Москве и, будучи правой рукой руководителя, регулярно сопровождала его в их вроде деловых, но вечно попадающих в истории, делегациях.
– Куда на этот раз? Снова в Узбекистан?
– Не… на этот раз – в Казахстан… – гордо ответила подруга.
– Аргентинскую говядину что ли там продвигать?
– Не, на этот раз что-то там по нефтянке…
– Оно и понятно, – усмехнулась Она, – Не в коня был бы корм27!
– Скажешь тоже! – расхохоталась подруга. – Но, в общем и целом, так оно и есть. Ни коней на переправе, ни кумыс на матэ28 они точно не променяют… и к гадалке не ходи.
Миновав пустынные утробы терминала прилётов, они вышли в зону дьюти-фри. Там всё было в разы веселее: то тут то там сияли разноцветные вывески, из динамиков доносилась ненавязчивая музыка, некоторые магазины уже открывались, зевающие продавцы поднимали шуршащие жалюзи, выставляли на прилавки сверкающий новизной товар; пахло парфюмом и выпечкой.
– Так, Милаш, – проговорила Она, останавливаясь перед одной из витрин. – Подожди, плиз, минутку, я пить хочу, сил нет. Хотя… – замялась вдруг Она, – на проверке то воду у меня отберут, а залпом я всё не выпью, не живот потом будет, а аквариум…
– Да нет, это ж черносливы, – улыбнулась подруга, – Они, щедрые душеньки, до литра разрешают с собой проносить, так что покупай спокойно! А я, смотри, буду теперь как настоящий пилигрим, – гордо добавила она, вынимая походную бутылку-термос, – приобщаться к общественным благам! Вот даже тарой специальной обзавелась!
– Браво, Китти! – рассмеялась Она, – Ты не перестаешь меня удивлять своими походными задатками!
Досмотр и впрямь оказался более чем формальным. Чернобровые офицеры, улыбаясь и строя им глазки, нарочито невнимательно проверили их карманы, проводили сквозь рамки и отпустили восвояси, а точнее, в огромный и пёстрый терминал. Не аэропорт, а настоящий турецкий базар, ничего общего с чопорным залом прилётов! Всё вокруг кричало, кипело, пахло, журчало, что на контрасте с прежним безмолвием немного смущало и сбивало с толку. Даже именитые бренды были обескураживающе приветливы, ни намёка на обычно отрешённую надменность, напротив, их настолько гармонично вписали в непритязательно ярмарочный антураж, что поди там разбери, где килограмм фиников, а где – туфли от HERMES.
Подруги остановились и беспомощно огляделись: где же в этих развалах информационное табло?…
– Гляди, милаш, – дёрнула Она Катюшу, кивая в сторону полукруглого киоска, – Наш любимый рахат-лукум! И как похож на тот, в Мармарисе29, помнишь?
– Ещё бы… Я такого вкусного нигде, наверное, больше не ела! – с придыханием ответила подруга, словно мотылёк на свет, подплывая к разноцветному прилавку. – А ну-ка, давай на спор, он или не он?!…
* * *
И вот они, наконец, в Порту. Однако ж, несмотря на мягкую посадку и солнечный португальский приём, сил на радость не было. Шутка ли – бессонная ночь и столько впечатлений в дороге! А тут ещё и время поджимало: на то, чтобы изучить город, у них было всего полтора дня, тогда как планов – почти на неделю… Причем, как по ощущениям, так и эта несчастная половинка скорее всего вылетит в трубу, против усталости – особо не попрёшь, а против сонливости – так и подавно.
Однако ж, взяв себя в руки, а руки в ноги, они словно в анабиозе – молча и на каком-то встроенном автопилоте – получили свои затюканные рюкзаки, прошли паспортный контроль и оказались в шумном вибрирующем зале прилётов.
– Так, Милаш, не раскисаем! – нарочито бодро проговорила Она, увидев бледное, изможденное лицо подруги, – Нам же совсем чуть-чуть осталось… Вот доберёмся до хостела, там и отдохнём, там и душ примем… а потом и кофе где-нибудь раздобудем! Ты только держись! Но где же это несчастное метро? – Она беспомощно огляделась в поисках указателей. – Насколько я помню, нам нужно сесть на фиолетовую ветку, проехать до станции «Сеньора да Ора», пересесть на синюю и вуаля, наш хостел будет буквально в двух шагах.
– Хоть бы хоть бы! – с надеждой проговорила Катюша, – Но там, получается, не совсем Порту? Точнее не исторический его центр, верно?
– Ну да… наш Матазиньюш – немного за МКАДом, – кивнула Она, – Точнее, за ПКАДом, если тут такая имеется. Пусть и не центр, зато у самого океана!
– Аргумент! – ответила подруга. – Ибо море – наше всё…
Чуть повозившись с покупкой билетов – иноземный агрегат никак не видел их банковские карты – они вышли-таки на залитый солнцем перрон. Станция местного метро была совсем не похожа не её московских товарок – ни тебе музейной монументальности, ни позолоченной лепнины с вензелями. Простенький такой перрончик с деревянными лавочками и стеклянным хромированным навесом. Крохотные, всего в два вагона длинной, обтекаемые поезда, больше смахивавшие на чёрно-зелёных гусениц, неспешно ползли по укутанным в ярко зелёный газон рельсам.
– Ну и милота! – протянула Катюша, оглядывая приближавшуюся гусеничку, – какие же они хорошенькие!
– Да уж, – проворчала Она в ответ, поправляя натиравшую лямку, – Были б только порасторопнее – цены бы им не было! А то уж с полчаса как стоим…
– А ну-ка стоп! – пронзительно вскрикнула Катюша, практически уже войдя в бесшумно раскрывшиеся двери. – Билеты-то мы с тобой не пробили! А тут это похоже снаружи делается, вон как те, видишь?! – она кивнула на стоявших позади ребят, что один за другим прикладывали карточки к невысокой металлической тумбе, словно пенёк притаившейся возле мусорки.
– Вот те раз! – пробурчала Она, спускаясь обратно. – И откуда, позвольте спросить, мы должны были об этом знать? В жизни б не догадалась, что эта несуразица и есть терминал!
– Ну тут как бы инструкция есть, – примирительно проговорила Катюша, вглядываясь в мелкий текст, – Но, согласна, могли бы и покрупнее написать. И, гляди, пишут, что и при пересадке билет нужно будет пробить.
– Экое доверие! – цокнула языком Она, – Никаких тебе турникетов, кондукторш или полицаев, прям какое-то испытание на вшивость! Им поди и невдомёк, что у нас, у русичей, фрирайдерство30, считай, что, в крови!
– Есть такое дело… – улыбнулась подруга, довольно усаживаясь в широкое плюшевое кресло. – Но потому и штраф, полагаю, у них тут не маленький… В Германии, вон, такая же система – никаких проверок, хочешь покупай билет, хочешь нет… но если поймают… Штраф – караул! Евро 200, не меньше!