Развлечения беспечных. Чрезмерное употребление алкоголя вредит здоровью

Двигаемся дальше читатель, иль чуть подзадержимся, дорогой?

Глаза Пьетро были яркоголубыми. Так он всегда думал, да и мама говорила. На самом деле были они синими, синими. Никто ему из посторонних, близких, дальних и родимых, никто из них – его об этом боялись опечалить, а всласть поиздеваться умельцев за его жизнь не находилось. Ибо в нашем Ингорианске синие глаза иметь – значит быть из касты отверженных. А он-то и не помышлял, что папаня его из тех, кто рубит и дерет коров – самых священных животных в мире (ну , это по-нашему, по-ингориански). Все говорили, а он и сам верил, что покойный папаня его был из касты деревщиков. Мать его с трех лет об этом убеждала, и убедила.

Продолжение следует…

Ксивочка стояла. Она просто стояла. Красиво. Уважительно. По-ингориански. Если бы Ксивочка знала, что её ненаглядный Пьетро называет её про себя Пяточкой, наверняка бы обиделась, но так, чтоб он не знал, всё равно бы его принимала, и давала всё, надеясь на его расположенье. Ксивочка из бедненькой семейки, одна надеждочка – мужика полного жизни себе в жизнь приплести. Ксивочка была очень красивой, так она думала сама про себя, да и Пьетро ей говорил, в пылу кончания акта (ну, в любви так сказать).

Увидев в лавке Розалию и Пяточку одновременно, уважаемый читатель, честно сказать, Пьетро оскорбился. Оскорбился на судьбу. Ну как так – то ни одной, то сразу , обе и в одной лавке? Выбирать что ли?

Продолжение следует…

Пьетро думал не о них. Выйдя из лавки, Пьетро думал о Вере.

Вера была в сознании его безграничной. Опасной, но притягательной. Красивой, но пугающей, такой близкой. Она жила далеко, на Севере Северноморских Вод. Видел он её давно, но никогда не забывал. Всё помнил, как вещала ему она про различия, как она делит всех по признакам, и он её помнил. Основанье в нем заложенное было ею, Верой. В чем отличье, думал он, идя из лавки незнамо куда: "В чем отличье, между тех, кто верит, что все плохое в жизни можно словом замолить, и тех, кто не прощает, а предрекает следующий путь с долгами прошлыми? Кто боле гуманитарен ".

Ой, прости, читатель, гуманен? Слова не путаю, и будь здоров.

Вместе

Розалия вышла из лавки, и пошла за ним. Хотела окликнуть, но он шел не оборачиваясь, видимо о чем-то сильно размышлял. Она просто хотела посмотреть куда он пойдет дальше, но, рассмотрев его задумчивость, всё же пошла своей дорогой.

Ева тоже пошла домой.

Отдельно

Вера, вся такая-растакая, которая любила чтобы её хвалили, в тот магазин в тот день не ходила.

Не путайся, читатель, меж трех огней.

Высокий интеллект Веры однако не обеспечивал ей счастливого будущего. Вот споткнулась раз, два, на третий стала увереннее ходить, зная что ямы в жизни угодно кому и где встретиться могут. Спотыкаться она больше не хотела, поэтому сильно требовательна к людям стала. В общем, вышла в тот день она из дома поздно вечером, увидела некого трухлявого мужчину, подумала что он красивый, и спросила сигарету. Он посмотрел на неё, узнал, и поздоровался. Вера смотрела на него, смотрела и молчала. Вдруг всплыл в ее мыслях образ давнего знакомого, но сейчас он выглядел гораздо лучше, как-то импозантнее что ли.

– Пьетро!?

– Привет, Вера.

Знакомы они были с детства, не виделись давно, Вера спросила как изменилась за эти годы, оказалось сильно, поговорили о том, о сём, и разошлись по своим домам. Вера не знала, сколько занимала его мысли тогда, когда бегали они вместе по лужам, пускали кораблики после дождя, наперегонки с уроков по домам ходили. Он был для неё просто одноклассник, хороший мальчик из приличной семьи.

Глава II Поэма в поэме. И точка.

Когда была маленькой, Вера все изучала окружающих её субъектов, ну, всех то есть. Всё понять хотела – причины их действий, слов, умозаключений. Условия, которые их привели к таким поступкам, тоже хотела понять. Хотела, хотела, а потом разочаровалась. Становилось понятно, что логики в этом нет. Это когда она ещё совсем маленькой была.

Высокий интеллект Веры не обеспечивал ей счастливого будущего.

Потом она захотела упорядочить, как-то чтобы поспокойнее стало, чтоб легко, чтоб сердце не трепыхалось.

Мыслей и тогда у неё много складывалось, не знала только, по – малости лет, как выражать их так, чтобы понятно, яснее, открытее.

Думала Вера, думала, смотрела Вера, потом задачу решить захотела: Как же всё упорядочить? Не для кого-то, а чтоб себе полегче жить на этом свете сделать?

Тогда, когда ещё совсем малой была, вопрос о неудачах, успехах, глупых разговорах, Вера приняла для себя ответ: Надо понять, как отделить, запечатлеть, сделать лакмусовую бумажку – обо всех окружающих. Много читала книжки, потом поняла, что нужно просто классификацию сделать.

Классификацию людей.

Вот.

Так.

И с этой задачей общалась, ходила, ездила, болтала, разговаривала. С самыми разными. Людьми. Нигде об том не трещала, всё про себя, про себя. Невслух имеется ввиду. Всё про себя. Так и родила она для себя свою идейку о классификации.

Случайно проговорилась об этой идейке друзьям-подружкам, на заднем дворе соседнего дома. Просто сказала: "Я вот знаю, что все люди делятся, на категории, и в зависимости от относительности к определённой из них, можно понять, как им помочь".

Вера пошла гулять по улицам, вежливо попрощавшись с Пьетро, и вдруг стала всё это вспоминать. Как рассказывала в детстве тому Пьетро об своей идейке. Как он удивлялся, а потом всем хвастался, что Вера рассказала об своей "идейке" именно Ему. Как потом её просили другие рассказать им то же самое, но ей было наплевать, ей неинтересно по несколько раз одно и тоже говорить, а Пьетро так получается и остался одним единственным её адресатом той самой "идейки". Она уже и сама забыла, и перестала давно развивать ту мысль, как-то другие задачки с возрастом появлялись, решались, осуществлялись, исчезали. Вот увидела одноклассника, вспомнила и время то, и слова произнесённые, и прогулки, и разговоры. А идейку ту, тоже вспомнила. Она поняла, увидев Пьетро, взглянув назад, насколько много вложила ему своими теми словами об той идее о классификации людей. И поняла, что много значила в его жизни, хотя были они просто одноклассниками, товарищами по прогулкам на задних дворах соседних домов.

Читатель, не скучай. Скоро развяжемся.

Из Севера Северноморских Вод Крассно-Дновотрасского бульвейдерга Вера с родителями переехала сюда, в Ингорианский бульвейдерг город Фэнтези давно, но не ожидала здесь друзей из детства встретить.

Что-то порядком подзадержались мы тут, читатель, сильно подзадержались, аж самой скучновато стало. Так, читатель?

Далее едем или постоим?

Ксивочка была шикарной. Так думали все, в том числе и она.

Читатель, простишь ли ты меня за перескок с одной темы на другую? Уверена, да, как всегда, как обычно.

Давайте посмотрим что делал Пь етро?

Пьетро вышел и пошел, из лавки, прямо, нет, не домой, а просто так, по улице, сам не зная куда идет, просто куда глаза ведут. Не поняв как, он зашел на площадь Победы, там где шпиль до неба, высоко растут деревья. Ели, сосны, и березки почему-то. Постоял у шпиля, одумался – заблудился? В 3-х соснах? Дурак. Решил так на себя, поплел знакомой дорожкой к себе, до дому, до хаты. Возле дома своего, подходя чуть не на полшага, увидел Её. Он обомлел поначалу, разве так бывает – вот думаешь о ней, вспоминаешь, – и тут в реальности она прям перед тобой, как лист перед травой? Бывает разве? Нет. Подумал Пьетро и ответил ей на просьбу о табачке:

– Привет, Вера.

– Пьетро!? – сказала она своим неизменившимся бархатистым, чуть подволакивающим, таким манящим голосом.

Пьетро хотел упасть. Упасть прям пред нею, так чтоб только она как памятник, никуда не уходила, а он пред ней лежать согласен .

Да нет, она живая оказалась, не памятник, не роза, не узор на кружке. Она, такая вся-растакая. Поговорили о том, о сём, Пьетро особо не распространялся, как переехал сюда, откуда да почему, да она и не интересовалась. Поговорили как старые знакомые, а ведь она столько его манила, столько мыслей его занимала, как мечтал он о ней! И щеточки все его были про неё. Может, потому что недоступная была? Да не, банально, как в плохом кино. Просто сказала она тогда про вещи такие, про которые никто ему больше ни до, ни после – не говорил.

Глава III

Начало вечера всегда незабываемо. Как все постепенно, понемногу, по чуточке света, убывает и уходит. Всегда чуть неожидаемо, хотя предсказуемо, вечер начинается внезапно. Друг однажды удивился, спросив у меня – а что, уже вечер? Так все смеялись, будто не видел он, что ночь на дворе практически, а он даже и вечера наступленье не заметил. Может пьян был, может просто хмельной, может просто слукавил, не зная что спросить у меня. Так думала Вера, направляясь в конносарий, где жила её подружка, Ева.

Пьетро зашел к себе, в хоромы, разлегся по привычке на ковре, а в голове все крутились слова М.Ю. Лермонтова: "И там три раза провернул своё оружье." Да и мыслей в голове никаких, только на языке эта фраза из стихов знаменитого поэта.

Звонок в дверь раздался, Пьетро встал, не спеша, открыл, увидев вновь Её. Она стояла в крови. Рука, остановившись на дверном звонке, побагровела, платье голубое стало черным, на ногах однако стояла твердо. Вера пришла к нему внезапно, как не приходит вечер.

Утром, после слёз, метаний, напряженного и горячего секса, Она сказала Ему: "Ты не он!" Он решил, что она сошла с ума.

– Что случилось с тобой? Почему вчера в крови пришла, грязная, пьяная, и откуда знала куда идти, где я живу?